Голливудские мужья - Коллинз Джеки - Страница 29

• Предыдущая
• 29/126
• Следующая

– Ой, но вы даже не слышали, как я пою, – запротестовала Хевен, в восторге от такого неожиданного поворота событий и в то же время слегка испуганная: вдруг она не оправдает ожиданий этого смешного человечка?

– Это и не требуется, – сказал Антонио с улыбкой Чеширского Кота. – Когда Антонио решает кого-то фотографировать, этот кто-то становится звездой – и точка, у Антонио нюх на талант!

Кухня Владимира была почти полностью приведена в порядок. Китайские повара уехали, оставалось лишь несколько официантов и двое барменов, они обслуживали гостей, никак не желавших уезжать, хотя мадам Силвер удалилась к себе по меньшей мере полчаса назад.

Владимир знал, что должен приглядывать за официантами и барменами. Конец любого приема – время опасное. Именно тогда загадочным образом исчезают бутылки со спиртным, блоки сигарет и разная утварь из бара. Владимир лично проверял всех, выходивших через заднюю дверь. Официанту, отдаленно напоминавшему Роба Лоува, он уделил особое внимание. Он подал ему сигнал, и тот откликнулся.

– Может, выпьем перед сном у меня? – забросил удочку Владимир.

– Конечно, – согласился парень.

– Отлишно, отлишно. – Владимир затрепетал от возбуждения. Он с самого начала вечера положил глаз на этого парня. – Иди шерез двор к гаражу. Там меня подожди.

Улыбнувшись улыбкой победителя и приложив палец к губам, он подтолкнул парня в нужном направлении.

Силвер Андерсон дала четкое указание: «На моей территории – никаких развлечений». Но его квартира над гаражом – это ведь не ее территория?

– Эй, шеф. – На кухню с сияющей улыбкой вошел Уэс. – Я снимаюсь.

Владимир окинул его орлиным взором. Никакой контрабанды при нем, как будто, не было.

Уэс вышел через заднюю дверь. Эти педики, что заправляют в домах богатых, не могут отличить дырку в земле от дырки в своей заднице. Этот русский решил проверить его, потому что прием закончился, но Уэс еще в начале пронес у него под носом ящик с бухлом, а тот и бровью не повел. Безмозглая публика!

И у Рокки с мозгами совсем туго. Возвращаясь от ворот с новой порцией кокаина, Уэс ухитрился с ходу продать несколько порций, а Рокки ни хрена не заметил. Может, и заметит, когда утром очухается, – а может и нет. Перебор – дело вредное, можно проспать весь свой бизнес.

Забравшись в свою машину, он с облегчением вздохнул. Тяжелый выдался денек. Притомился он. Ничего, зато завтра – воскресенье. Отоспимся.

Наутро после приема:

Силвер Андерсон пошевелилась примерно в полдень, поправила голубую маску, закрывавшую глаза и уши, и вновь погрузилась в приятные сны о себе самой.

Джек Питон был на ногах уже в семь, двенадцать раз проплыл усыпанный листьями бассейн Клариссы, потом поехал к себе в отель и занялся разработкой идей для предстоящей серии своих шоу.

Кларисса Браунинг дождалась, когда утихнет гул двигателя его машины, потом поднялась и провела день в одиночестве, пытаясь проникнуться новой ролью. Она любила оставаться наедине с собой.

Хауэрд Соломен проснулся с тяжелой головой. Самочувствие – хуже некуда. Принял порцию кокаина. В наказание себе отыграл в теннис три сета с самцом-кинозвездой, еще одним руководителем студии и молодой администраторшей, с которой все они хотели переспать.

Поппи Соломен покрыла лицо живительными кремами, подверглась тщательному массажу со стороны садистки с нежным голосом и жестокими руками, а остаток дня провела, сплетничая по телефону.

Джейд Джонсон поднялась в десять. Оделась так, чтобы как следует пропотеть. Пошла в кафетерий, позавтракала сливовым соком с булочкой, купила газет и журналов и провела день в одиночестве.

Мэннон Кейбл выбрался из постели в восемь. В восемь пятнадцать позвонил адвокату и имел с ним долгую беседу о том, как избавиться от Мелани-Шанны.

Мелани-Шанна Кейбл выбралась из постели в девять, прибыла в кухню, где Мэннон разговаривал по телефону, и объявила ему, что беременна.

