Печать льда - Малицкий Сергей Вацлавович - Страница 20

Зато о многом успел подумать Орлик, когда скрывался в перелесках да оврагах от дружины местного воеводы. На молодого парня повесили обе смерти, разграбление двух магических мастерских и поджег двух домов. Хотя все, что позволил себе совершить Орлик, кроме отвратительного хруста шейных позвонков самодовольного негодяя, была кража манускриптов и свитков из двух домов сразу. Причем из первого он забирал свитки в счет невыплаченного ему жалованья за целый год.

Разбирая расклеенные на придорожных столбах вестевые листки, Орлик понял, что в домах обоих магов те же стражники или храмовники помародерствовали вволю. Оттого устроили пожары и назначили удобного грабителя, который, по всему выходило, убегал после жуткого преступления с обозом награбленного. Хорошо еще, что истинные воры особого рвения в поиске назначенного убийцы и грабителя не проявили.

Так или иначе, вельту удалось пробраться в Дикие земли, где он сумел прожить целых три года, не в последнюю очередь оставшись в живых благодаря огромному росту и умению убивать степного быка ударом кулака.

Первые полгода он и существовал только за счет неожиданного мастерства, перебираясь от стойбища к стойбищу и от племени к племени как живая легенда. К тому же строгие до воинского и пастушьего уклада племена шиллов и айгов оказались не столь жестки в вопросах быта и частенько призывали к себе северного великана. Не ради зрелища, но ради свежей крови чужака, которая, смешавшись с кровью степных красавиц, должна была одарить будущих степняков богатырскою силой и статью.

Надо сказать, что к свалившемуся на него «постельному» оброку Орлик отнесся с живостью и желанием, да так преуспел в сладостном ремесле, что частенько облагодетельствованных им девиц приходилось чуть не силой отрывать от спешащего распрощаться молодца.

В двадцать пять лет Орлик, который успел разжиться богатым шатром, десятком рабов и табуном лошадей, затосковал в жаркой степи и захотел вновь к морю, к холодным ветрам и черным скалам. На свою беду, он попытался сунуться обратно в Скаму, но, как оказалось, великана там не забыли.

В первой же приграничной крепости Орлик лишился рабов, обоза и почти всего богатства, кроме все того же мешка уже порядком потрепанных рукописей и нескольких лошадей. Прямая дорога лежала обратно в степь, но небо над степью показалось выцветшим и серым, и вельт повернул коней на восток, где синела вдоль горизонта полоса Пущи.

Погоня отстала только в предлесье. Вельт еще удивился, отчего идущие по его следам дружинные резко остановили лошадей, едва Орлик вошел в полосу кустарника. До преследователей оставался полет стрелы, но вельт понял причину их осторожности, лишь когда в один день лишился всех лошадей. Уже через половину лиги кустарник сменился непроходимой чащей, а затем кое-что повидавший в жизни вельт уверился, что не видел еще ничего.

Лошадь, на которой он ехал, внезапно всхрапнула и повалилась наземь. Орлик скатился с нее кубарем и с ужасом разглядел переломанные ноги животного. Идущие в поводу еще три кобылы тревожно забились в молодом сосняке, а верховая уже хрипела. Обратившиеся в безвольное месиво плоти ноги подогнулись, лошадь упала на брюхо и подохла, едва затрещали перемалываемые невидимым врагом ребра. Вскоре на узкой тропе лежала расплывшаяся меж корней чахлых деревцев туша, опознать в которой верховую лошадь можно было только по завязшему в месиве мяса, костей и шкуры седлу.

Орлик стер со лба дрожащей рукой пот и почувствовал покалывание в кончиках пальцев. Отвел руку назад, покалывание уменьшилось, протянул вперед – едва не вскрикнул от боли. Все-таки не зря пытался старый колдун наставить дюжего охранника на путь магии, были у Орлика задатки, были. Но, что важнее всего, была и голова, которая не помешала воспользоваться задатками дабы избежать прочих магических ловушек.

К сожалению, Пуща была страшна не только магией. Уже к вечеру Орлик потерял остальных лошадей, когда из чащи вынырнули огромные желтые звери, напоминающие собак. Они разорвали кобылам глотки мгновенно и тут же начали их жрать, что и спасло вельта от неминуемой гибели, который шел в десяти шагах впереди и прислушивался к собственным пальцам.

