Счастливый конец света - Горло Анатолий Иванович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/42
• Следующая

– Прекратите!… – Мне казалось, что я кричу на весь мир, хотя губы мои едва шевелились, парализованные чужой волей.

– Немного терпения, mon ami, ты должен хорошенько запомнить этот двойной импульс, он означает «Ne fais rien sans mon signal» [29]… Будешь точно исполнять приказы и, crois-moi [30], ты далеко пойдешь, mon-ami!…

Когда я пришел в себя (говорить об этом можно лишь со значительной долей натяжки, потому что еще долгое время я пребывал как бы в раздвоенном состоянии, одна половина никак не могла воссоединиться с другой, словно между ними возникла невидимая, но непреодолимая перегородка), то увидел, что нахожусь невдалеке от моста моего похищения. Сверху неслись истошные вопли небесный экран оккупировали флагеманты и флагемантки, которые, бичуя друг друга, приходили в экстатическое состояние. Шла ежевечерняя передача из молодежной учебной студии «Сексперимент».

Я ступил на ленту платформы, идущую в сторону космодрома, и крепко ухватился за поручни, чтобы справиться с приступом головокружения.

– А вот и наш Улисс! – послышался сверху голос Скроба.

Я поднял глаза: флагеманты исчезли, их место занял я – шла прямая передача. Я невольно подтянулся, даже заставил свои онемевшие губы растянуться в приветственной улыбке: негоже было мне, небесному богатырю, каждое утро срубающему драконьи головы, распускать слюни только потому, что какой-то желтомордый маньяк ухитрился запустить мне под череп взрывное устройство! Даже то, что я крепко держался за поручни, у моего небесного двойника выглядело довольно эффектно: казалось, он стоит на капитанском мостике и уверенно смотрит вдаль…

А невидимый Джерри Скроб продолжал трещать с небес:

– Вот мы и дождались, малыши и малышки, возвращения нашего Победоносца! Как видите, он жив, здоров, хотя… но не будем упреждать события, об этом завтра! Время нашей передачи давно уже истекло, но мы позволили себе вклиниться в «Сексперимент», поскольку знали, что вы, малыши и малышки, все равно не уснете, пока не увидите своего идола!… Полюбуйтесь же на него! Браво, Преэр! А ну-ка, все вместе! Два, три!

– Бра-во-Пре-эр! – прокатилось над вечерней планетой.

– Будем надеяться, что завтра, в утреннем выпуске, он расскажет нам, что же с ним приключилось! Бай-бай! Джерри Скроб. Три шестерки. Триэс. М. О.

С неба опять понеслись стоны и вопли. Жадно вдыхая вечерний воздух, я думал о том, что, наверное, это мои последние вдохи и выдохи и что тут уже ничего не поделаешь: тому, кто глупо жил, суждено и глупо умереть. Я решил рассказать обо всем Допотопо. Одно лишь беспокоило меня: успею ли?

Я закрыл глаза, ожидая укола в мозг. Голова невыносимо болела, что-то в ней потрескивало, и, может быть, поэтому я не услышал первого сигнала. Еще раз испытать на себе адскую шкалу покорителей мне очень не хотелось, но и не думать в эти последние минуты своей жизни я тоже не мог.

Я жалел о том, что не делал этого раньше: не думал, когда поступал в Школу и когда готовился к вступлению в Орден, не думал, когда был отчислен и стал заливать горе трифаносомой, а тоску по далеким путешествиям с благородной миссией покровительствовать слабым и увещевать сильных быть справедливее заглушал в ближайшем лупанарии в обществе какой-нибудь желатинообразной генитальянки или потливой эрекционерки…

Об одном лишь не жалел я, делая последние вдохи и выдохи: о том, что в моей короткой, безалаберной, несостоявшейся жизни была Нда, Непревзойденная! И ничего, что все ограничилось одним поцелуем: даже если мой череп и разлетится от тринадцатого разряда, мои навсегда онемевшие губы унесут в вечность вкус, запах, следы, божественную печать этого поцелуя!…

Я предостерегающе поднял руку:

– Не подходи, наставник!

Допотопо остановился и, опираясь на палку, с прищуром уставился на меня.

– Я сейчас взорвусь! – крикнул я и зажмурился, ожидая сильного разряда.

Однако ничего не последовало.

– Берегись Ордена покорителей! – заорал я и снова сжался.

Опять ничего.

