Соверен - Сэнсом К. Дж. - Страница 49

Палец Барака скользнул вниз по листу.

— После смерти Эдуарда Четвертого ему наследовал его сын, Эдуард Пятый. Да только царствовать мальчонке пришлось недолго. Брат Эдуарда Четвертого Ричард убил двух своих малолетних племянников и захватил трон.

— Так оно и было. Маленький король и его брат вошли в историю под именем «принцев Тауэра», — изрек я с тяжелым вздохом. — Здесь есть еще одна любопытная подробность, — указал я на древо. — Видите, под именем короля Ричарда Третьего есть надпись — «прозванный Горбуном».

Стоило мне произнести слово «горбун», как во взгляде Барака мелькнуло смущение.

— Вы переоцениваете мою чувствительность, — с досадливой улыбкой бросил я и продолжал: — Никто не знает в точности, был ли Ричард Третий действительно горбат или это клевета, измышленная Тюдорами. Согласно распространенному предрассудку, мы, горбуны, приносим несчастье и телесное наше уродство является отражением уродства душевного. Тот, кто составил это древо, употребил выражение «прозванный», тем самым подчеркнув, что горб короля Ричарда представляется ему выдумкой. Впрочем, горбат был Ричард или нет, незаконно захватив трон, он вызвал по всей стране протест и возмущение. Именно по этой причине отец нынешнего короля, выступив против Ричарда, повсеместно стяжал поддержку. А потом он женился на Элизабет Йорк, тем самым закрепив за своими отпрысками права на английский трон.

— А второй брат Эдуарда Четвертого, герцог Кларенс? Он что, не предъявлял никаких притязаний на престол?

— Предъявлял, как же иначе. Он пытался захватить трон еще при жизни своего старшего брата и поплатился за это головой.

— Господи боже, ну и семейка. Кстати, Малеверер упомянул о матушке этих дружных братцев, Сесиль Невиль. Он сказал, с нее-то все и началось.

— Я тоже запомнил эти слова. А еще мне показалось, что он произнес их не без горечи. Хотя причины этого мне совершенно непонятны. Конечно, все они — потомки Сесиль Невиль. — Я указал на древо. — Но они ведут свое происхождение также и от Ричарда Йорка.

— Послушайте, а что было бы, если бы нынешней весной заговорщики добились успеха и сбросили короля? — задумчиво спросил Барак. — Тогда на трон взошел бы его сын, маленький принц Эдуард?

— Да, он единственный законный наследник. Но он совсем мал, а если на троне король-ребенок, представители высшей знати неизбежно перегрызутся друг с другом. Полагаю, заговорщики сделали бы иной выбор и возвели бы на трон Маргарет, графиню Солсбери.

— Я о ней и забыл.

— Меж тем у заговорщиков была веская причина желать, чтобы на престол взошла именно эта особа. Семья графини Маргарет принадлежит к стану ярых приверженцев папизма. Брат лорда Монтегю, Реджиналд Поул, является одним из римских кардиналов.

— Господи боже.

— А король, как вам известно, ныне не только управляет государством, но и ведает всеми церковными делами, заняв место, прежде принадлежавшее Папе. Как сказал мне Кранмер, сам Господь вещает устами короля и любое деяние, совершаемое монархом, — это выражение Божьей воли. Потому всякий, кто взойдет на английский престол, становится не только правителем страны, но и защитником веры.

— Устами короля вещает сам Господь, — повторил Барак, покачав головой. — Это утверждение всегда представлялось мне совершенно бессмысленным. Как, впрочем, и то, что Бог вещает устами Папы.

Впервые мой помощник столь откровенно говорил о своих убеждениях.

— Полностью разделяю ваше мнение, — кивнул я. — Но не забывайте, подобные слова можно счесть государственной изменой.

— Однако же так думают многие.

— Думают, но не говорят вслух. И нам тоже лучше прекратить этот опасный разговор. Он может завести нас слишком далеко.

Я осторожно свернул лист бумаги.

— Идите отнесите это Малевереру. И непременно отдайте ему в собственные руки.

Барак слегка замешкался.

— Может, стоит сделать копию этого древа? — предложил он.

