Принцессы Огненного мира - Алексеева Яна - Страница 21
- Предыдущая
- 21/76
- Следующая
Из резной тени, падающей на траву от деревьев напротив, выступил еще один эльф. Сердце неожиданно глухо бухнуло в груди и замерло. Затем помчалось вскачь. Мой эльф! Это судьба? Один из участников с поклоном вручил Шеллиану лук. По поляне разлилось благоговейное молчание. Легко проведя ладонью вдоль древка, он выбрал белооперенную стрелу и плавно натянул тетиву. Я залюбовалась грацией и силой тренированного тела. Стрела пропела свою смертоносную песню, окончившуюся точно в центре мишени размером с яблоко. Усмехнувшись, лучник принялся что-то объяснять.
И соревнование плавно перетекло в урок.
А я смотрела, не в силах решить, судьба ли толкает меня к разговору или это просто странный случай, после которого ничто в моей жизни не изменится?
Сумерки уже спустились на поляну, когда молодежь наконец разошлась. Я выступила из тени и медленно приблизилась к задумчиво замершему у мишени эльфу. Как начать разговор? В голове царила гулкая пустота.
Шеллиан обернулся, выжидательно посматривая на небо. Только сейчас я заметила, как он устал. Тяжелым плащом покрывшая плечи пелена таила в себе тень множества забот. Я вздохнула. Что сказать?
– Здравствуй.
Он кивнул.
– Сегодня был тяжелый день, я понимаю. Но вопросы не желают ждать.
– Какие вопросы? – Мелодичный голос, раздавшийся, казалось, прямо в голове, заставит меня вздрогнуть. Замерев на расстоянии вытянутой руки от расслабленно прислонившегося к дереву эльфа, я проговорила:
– Вопросы… я сегодня встретила старейшину Дома Огненного Гранита…
Шеллиан приметно передернул плечами и тяжело вздохнул.
– …и она мне кое-что рассказала, но… – как трудно подбирать слова, – но… это не главное. Я хочу знать, что такое Голос Дома. А спросить не у кого… – Ложь, наглая ложь!
Пальцы, сплетенные за спиной, мелко подрагивали. Да, вовсе не о том просила меня Воронваэ, но я не считаю правильным подталкивать к исполнению долга, принуждать к принятию решения. Жизненно важного решения. А такое начало разговора ничуть не хуже прочих.
– Это… долгая история, – в мысленном голосе слышалась растерянность, и звучал он уже дружелюбнее, – но если желаете…
Я кивнула.
– Присядем… – И он опустился на покрытую первыми каплями росы землю. Я на миг замешкалась, затем последовала за ним, отбросив гордость и ложное чувство приличия. Мы будем равны.
Осторожно опершись о ствол дерева, я замерла. Как же хорошо… Лес, тишина, туман, опускающийся с небес… и спокойный голос, рассказывающий об обычаях и нравах эльфов. Я прикрыла глаза, наслаждаясь его звучанием и не вдумываясь в глубинный смысл слов.
– История нашего народа уходит настолько глубоко, что самые древние хроники сохранились только в памяти Драконов. Но и менее древние, доступные для прочтения, говорят о том, что среди нас никогда не царил мир. Территориальные стычки, предательства, кровная месть, набеги на соседние кланы были постоянными спутниками эльфов. Лишь в последние полторы тысячи лет, поняв, что нас становится все меньше и меньше, Старейшины приняли решение… и запретили междоусобные войны. Но один из родов, степной, был уничтожен практически полностью. Впрочем, не появись в мире вы, люди, вряд ли мы поняли бы необходимость объединения и мира. Война – это наше любимое занятие, и многим пришлось сильно измениться, чтоб выжить. Кое-кому пришлось уйти. А Голос Дома – это обычай, сохранившийся с тех давних времен. Главы Домов избирали Голос в случае, когда не могли полноценно выполнять свои обязанности в результате ранения, болезни… смерти, в качестве последней воли. И то, и другое, и третье происходило тогда достаточно часто.
Я распахнула глаза:
– Но что же в этом особенного?