Отрывисто, через короткие паузы – каждая величиной в вечность! – я продолжал выкрикивать срывающимся голосом:

– Это они! погубили! две! экспедиции!…

– Ти-хо, – сказал Допотопо, показывая глазами вверх, откуда продолжали низвергаться стенания и вопли.

Но мне уже нечего было бояться:

– У них были там свои информаторы! операторы!

– Тише…

– Мне тоже вживили! в мозг!

– Замолчи, хлопчик, ты что, совсем спятил?

– Я должен передавать им! донесения! о каждом шаге! Должен действовать! по их приказу! убирать! взрывать! уничтожать!…

Я умолк, выпученными глазами глядя на большой палец наставника, который неторопливо и обстоятельно создавал в одной из ноздрей двойную тягу. Я готов был расплакаться от обиды: в то время как я в любую секунду могу…

– Дурень, – сказал Допотопо, поправляя несколько подмоченный левый ус.

И он спокойно заковылял ко мне. Я стал пятиться:

– Не приближайся! У меня под черепом взрывное устройство!

– Нет, хлопчик, у тебя там дурное устройство. А глупость, она к сожалению, не взрывается.

Ничего не понимая, я остановился. Он подошел ко мне, похлопал по плечу палкой:

– Ладно, успокойся. Все нормально.

Я стоял дурак-дураком, моргая мокрыми от слез глазами.

– Можешь считать, хлопчик, что главное испытание ты прошел. Остальное семечки.

Пытаясь привести себя в чувство, я мотнул головой и, к моему удивлению, не ощутил боли. Это несколько приободрило меня:

– Я ничего не понимаю, наставник. Объясни мне, пожалуйста, что все это означает?…

Пока я говорил, Допотопо взял меня за подбородок и, едва не свернув шею, круто повернул мою голову. Знакомая боль пронзила мозг, я схватил его за руку.

– Вот, – сказал он, – твое взрывное устройство.

На его ладони лежал микродатчик, один из тех, которыми я метил на свалке отобранные им вещи?…

– Но ведь я… но ведь меня… – лепетал я, все еще не веря своим глазам.

Он содрал со своего большого пальца пластырь и наклеил мне его на затылок:

– До свадьбы заживет. Небось, проголодался? Пойдем перекусишь, там борщ остался, по-моему, еще не остыл,

Мы уселись с ним на свежезабитые сваи и, пока я утолял голод густым и чертовски вкусным заревом из его помятой алюминиевой баклаги, Допотопо рассказал, что же со мной произошло. Говорил он тихо, то и дело прикладывая палец к носу, гарантируя таким образом полную конфиденциальность нашего разговора:

– Я на тебя давно глаз положил, еще на занятиях, вот, думаю, хлопец что надо, наших террских кровей. Потом дело твое личное посмотрел – точно, наш, подкидышем, правда, вырос, но кровь, она все помнит… Горб у тебя крепкий, руки на месте, и голова, извиняюсь, им не мешает… Шучу, шучу. А ты не обращай, лопай!… Так что ты мог меня не упрашивать, я б сам тебя, взял, такой помощник мне ой как нужен! А тут недавно узнаю, что и покорители глаз на тебя положили, завербовать хотят. Что делать в данной, стало) быть ситуации? Покорители – народ ушлый, тягаться с ними трудно, ежели что задумали, в лепешку разобьются, а сделают. А покровители, сам знаешь, мямли, рохли, молятся на свои Правила да блудом: занимаются, – он с отвращением покосился на небо, где продолжался разгул плоти, – пользы от них, как, от козла молока… Вот я и попросил маэстро Буфу взять это дело на себя. Он у них там большой спец по вербовке… То, что с тобой под землей делали, называется «загнать ежа под череп». Ну, череп тебе маэстро не дырявил, разве что кожу малость подпортил, так ведь иначе было нельзя: за «вербовкой» следили другие, настоящие покорители…

– А этот Буфу, – вспомнив желтолицего, я почувствовал, что у меня пропадает аппетит, – кто он такой?

– Как тебе сказать, хлопчик… Наверное, толком никто не знает, кто он такой. Покорители считают его своим, покровители тоже… Ну, а у нас с ним свои дела, он ведь тоже с Терры. Обязан мне, можно сказать, жизнью обязан… Ну, это длинная история, как-нибудь в другой раз расскажу. Главное сделано, покорители теперь считают, что ты завербован, и, думаю, до полета оставят тебя в покое. Он опять поднял глаза к небу. – Нам бы только взлететь, хлопчик, потом как-нибудь разберемся, что к чему… А ты чего не ешь?

• Предыдущая
• 10/42
• Следующая