— Это совершенно ни к чему, — отрезал я. — Не будем искушать судьбу. К тому же у меня уже есть копия, — усмехнулся я и похлопал по своей многострадальной голове. — Она хранится здесь.

После того как Барак ушел, я растянулся на кровати и сразу уснул. Проснулся я лишь несколько часов спустя, когда Джек потряс меня за плечо.

— Который час? — первым делом осведомился я.

— Скоро пять. Вы проспали чуть ли не целый день.

Судя по бодрому тону Барака, настроение его несколько улучшилось.

Я сел, поморщившись от боли в затылке, однако с удовлетворением отметил, что голова более не кружится.

— Вы отнесли родословное древо Малевереру?

— Да, и он даже пробурчал нечто вроде благодарности.

Барак немного помолчал и сообщил:

— А после я поговорил с мистрис Тамазин.

— Вот как?

— Я дал стражнику мелкую монету и попросил позвать ее. Сказал, у меня есть новости от ее родственников.

Барак, по своему обыкновению, глянул мне прямо в глаза.

— Я прекрасно понимаю, какие причины толкнули вас рассказать Малевереру о том случае с корзинкой. Но, будь моя воля, я не стал бы поднимать шум вокруг этого пустякового случая. И я хотел, чтобы Тамазин об этом знала.

— Ну и как она вас встретила?

— Сказала, что не держит на нас обиды. И признала, что совершила ошибку, решившись на обман. Хотя даже сейчас ни о чем не сожалеет. Господи боже, этой девчонке не занимать смелости и решительности.

— А вам разве нравятся смелые и решительные женщины? — усмехнулся я. — Прежде вы утверждали, что женщина должна знать свое место.

— Разумеется, мне не по душе, когда женщина пытается помыкать мужчиной. Но Тамазин вовсе не такая. Честно вам скажу — никогда прежде я не встречал подобной девушки, — сообщил Барак и расплылся в улыбке.

— Так или иначе, женщина с сильным характером рано или поздно попытается одержать над мужчиной верх.

— Неправда, — с жаром возразил Барак. — Вы и сами в это не верите! Сами признавались мне, что вас привлекают женщины умные и независимые. Такие, как леди Онор.

— Я предпочел бы, чтобы мне не напоминали о леди Онор Брейнстон, — отчеканил я, чувствуя, как в голосе моем, помимо воли, прорвались нотки горечи.

Воспоминание о безнадежном увлечении, которое я пережил год назад, до сих пор причиняло мне боль.

— Кстати, ум и независимость не имеют ничего общего с безрассудным авантюризмом, к которому, без сомнения, имеет склонность красотка Тамазин, — изрек я.

— Может, вы и правы. Но все же на завтрашний вечер у нас назначено свидание, и я очень этому рад.

— Но благоразумно ли поддерживать отношения с этой девушкой? Ее поступок привел Малеверера в гнев.

— А при чем тут Малеверер? Наши отношения никоим образом не касаются политики и не должны его волновать.

Барак вновь вперил в меня долгий пристальный взгляд.

— Я так понимаю, вы меня не одобряете?

— А при чем тут я? — с подчеркнутым равнодушием пожал я плечами.

Несмотря на то что случай с похищением корзинки разъяснился, Тамазин по-прежнему не вызывала у меня доверия. Впрочем, я отдавал себе отчет, что к чувствам моим примешивается ревность. Причина этой ревности заключалась даже не в том, что Джек, в отличие от меня, пользовался успехом у представительниц прекрасного пола. Я считал его одним из немногих своих искренних друзей, и мне было досадно, что новое увлечение поглотило все его внимание. Я счел за благо сменить тему и спросил, видел ли Барак мастера Ренна.

— Да, я встретил его во дворе, когда шел к Малевереру. Но видел лишь издалека: он шел к воротам и меня не заметил.

— Надеюсь, разговор с Малеверером оказался для него не слишком тягостным.

— По крайней мере, выглядел старикан бодро и шагал уверенно. Мне показалось даже, что на лице у него играет улыбка.

— Слава богу. Я боялся, что Малеверер будет с ним слишком груб.

— Я же говорил вам, старина Ренн способен за себя постоять.

— Тем лучше для него. Что ж, пойду немного прогуляюсь, — сказал я, поднимаясь. — Мне нужно подышать воздухом.