Веселый господин Роберт - Холт Виктория - Страница 4
- Предыдущая
- 4/75
- Следующая
Наступили годы процветания. Джейн была богата детьми: она родила их тринадцать – восемь сыновей и пять дочерей. Некоторые умерли, когда на Лондон обрушилась чума, но ее любимец с каждым днем становился все отважнее и красивее.
Коренастый маленький парнишка топал по садам Тауэра, заговаривал со стражей и охранниками. Они смеялись над его болтовней и приветствовали: «Ха, он далеко пойдет, этот Роберт Дадли!»
Тем временем Джон Дадли продолжал свой путь наверх. Теперь он далеко ушел от того паренька, который в нынешнем возрасте Роберта стоял на холме Тауэр и слышал крики толпы, обвинявшие его отца.
Сэр Джон Дадли был хорош собой, остроумен и умен. Он отличался в турнирах и во всех тех видах спорта, в которых когда-то блистал и сам Генрих.
– Мне нравится этот Джои Дадли, – сказал король. – В моих правилах награждать тех, кто доставляет мне удовольствие.
Действительно, наград от короля удостаивались немногие. Его пятая жена была обезглавлена на Тауэр-Грин, и ее похоронили в церкви Святого Петра около второй жены короля, которую постигла такая же участь. А сэра Джона Дадли Генрих на сей раз сделал адмиралом флота и вместе с этой почестью удостоил титула лорда Лайла. Джон Дадли показал себя хорошим слугой.
Они и в самом деле поднимались в этом мире. Глядя на своих сыновей и дочерей, лорд Лайл теперь испытывал гордость за то, чего смог добиться для них. Он часто разговаривал с ними, и это всегда были честолюбивые речи.
– Посмотрите, как мужчина или женщина могут подняться! Ваш дедушка, сын фермера, был смиренным юристом, а стал правой рукой короля. Мальчишкой я видел, как моего отца обезглавили на холме Тауэр, и тогда остался сиротой без гроша. А теперь, мои сыновья и дочери, я лорд Лайл, адмирал флота, а за участие в Булонском сражении стану рыцарем ордена Подвязки.
Роберта завораживали разговоры отца. Он хвастался перед Гилдфордом, когда они гуляли в садах Тауэра или возле отцовского дворца в Челси:
– Видишь, как поднялся наш отец? Так же должны подняться и мы, все выше и выше…
Семья была принята при дворе. И Роберт попал в королевскую детскую, где он познакомился с бледным принцем – тихим, нежным мальчиком, исполненным мудрости, почерпнутой им из книг. Вместе с ним были две старшие девочки Грей – леди Джейн и леди Катарина. Спокойные и хорошенькие, они очень нравились принцу. Гилдфорд, сопровождавший Роберта, никак не мог решить, которая из них лучше – Джейн или Катарина. Он был еще слишком мал, чтобы оценить, какая это честь – играть с такими знатными особами.
Но однажды, когда все они были в детской, туда пришла с визитом сводная сестра принца. Этот день Роберт не мог не запомнить, потому что не мог его сравнить ни с каким другим. Обычно, когда в детской командовал Эдуард, говорили либо о латинских стихах, которые он написал вместе с Джейн, либо о чем-то в этом духе. Роберт никогда не был особенно расположен к таким занятиям; он предпочел бы показать свою ловкость верхом на лошади или в играх, в которых всегда побеждал.
Но в тот день, когда в детскую вошла эта маленькая с рыжими волосами и голубыми глазами девочка, все было по-другому. В ней словно что-то искрилось и играло, пузырьками превращаясь внезапно то в смех, то в гнев.
Роберт быстро почувствовал, что остальные дети ее побаиваются, но она не боялась никого, хотя ее брат был наследником трона, а ее называли бастардом.
С ней пришла ее гувернантка. Девочка хихикала вместе с ней, словно служанка, пока не вспомнила, что она сестра принца, и тогда стала надменной, словно королева.
Она была на год младше Роберта, и тот был доволен таким обстоятельством, потому что чувствовал, что это дает ему некоторое преимущество.
– Кто ты? – требовательно спросила девочка. – Я тебя не видела здесь раньше.
– Я Роберт Дадли.
– Говори «ваша милость», когда обращаешься ко мне. Я не знаю никакого Роберта Дадли.
– Не знали, зато теперь знаете, – огрызнулся он.
– Не думаю, что буду продолжать это знать, – парировала она, убегая. Затем подошла к своему брату и спросила: – Кто эти плохо воспитанные мальчики, которых ты позволяешь приводить в твои апартаменты?
Маленькие Джейн и Катарина с беспокойством смотрели на нее, а Эдуард почувствовал неловкость.
