Маска бога - Ходжилл Пэт - Страница 14

— Выпей, лорд, — сказал Бур.

Торисен опустил взгляд на чашу подогретого вина, которую совал ему в руки слуга и старый друг. Холодные пальцы обвили кубок, сеточке узких белых шрамов нравилось тепло. Он опять говорил сам с собой вполголоса? После двух недель бодрствования сны перетекают в реальность. Он слишком часто проходил через подобное и знал эти признаки. Черт возьми. Почему же он не может справиться?..

Контроль. Нужно все держать под контролем.

Лорд поднял кубок и тут увидел в зеркале следящие за ним глаза Ардета. Вино пахнет как-то странно. По спине пробежали мурашки, и за дрожью последовал гнев.

— Изменники! — Хриплый чужой голос вырывался из его горла. — Едите мой хлеб и замышляете предать меня. Ты, и ты, и ты…

Простоватое, открытое лицо Бура окаменело. Не произнеся ни слова, он принял назад кубок и отхлебнул большой глоток, его темно-карие глаза не отрывались от серебристых глаз Верховного Лорда. Слуга моргнул. Ардет выхватил у него полупустую чашу прежде, чем Бур успел уронить ее. Харн крепкой рукой поддержал обмякшее туловище и усадил кендара за стол, прорычав через плечо:

— Черныш, ты чертов дурень.

Черный Лорд Торисен онемел, потом его начало трясти.

— Я… но это же не…

Ярость исчезла так же быстро, как и появилась, — но он же не берсерк, чтобы вот так вспыхивать или говорить такие слова этим голосом. Все эти проклятия принадлежали Гансу, он был одержим навязчивой мыслью о предательстве, что вынудило некоторых его верных соратников пойти на самоубийство, а остальных — изобрести способ отпустить сына безумца из замка в Гиблых Землях. Кендары выкупили Торисена из лап Тьмы ценой собственных жизней и чести.

«Прислушайся: вот они шелестят в тенях зала, лишенные чести и жизни, шуршат, скребутся…»

— Нет. Я отказываюсь смотреть этот сон.

Он повернулся к сидящим спиной и вновь вышел на балкон, вцепившись в перила, чтобы унять дрожь в руках. Даже теперь она ищет его, но он больше не будет прятаться в страшном призрачном зале из сна, где сумасшествие бормочет у незакрытых дверей. Он не станет спать — остаток всей своей жизни, если потребуется.

«Пережди, просто пережди…»

Сон начался так же, как и всегда: Джейм искала Тори.

Она сердилась на него за то, что позволил отцу выгнать ее, но найти брата было все-таки нужно, потому что… потому что у нее кое-что для него было. Кольцо и меч Ганса. Перстень надет на палец, ладонь сжимает эфес грозного Разящего Родню.

Меч беспокоил девушку. Он сломался в руках отца, но теперь опять был цел, за исключением эмблемы на рукояти. В трещине что-то двигалось, темное и влажное: бесплотные губы, беспрерывно бормочущие голосом отца, и острые зубы, кусающие ладонь. Но она не может бросить его, пока Тори не разожмет ее кулак, — но, сделав это, он и не увидел, как меч разъел руку сестры. Его это не волновало. Так что она не предупредила брата о сумасшедшем шамкающем голосе и голодных зубах.

Потом она снова искала Тори, потому что он отослал ее от себя и теперь прячется, словно в какой-то глупой игре.

В Канун Весны Джейм наконец-то нашла его, стоящего на краю Южных Пустошей, спиной к ней. Брат держал Разящего Родню и прислушивался к голосу, не замечая, как кровь из руки струйкой стекает по лезвию — зубы молча делали свою злобную работу.

Джейм позвала:

— Брат…

— Я отказываюсь смотреть этот сон! — отрезал он и быстро ушел.

— Вернись! — кричала она вслед. — Ты не можешь вечно убегать от меня!

Но он уже исчез в перекатывающихся песках.

Нет, это не песок, а сухие листья, с легким хрустом ударяющие по лицу. Перед девушкой лежит серая городская улица, по обеим ее сторонам — развалины домов. Что-то черное ползет по вывернутым камням брусчатки мостовой к ней, призрачные пальцы аккуратно ощупывают булыжники на пути. За запертыми дверями ревут охваченные ужасом ребятишки. Монстр Нижнего Города, все-таки не уничтоженный, шепчет о чем-то на ветру. Ее голосом, прилетевшим из другого места, другого сна.

