Веселый господин Роберт - Холт Виктория - Страница 13
- Предыдущая
- 13/75
- Следующая
Кто мог бы это понять лучше Анны Болейн? Уж она-то, разумеется, хотела бы предостеречь свою дочь.
У Джейн Дадли, герцогини Нортумберленд, было разбито сердце. За несколько недель она потеряла все то, что составляло счастье ее жизни. Джон, ее муж, был мертв. Он разделил судьбу своего отца. Эта жестокость убивала ее; и все же не была совершенной неожиданностью.
Бродя в одиночестве по своему дому в Чел-си, единственному оставшемуся у нее от всего огромного богатства, Джейн отчаянно горевала. Конечно, теперь бессмысленно плакать о Джоне, но ее сыновья? За исключением маленького Генриха, который был слишком мал, чтобы оказаться заподозренным в измене, все они находились в Тауэре. Джона, старшего, уже приговорили к смерти. Эмброуз, Роберт и Гилдфорд – ожидали суда.
Проходя из одной опустевшей комнаты в другую, она рыдала вслух: «Ох, Джон, почему ты не мог довольствоваться жизнью в мире и счастье? Мы были богаты; мы жили в комфорте. Ты подверг опасности наших возлюбленных сыновей и дочерей. Ты рисковал не только своей жизнью».
Нет, она должна действовать. Должна что-то сделать для спасения своих сыновей.
Джейн стала похожа на скупца, собиравшего маленький склад своих драгоценных вещей, которые проглядели, когда конфисковывали имущество. Она собиралась предложить их в качестве подарков любому, кто мог бы ей помочь спасти ее сыновей. Единственное, что еще способна была сделать.
Можно ли надеяться на аудиенцию у королевы? Возможно ли просить у Марии помилования для тех, кто устроил заговор, чтобы ее уничтожить? Джейн тоже забрали в Тауэр после ареста Джона, но быстро освободили. Теперь она опасалась, не посадят ли ее вновь, если она попытается увидеть королеву. Не то чтобы ей было небезразлично, где находиться. Неудобство тюремной камеры мало что значило для нее. Но если Джейн окажется в заключении, то как она поможет сыновьям?
В дни величия ее мужа многие приходили к нему с петициями о помощи; предлагали ему деньги, дорогие вещи. Джон нажил целое состояние за те годы, что правил Англией. Теперь ей самой придется молить о помощи так же, как другие умоляли его. Но Джейн готова предложить все, что у нее есть. Она с радостью будет жить в бедности до конца своих дней, если ее сыновья будут свободны.
Каждый день Джейн ходила к дворцу. Иногда встречала людей, которые в прежние времена льстили ей, почитали за счастье, когда она обменивалась с ними несколькими словами. Теперь эти же люди отворачивались от нее. Не из-за гордости, обиды или злобы. Из-за страха. Естественно, они боялись. Как можно выказывать знаки дружбы женщине, чей муж устроил заговор против королевы, а сын был женат на девушке, которую теперь они называют королевой-самозванкой?
– О Господи, помоги мне! – молилась Джейн.
Она почти обезумела. Ездила на барже к Тауэру, стояла, в глубоком отчаянии созерцая его непроницаемые стены.
– Что станет со всеми вами? – бормотала она. – Мой Джон… Эмброуз… мой бедный Гилдфорд и мой веселый красавчик Робин!
Елизавета знала о мольбах бедной герцогини и хотела бы ей помочь. Но как она, одна из всех людей на свете, могла просить об освобождении Дадли? Ее собственное положение было слишком шатким, чтобы рисковать просить о других.
Королева уже бросала на нее подозрительные взгляды. Гардинер и Симон Ренар, испанский посол, искали лишь повод, чтобы уничтожить Елизавету. И они были не одиноки в своих попытках. Ноайль, французский посол, был так же опасен, как и эти двое, хотя прикидывался ее другом.
Он выследил, когда она одна прогуливалась по парку, и заговорил:
– Мой господин знает, что ваше положение очень опасно. Мой господин сочувствует вам. Он хочет вам помочь.
– Король Франции известен своей добротой, – ответила Елизавета.
– Я расскажу ему, как вы о нем отзываетесь. Это очарует его.