Это потом он станет лучшим охотником Пущи, научится слушать не только пальцы, но звуки, и дыхание леса, в котором будет различать и звон родников, и шаг зверя, и недобрый тон мыслей злого следопыта, и натужность древней магии. А в первый раз его спасли только случайность и сила.

Орлик рванул перевязь, ухватил меч и повел им вокруг себя, срубая выползающий на тропу подлесок. И еще раз, и еще, пока огромный желтый волк не поднял уродливую морду и не исторг из пасти искры. Два зверя бросились на Орлика. Затем, когда он рассек грудину одному и перебил хребет другому, от туш оторвались еще два. Вельт едва избежал смерти, потому что меч так и застрял в туше третьего, и четвертого пришлось резать ножом, а там уже на неуступчивого лесного гостя прыгнул сам вожак.

Он был тяжелее самого Орлика, а если бы встал на задние лапы, то посмотрел бы на незадачливого охотника сверху вниз. Когда волк прыгнул, искры вновь посыпались из его пасти, и Орлик невольно отшатнулся. Может быть, именно это его и спасло.

Под ноги попался уже убитый зверь, вельт опрокинулся на спину, и ужасные зубы щелкнули в воздухе. А потом Орлик сделал то, что учил его делать в далеком детстве еще живой отец, хотя прием этот годился только против пусть и крепких, но малорослых тарских собак. Он поймал передние лапы зверя, который еще летел ему в грудь, и дернул их в стороны. Вряд ли кому-нибудь удалось сделать что-то подобное.

Уже потом Орлик, когда пришел в себя и замотал разодранный четвертым волком бок, попробовал обхватить своей огромной ладонью лапу зверя, он не смог соединить пальцы, но тогда… Он поймал передние лапы зверя и дернул их изо всех сил в стороны. В груди у вожака что-то хрустнуло, и вместо искр из пасти раздался предсмертный вой. Лопнувшая грудина разорвала зверю сердце.

Орлик отдышался, собрал оружие, забросил на спину мешок и двинулся вглубь леса, подумывая о том, будет ли он в безопасности, если подберет для ночевки древний дуб или раскидистую сосну.

В отдалении слышались крики неизвестных зверей, порой пальцы скручивало ощущением близкой опасности, но ничего больше с Орликом не приключилось.

Примерно через месяц он выбрался на укромную поляну, где стояли пять изб и выстроились с десяток охотников, которые словно ждали случайного гостя. Вельт, успевший обрасти рыжей бородкой, в недоумении замер, но следом за ним из леса вышли еще пятеро, и одну за другой бросили к его ногам пять волчьих голов. Прозвучали короткие, но громкие слова, охотники возбужденно загудели, из их строя выполз старый дедок. Он придирчиво оглядел Орлика, покачал головой, ощупав локти и колени, и произнес по-вельтски:

– Ты убил хозяина леса голыми руками?

– Я убил волка, – пожал плечами Орлик и поддел ногой издающую зловоние голову.

– Ты убил большого желтого волка – хозяина леса! – упрямо повторил старик и ткнул Орлика кривым пальцем в грудь. – Ты не лесной человек. Ты ходишь по лесу, как пьяный скам. Ты слышишь магию, но не понимаешь, что слышишь. Ты здоров, как горный медведь, но медлителен, как проглотившая бобра водяная змея. Но ты, рыжий, убил хозяина леса, за которым одних лесных братьев числится едва ли не полсотни! Теперь ты – хозяин леса. Уйдешь жить в лес, как зверь, или останешься с нами в деревне, как человек?

Орлик остался. И когда наконец вышел из Пущи, действительно чувствовал себя хозяином леса. Старый Гринь научил вельта многому. По крайней мере, помог ему разобрать свитки и пергаменты, многие из которых были на незнакомых языках, но и, кроме того, науки хватало.

Орлик сам себе порой напоминал мальчишку, что, разинув рот, прислушивается к речениям седых вельтов, растолковывающих, какой бывает ветер, чем одна волна отличается от другой, что значит рисунок звезд и как определить глубину или мель, не опуская голову в воду. Через три года Орлик слышал лес лучше, чем биение собственного сердца. Магические ловушки, разбросанные по чащам в незапамятные времена, он не только научился различать и метить одним лесовикам известными знаками, но и уничтожать их или задвигать в непролазные болота. Однажды на спор вельт завязал глаза, пошел с копьем-распоркой в лес и, не снимая повязки, взял готовящегося к зимовке медведя. Тогда-то и сказал ему Гринь: