Фраера - Горшков Валерий Сергеевич - Страница 42

• Предыдущая
• 42/83
• Следующая

Дмитрич убедился, что я все понял, и вышел на плац, оставив меня наедине с обеспечивающим офицером и трубкой.

– Алло, алло, Глеб! Это папа Ирочки!.. Господи… Приезжай скорее в госпиталь!

– Какой адрес?! – Слышимость была просто на удивление хреновой, словно я разговаривал не с Питером, а с Петропавловском-Камчатским. – Я не разобрал, что высказали…

– Госпиталь на Рижском проспекте! Я буду ждать тебя на проходной!.. Алло?!

– Все понял, еду! – Я кинул трубку на аппарат и выскочил из домика контрольно-пропускного пункта.

Часть находилась отнюдь не в центре, так что поймать среди ночи такси было делом весьма непростым, но, как всегда, на помощь пришел Дмитрич, наш с Хаммером ангел-хранитель. Не успели мои ботинки коснуться асфальта плаца, как из-за угла выскочил, освещая дальним светом красные металлические ворота, «уазик» командира. Водительская дверца приоткрылась, и из нее выглянула физиономия старшего матроса Белкина, личного шофера кап-три Рогожина.

– Садись давай! – крикнул он, махая мне рукой. – Батя приказал тебя отвезти туда и обратно!

Я обежал машину и прыгнул на сиденье рядом с Белкиным.

– Гони в госпиталь, на Рижский проспект! – выпалил я, переводя дух. – Это возле Фонтанки…

– Знаю, знаю, – с готовностью кивнул водила, наблюдая, как дежурный по части открывает ворота. – Как у тебя дела-то?.. Я слышал, с Хаммером случилась какая-то неприятность?

– Откуда слышал? – Фары «уазика» вырвались за пределы части и распугали прогуливающихся по тротуару котов, которые как ошалелые бросились врассыпную. – Кто болтает?

Я посмотрел на Белкина, видимо, чересчур пристально, так как он мгновенно смутился и пожал плечами.

– Так, пацаны… Серега ведь в лазарете, да? – В его глазах снова промелькнуло любопытство.

– Да. Только не лезь ты лучше в это дело. Слишком все серьезно. И не болтай лишнего, иначе…

– Да я что? Я ничего.

И потеряв желание задавать вопросы, личный шофер командира полностью обратился во внимание, стараясь держать максимально возможную скорость.

Улицы были практически пустынны, если не считать попавшихся нам по дороге нарядов милиции, но у них не было привычки тормозить военные машины ни днем ни ночью. Если что – пусть ВАИ занимается.

Так что до госпиталя мы доехали очень быстро, и я сразу же заметил стоящего с сигаретой возле проходной отца Иры. Видимо, он не ждал, что я приеду на военном «уазике», поэтому обернулся как-то опасливо, когда услышал мой оклик.

– Жди здесь, – я хлопнул по плечу Белкина и выпрыгнул на асфальт.

Кандидат наук щелчком выбросил окурок и быстрым шагом пошел мне навстречу.

Когда свет тусклого уличного фонаря упал ему на лицо, я в первый момент ужаснулся – так сильно отразилось на пожилом ученом пережитое им за последнее время. Вероятно, мысленно он уже расстался навсегда со своей дочерью, и лишь слабая надежда поддерживала в нем и его жене желание жить.

Меня нисколько не смутило, когда практически полностью поседевший за последние двое суток мужчина обнял меня, как родного, и стал плакать.

Я терпеливо дождался, пока он не ослабит объятия, а потом принялся задавать идущему впереди меня к реанимационному отделению Владиславу Антоновичу все интересующие меня вопросы.

Он молча выслушал их, а потом неожиданно спросил меня самого:

– Глеб, а тебе не кажется, что ты тоже должен рассказать мне кое-что?

– Да, вы правы.

Мне ничего не оставалось, как начать с самого начала, с того весеннего вечера, когда мы с Хаммером неожиданно наткнулись на огромное богатство.

Когда я закончил, Владислав Антонович некоторое время молчал, но потом положил мне на плечо руку и произнес:

– Мне трудно вас судить, ведь я ее отец. Но ты должен со мной согласиться – Ира пострадала ни за что, просто потому, что любила и – я надеюсь – до сих пор любит Сергея и хочет выйти за него замуж.

Когда мы свернули за угол и я увидел сидящую на выставленном в коридор диване Елену Викторовну – Ирину мать, Владислав Антонович наклонился к моему уху и прошептал:

– Прошу тебя, не рассказывай матери то, что ты рассказал мне. Если спросит – ответь, что Сергей разбился на своей машине… Придет время, боль поутихнет, и я сам поговорю с ней. Хорошо?

Мы уже подошли к дивану, и я не стал отвечать вслух, а лишь едва заметно кивнул. Мне снова предстояло вынести слезы, но на сей раз уже женские, что было куда труднее.

Когда Елена Викторовна прекратила плакать, я поинтересовался состоянием здоровья Иры и спросил, можно ли ее навестить.

– Доктор сказал, что она уже вне опасности. Только… – на покрасневшие от недосыпания и нервного напряжения глаза женщины опять накатились слезы, – только у нее на теле все равно останутся шрамы от порезов. Надо не меньше десяти тысяч долларов, чтобы пластический хирург мог вернуть Ирочке хотя бы часть того, что было раньше. А где найти такие деньги?.. Мы простые люди, у нас почти ничего нет! – И она снова разразилась рыданиями.

Владислав Антонович достал платок и, успокаивая жену как ребенка, стал аккуратно вытирать с ее щек соленые ручейки.

– Мы найдем деньги, – с трудом выдавил я, глядя несчастной женщине прямо в заплаканные, усталые от перенесенных волнений глаза. – Ира снова сможет загорать на пляже и носить открытый купальник. Я обещаю!..

И мне в голову вдруг пришла шальная мысль насчет неизвестно куда исчезнувшего со дна Невы золота.

Я вспомнил о Дмитриче, у которого был для меня «серьезный разговор». Я вспомнил о том, что именно к нему поехал Хаммер за деньгами, и о том, что, находясь в катере вместе с двумя бандитами, не обнаружил в спортивной сумке Сергея индикатор для поиска оставленного нами на буксире радиомаячка. Он не мог исчезнуть, его мог взять и отдать кому-то только Павлов!..

И я ощутил, как закололо кончики пальцев, а в висках колокольным звоном застучал пульс.

Появившийся в коридоре госпиталя врач, полковник медицинской службы, сказал, что до утра не сможет пропустить к Ире посетителей. Он предложил всем нам ехать домой, окончательно убедив родителей девушки, что нет никаких причин опасаться за ее здоровье.

– Я думаю, что уже завтра мы переведем ее в обычную больницу, где она сможет продолжить курс лечения. – Заметив слезы на глазах Елены Викторовны, доктор нашел в себе силы улыбнуться и сказал: – Ничего, я уверен, что ваша очаровательная дочь еще сможет выступать на конкурсах красоты! Она – потрясающая девушка, такой и останется, это я вам говорю! И еще – будущий ребенок также вне опасности. – И, пожав на прощание руку топтавшемуся в нерешительности Владиславу Антоновичу, полковник быстрым шагом направился вперед по коридору.

Отец Иры повернулся ко мне и тоже протянул широкую, кряжистую ладонь.

Спустя десять секунд зеленый командирский «уазик» мчал меня на предстоящий разговор к Дмитричу Красикову.

Я молча курил одну сигарету за другой и наблюдал, как вспыхивает в полумраке кабины оранжевый огонек крепкой американской сигареты.

– Я как увидел, ах своим глазам не поверил, думал – галлюцинация! – Дмитрич сидел за массивным двухтумбовым столом у себя в конуренке на вещевом складе и помешивал остывающий в стакане чай маленькой алюминиевой ложкой. – Когда вы привезли мне дипломат и попросили подержать его у себя некоторое время, я не придал этому значения. Мало ли что? Может быть, боитесь, что квартирный вор утащит личные документы. Я же знал, что Сережка дома не живет, угол снимает… Всякое случается! А у меня здесь – мышь не проскочит, – похвастался Дмитрич, который, помимо своих основных должностных функций водолазного специалиста, исполнял еще обязанности хранителя всего подотчетного имущества аварийно-спасательной партии, от матросской робы до вполне боевых ПМ.

В ответ на его слова я слегка улыбнулся, вспомнив про использованную мной по назначению боевую противоводолазную гранату ПДСС.

• Предыдущая
• 42/83
• Следующая