Остаток дня прошел в бесконечных разговорах.

Уитни Валентайн Кейбл проснулась на водяном матрасе Чака Нельсона в его доме на побережье в Малибу. Они предались любви – по этой части он был большой мастер. Потом они умудрились довольно плотно позавтракать, а позже плавали в океане и лениво загорали.

Уэс Мани проснулся от телефонного звонка в одиннадцать часов. «Сгинь, рассыпься», – пробормотал он в трубку, понятия не имея, кто там. Оказалось, что женщина. Естественно. И что они в нем находят такого неотразимого?

Пришлось разрешить ей приехать. Она не замедлила явиться. Он горько об этом жалел, потому что был совершенно не в форме, а она рассчитывала минимум на три оргазма.

Они расстались не самым лучшим образом, и он прямиком вернулся ко сну.

Хевен весь день провела в мечтах: каким потрясным туалетом она ошарашит великого Антонио, когда он пригласит ее на обещанную фотосъемку.

Владимир рано утром выпроводил молодого официанта и целый день пребывал в муках по поводу этой последней победы. Как можно быть таким неразборчивым в связях, когда по улицам шляется кошмарная болезнь?

Позже, одевшись в красное, он выехал в Санта-Монику и привез домой добычу – шестнадцатилетнего парня, сбежавшего от родителей, который вытворял нечто неописуемое своим королевским языком.

Силвер Андерсон хватил бы удар, узнай она, что творится над ее гаражом.

Но судьба ее пощадила.

Так прошло еще одно тягучее воскресенье.

ГДЕ-ТО НА СРЕДНЕМ ЗАПАДЕ…

КОГДА-ТО В СЕМИДЕСЯТЫЕ…

С назойливой похотью отца девочка мирилась почти два года. После первого нападения она научилась держаться от него как можно дальше, а когда мама вернулась из больницы, подкараулить ее отцу было не так просто.

И все же ему это удавалось. Ей было страшно, больно. Но он все равно хватал ее и брал силой.

Ей было стыдно об этом кому-то рассказать, потому что она считала: видно, я сама виновата, дала ему повод; она улиткой забилась в раковину, ни с кем не хотелось дружить, не хотелось встречаться с одноклассниками. Школу она вообще по возможности старалась обходить стороной. В лесу у нее было свое укрытие: большой дуб с дуплом, куда можно было забраться. Она сидела там часами, свернувшись калачиком, обхватив руками колени, а в голове бродили беспорядочные мысли.

Маму она любила. И не хотела причинять ей боль.

А отца ненавидела. И с радостью бы его убила.

Незадолго до пятнадцатилетия у нее начались месячные. Кровь повергла ее в смятение. Так было в тот первый вечер, когда отец взгромоздился на нее и вонзил свое орудие. И вот опять – кровь. Дурная кровь. У нее отняли чистоту – вот что эта кровь означает.

Когда об этом узнал отец, он пьяно пробормотал: «Надо поостеречься». Только обрюхатить тебя не хватало. Этого нельзя».

Но он не поостерегся, и вскоре она с ужасом поняла: у нее растет живот! В ней шевелится ребенок!

К кому обратиться, что делать, – она не знала. Мама снова хворала и лежала в больнице. Отец нашел себе подругу и привел ее в дом. У этой большой женщины были громадные обвислые груди и гортанный смех.

Девочка, съежившись, лежала в постели и слушала звуки их распутной любви.

Скоро мама умерла, и эта женщина перебралась к ним жить. В первую же ночь, в три часа, они вдвоем пришли к ней. Набравшихся и осовевших, их потянуло на развлечения.

На глазах у женщины отец сорвал с дочери одеяло, а потом и тонкую ночную рубашку, обнажив ее молодое тело.

Девочка стала кричать, но отец заглушил ее вопли, зажав рот ладонью. Хрюкнув, он упал на нее и придавил к кровати, вторгся в нее грубо, яростно, а женщина подначивала и подбадривала его.

К горлу девочки подкатила тошнота. Она попыталась спихнуть с себя тяжелое тело, со стонами умоляя отца: не надо! Казалось, он раздавит ее, она вот-вот испустит дух. Тело разрывалось от боли.

• Предыдущая
• 29/126
• Следующая