– Ничего, – улыбнулся он одними губами, – не считая того, что из-за чрезвычайной важности некоторых ритуалов для всей расы, к помощи в их проведении можно допустить только того, кому доверяешь абсолютно и бесконечно. Ошибка или предательство может стоить существования целому Дому. Только в единении возможна передача точных знаний и формулировок, и это не может всем нравиться. Порой слишком тяжело открыться полностью существу, пусть и знаешь, что вреда причинить никто не осмелится. Не все соглашаются, а те, кто соглашается… чаще всего это кто-то близкий. Супруг, ребенок, родитель…
Я молчала. Как все это сложно.
– Почему же вы…
– Не желаю избрать Голос?
– Да.
– Потому что еще не встретил того, кому мог бы доверить свою жизнь. Точнее, думал, что не встретил… что ошибся в выборе.
– Каком выборе? – Голос мой ощутимо дрогнул. Я напряженно замерла, не поднимая взгляд, но всем телом ощущая его присутствие. Тихий шорох, и Шеллиан, осторожно взяв меня за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза. И сменил тему разговора:
– Вы все еще носите мой подарок? – Да…
– Почему? – Этот вопрос прозвучал так, что отказаться отвечать было невозможно.
– Потому что это память о прошлом, знак избранного пути… и это единственное, что нас связывает.
– Почему же я не услышал от вас правды, принцесса? – Эльф чуть улыбнулся.
Резко дернувшись, я попыталась вырваться, понимая, что теряю контроль над ситуацией. Впрочем, я же хотела поговорить?! Зачем тогда пытаюсь убежать?
Машинально накрыв ладонью амулет, спрятанный под платьем, я сказала:
– Правды… что есть правда? Я призванная целительница и, как все они, немного эмпат. Только, к сожалению, меня не обучали так, как следовало, и я влюбилась… в своего первого пациента. Точнее, запечатлела его. К сожалению, не против собственного желания, поэтому процесс необратим.
Ни тени бушующих во мне эмоций не отразилось на лице. В глазах эльфа тоже царило деланое спокойствие. Будто и нет его рядом. Что такого я сказала? Правду! Просто рассказать ее, не захлебываясь слезами, я смогла, лишь отдалившись от реальности. Проклятая гордость! Отчего он молчит так… бесчувственно?
– Ваш пациент, должен заметить, – жутко слышать в голове чужие, сочащиеся ядом слова, видя при этом неподвижное лицо собеседника, – не чувствует от этого никакого неудобства, потому что процесс этот был взаимным.
Непонимающе смотрю в его глаза. Что он сказал? Отнимаю судорожно стиснутые руки от груди и осторожно касаюсь прохладной ткани рубашки эльфа.
– А теперь я все же хотел бы услышать от вас правду. – Голос зачаровывал, медленно разрушая возведенные на границе сознания укрепления, и стена гордости не выдержала…
– Я… я люблю тебя! – выкрикнула я Шеллиану в лицо, почти ненавидя его за то, что он сделал. В горле встал комок, непрошеные слезы вырвались на свободу впервые за последние несколько лет, и, вздрогнув всем телом, опять предавшим меня телом, я разразилась безудержными рыданиями. Эльф прижал меня к груди и зашептал, поглаживая по волосам:
– Плачь, плачь, девочка моя… хорошая, смелая, терпеливая, гордая девочка… плачь. Станет легче… плачь. Я тоже люблю тебя… это действительно сложно сказать, а еще труднее принять… слышишь, я тоже люблю тебя.
Сумерки опустились на землю, на траву легла роса, в деревьях шелестел ветерок, пересказывая скрывающимся в листве ночным птицам события этого длинного дня. На тихий разговор под сенью волшебного леса никто не обращал внимания.
– …Я действительно думал, что ошибся. Ты слишком хорошо скрывала и свои чувства, и свою боль. Заглянуть за фасад отрешенного спокойствия не смог бы никто… если бы не маленькая трещинка, превратившаяся в ущелье, откуда низвергался твой дар.
Я хлюпнула носом совсем не романтически, и Шеллиан принялся вытирать мое заплаканное лицо.
– Это все гордость, проклятая королевская гордость! Никогда и никому я не посмела бы признаться, что есть проблемы, с которыми не может справиться кронпринцесса, – тихо призналась я, отводя его руки и утыкаясь лицом в грудь.
– Извини, что спровоцировал…
– Не надо. Все правильно ты сделал. По-другому было нельзя. Ведь был еще и страх…
– А сейчас совсем нет? – улыбнулся эльф.
- Предыдущая
- 21/76
- Следующая