Роберт был самой важной особой на свете. Его мать и Гилдфорд всегда считали именно так, но он не был плохо воспитанным мальчиком. Роберт напомнил себе, что принцесса бастард, но вспомнил также и все любезные манеры, которым научил его отец. Он встал на колени возле принца и сказал:
– Ваша милость, я склоняюсь перед вами. Я не настолько плохо воспитан, чтобы забыть оказать вам почести, достойные вашего королевского высочества.
Принцесса рассмеялась и топнула ножкой по полу.
– Вставай, дурак! – приказала она. – Нам здесь ни к чему придворные манеры.
Роберт не обратил на нее внимания:
– Я собирался сказать, ваше королевское высочество, что я не стану обмениваться колкостями с кем-либо в вашем присутствии. Могу я получить ваше милостивое позволение подняться?
– Да, да, – ответил Эдуард. – Вставай.
– Если меня ценит ваше королевское высочество, я не нуждаюсь ни в чьем другом мнении, – подчеркнуто проговорил Роберт.
Тогда принцесса снова посмотрела на него, и смотрела довольно долго. Темные волосы кудрявились на его шее. Рядом с ним бедный Эдуард выглядел еще более хилым, чем обычно. Кожа у Роберта была розовая и здоровая, а бедный Эдуард мучился от угрей и сыпи. Другой мальчик, Гилдфолрд, тоже казался хрупким в сравнении со своим братом.
Принцесса подумала, что этот Роберт Дадли самый красивый мальчик, которого она когда-либо видела, и из-за его красоты решила ему простить его высокомерие. А еще, по правде говоря, ей понравилось его высокомерие, потому что оно соответствовало ее собственному.
Она подошла к нему и потрепала его по руке, а когда он надменно взглянул на нее сверху вниз, то увидел, что девочка улыбается ему самым дружеским образом.
– Достаточно, мастер Роберт! – сказала принцесса. – В какие игры ты играешь?
Он показал ей, как играть в «игру папы Юлия», которой научился у своих старших братьев. Она сидела рядом с ним и улыбалась ему. Обычно принцесса сама выбирала, в какие игры играть, а остальные, как Роберт быстро понял, всегда были готовы следовать за ней.
– А теперь, – неожиданно закричала рыжеволосая принцесса, – мы будем сочинять стихи! Каждый член компании должен добавить строчку. – Она жестко взглянула на Роберта и добавила: – Они должны рифмоваться.
Принцесса обыграла его, но он сказал, что это глупая игра и не мужское занятие. Она ответила, что, должно быть, это он очень глуп, если не может играть в нее даже так, как маленькая Катарина.
Сама Елизавета строки рифмовала легко, но через некоторое время игра ее утомила, и она взялась показывать им новейшие придворные танцы, хотя откуда они ей были известны, Роберт понять не мог.
Танцевала принцесса с Робертом.
– Ты единственный подходишь мне по росту, – заявила она, соединяя в пары Джейн с Эдуардом, Катарину с Гилдфордом. А позже, когда и это занятие ей наскучило, проговорила: – Ты будешь хорошо танцевать, мастер Дадли, если немножко попрактикуешься.
– Я хотел бы, чтобы мы могли практиковаться вместе, – ответил он.
Ее ресницы затрепетали, она скромно напомнила:
– Ваша милость.
И лишь для того, чтобы сделать ей приятное, Роберт это сказал. Принцесса была очень довольна, и он тоже. Это была в полном смысле приятная ситуация.
Потом он часто встречал ее в королевской детской, но однажды Елизавета не пришла. Ее отослали, сказал ему Эдуард, в Хэтфилд, где она будет жить вместе со своей гувернанткой.
Как скучно стало без нее!
Король Генрих умер, и маленький хилый Эдуард стал королем Англии. Джон Дадли с уверенностью смотрел на новое правление, потому что его положение при новом короле стало еще выше, чем при прежнем. Генрих назначил Дадли членом Совета, который должен был образовать регентство и править королевством, пока Эдуард не достигнет совершеннолетия. Джон поднимался к вершине своих надежд, но на его пути стояли два человека. Это были дяди короля, братья Сеймур: Эдуард, ныне герцог Сомерсет, трезвый государственный деятель, и Томас, теперь лорд Сьюдли, красивый бездельник. Казалось, единственной чертой, объединявшей братьев, было их непомерное тщеславие, и если у Эдуарда была власть, то у Томаса – популярность. Он был не только фаворитом юного короля, говорили еще, что принцесса Елизавета краснеет при упоминании его имени.
- Предыдущая
- 4/75
- Следующая