– Нет. Его не может интересовать мнение таких, как я.
– Ваша милость ошибается. Король Франции ваш друг. Он многое может сделать, чтобы избавить вас от врагов. Он возмущен, что вас считают незаконнорожденной. О, король сделал бы все, что в его власти, чтобы вернуть вам ваше законное положение.
Она холодно взглянула на него:
– Увы, не во власти вашего царственного господина объявить меня законнорожденной. Решение подобных вопросов, разумеется, следует оставить на усмотрение властительницы этого королевства.
Елизавета ушла, зная, что оставила посла в ярости.
Она была слишком умна, чтобы обманываться предложением дружбы от французов. Великолепно знала, что Генрих II мечтает ее уничтожить. В том случае, если Мария окажется бездетной, а трон – свободным, его может занять его невестка Мария, королева Шотландии.
Направляясь в свои апартаменты, Елизавета думала, что опасность подстерегает ее со всех сторон. Было бы так просто вступить в заговор с французами! Но она понимала, какие планы вынашивает коварный Ноайль. Ему хочется ее запутать, заставить выдать себя и таким образом отправить на эшафот.
Конечно, никакой дружбы к ней ни во Франции, ни в Испании не испытывают, и никому никогда не удастся ее обмануть, пытаясь в этом убедить.
Как ни любила принцесса веселую жизнь при дворе, но начала скучать по мирному покою своих деревенских поместий, потому что только вдали от интриг она могла хоть как-то надеяться выжить.
Гардинер пожаловался на Елизавету королеве, потому что она отказалась идти к мессе. А что Елизавета могла сделать? Она знала, что очень большое число протестантов смотрят на нее как на своего вождя. Если она примет веру сестры так искренне, как этого хочется Марии, протестанты скажут: «Какая нам разница, кто из сестер на троне?» Елизавета тут же потеряет их поддержку, но все равно не получит поддержки католиков. Так что ей следует не ходить к мессе столько, сколько удастся. Но как долго она сможет продержаться? Гардинер настаивал, что ее следует либо обратить в католичество, либо отправить на плаху.
Королева послала за ней.
Мария была холодна, и сердце Елизаветы дрогнуло, когда она опускалась перед ней на колени.
О, как бы ей хотелось оказаться в Хатфилде или Вудстоке и вновь прикинуться больной, чтобы получить несколько дней на поправку перед тем, как совершить тяжелое путешествие для встречи с королевой! Но это невозможно.
– Мы слышали нечто, касающееся вас, чем мы недовольны.
Елизавета ответила скорбным тоном:
– Я ясно вижу, что ваше величество питает ко мне небольшую приязнь, и все же я не совершала ничего, что могло бы вас оскорбить, за исключением вопроса веры. Ваше величество должны проявить ко мне терпение, должны простить мне мое невежество. Вспомните, в какой вере я воспитывалась. Ваше величество поймут, что я приучена принимать мою веру, и никакую другую.
– Вы достаточно взрослая, чтобы распознать истину.
– Ах, ваше величество, если бы у меня было время почитать и поучиться, если бы мне прислали профессоров…
Это была ее старая песня: «Дайте мне время». Время всегда было другом Елизаветы.
Елизавета посмотрела на бледное лицо сестры. Какой больной она выглядит! Еще лишь несколько лет, а потом… Слава! Эта мысль придала ей мужества.
Мария нахмурилась. Одним из величайших ее желаний было вернуть Англию Риму. Но Елизавета, легкомысленная и кокетливая, может этому помешать. Мария должна ослабить протестантов. А что может более всего ослабить их силы, как не осознание того, что человек, которого они называют своим вождем, капитулировал? В Англии в этот момент существовало три ветви религии. Вера англо-католиков, следующая установлениям Генриха VIII, в сущности, не отличалась от старой веры, за исключением того, что они считали главой церкви правителя государства, а не папу; протестантская церковь, называвшая себя англиканской со времени протестантского протектората над Эдуардом VI; и, наконец, старая католическая вера, которая по-прежнему признавала главой церкви папу. Именно эта последняя ветвь религии и была в глазах королевы истинной верой, той, которую она желала видеть торжествующей во всей стране.
- Предыдущая
- 13/75
- Следующая