Появился горбатый месяц, белый и холодный. Ни песка, ни листьев — снег, скрывающий вершины гор Тимор и Тин-набин, маячащих над головой. Она на Голубом перевале в Хмарях, лицо обращено на восток, к Тай-Тестигону. И опять что-то крадется к ней, как тень, по нетоптаному насту. Оно поднимает голову — и Джейм узнает черты Отравы.

На зов откликнулся не тот брат.

Повернуться. Бежать. Если только суметь опять выбраться в мир бодрствующих, оставить его здесь, в месте, которому он принадлежит, — создание кошмарного сна, которым он стал…

«Ты не можешь вечно убегать от меня, — насмешливо прошептала темнота позади. — Кровные связи…»

Луна выросла, пошла на убыль, вновь выросла, снег таял под ее бледными лучами. Тень, преследующая девушку, погрузилась в зелень весны, но она приближалась, иногда ползком, иногда обвившись вокруг какого-нибудь пойманного дикого животного, скача на нем и одновременно высасывая душу. Один олень продержался неделю, прежде чем буквально распался на куски перед толпой до смерти испугавшихся оскалов, охотившихся на него. Демон шел по торговой дороге вдоль Стремительного потока, через Невиданные Холмы, обогнул подножие Снежных Пиков, проник в Заречье и, наконец, оказался у самых ворот Готрегора, где уже можно было прервать столь долгий пост и наконец-то пообедать…

Вскрикнув, Джейм пробудилась. Вокруг нее медленно проявилась комната в башне, а Жур, недовольный тем, что его потревожили, вдруг, слишком сильно сжав руки, перевернулся на другой бок и заворчал, вновь задремывая. Остынь, остынь, успокойся…

Снова все те же проклятые сны. Плохо, что они являются сами собой, когда изнеможение вынуждает девушку забыться. Еще хуже, что каждый из них заканчивается в новых декорациях, словно преследователь и вправду приближается. Но все-таки это ведь только сны.

Ладно: она обиделась на то, как Тори стал обращаться с ней. Не так-то просто было вернуть ему кольцо и меч Ганса. Некоторые поступки, которые Джейм совершала, некоторые места, где побывала, несомненно, привели бы его в изумление, если бы он только позаботился спросить. Но он ничего не спрашивал. Конечно же, Марк мог рассказать ему, но Тори настолько не любил шпионов, что девушка удивилась бы, начни он собирать информацию у нее за спиной. Прекрасно, оставим его в неведении; но и вправду стоило бы объяснить ему, что Разящий Родню был заново выкован за Темным Порогом.

А что до Отравы, так Монстр Нижнего Города, может быть, и создан вокруг его души, но он никогда (насколько она знала) не отличался сообразительностью своего направляющего. «Кровные связи»? Никаких чувств эти слова не вызывали. Это Тори, а не она, Связующий Кровью, но в своей ненависти к шанирам брат никогда не допустит, чтобы такая мысль даже пришла ему в голову.

Кровь — солоноватый вкус, когда страстный поцелуй Отравы чуть не лишил ее нижней губы, невидимый шрамик, который она до сих пор чувствует языком…

Это как раз достаточно реально.

Остальное имело бы смысл, будь она предсказательницей. Не имеет значения, что ее мысли по крайней мере дважды пересеклись с мыслями Отравы в Тай-Тестигоне или то, что расстояние между душами ее и Тори значительно уменьшилось с тех пор, как оба предыдущей зимой испытали на себе действие яда вирмы. Это не было предвидением. Черт побери, никогда в жизни Джейм не заглядывала в будущее и не собирается начинать теперь.

Но последняя картинка минувшего сна задержалась в сознании: призрачная фигура ползет по детской спальне Брендана, взбирается на кроватку, собираясь плотно поужинать после вынужденного воздержания. Отраве всегда нравились маленькие мальчики.

Нет, от раздумий никакой пользы. Сон или явь, патруль Каинрона или нет, она должна сама проверить, в безопасности ли дом брата.

Вниз, вниз, на Передний Двор, по направлению к половине Брендана, и Жур трусит следом. Яркий серп луны как раз осветил горы на востоке. Около полуночи. Тень Джейм трепетала в траве, колышущейся под неистовым ветром, словно в любую секунду была готова оторваться и улететь. Тени прежде были независимы, как и души, отбрасывающие их. В сущности, ведь как раз такова природа Монстра Нижнего Города — а Отрава гулял без тени, будто под вечным полуденным солнцем. И Сирдан Свят-Халва посылал свою душу в ночь как незримого убийцу, Сумеречного Вора.