Слепой боец - Горишняя Юлия - Страница 11

• Предыдущая
• 11/130
• Следующая

И вот потому в соответствии со старинными записями, стихами, пословицами и собственным разумением расскажу я вам здесь повесть об Оленьей округе, в которой жил Гэвин, о том, как Гэвин плавал на юге в год, когда задумал он добыть великую южную крепость Чьенвена, о том, как люди севера и юга мерились судьбой и что из этого вышло, о том, как корабли плыли домой, на север, к Внешним Островам, и о том, как Гэвин сражался на мысу между землей и водой, и потом, зимой, в красивом нечастом лесу; расскажу также и о том, как пришлось ему стать изгнанником и разыскивать убийцу, и о том, как в своих поисках забрел он в страну иную, и о том, как двое не мерились судьбой, потому что судьбы у них не было. А в заключение расскажу я вам повесть о том, как девушка по имени Хюдор вышла замуж. Вот с нее-то, с красавицы-раскрасавицы Хюдор, мы и начнем.

Хюдор, дочь Борна из дома Борнов, вступила в возраст невесты лишь этой зимой. Но загляни она в свое сердце — увидела бы, что Гэвин царил там еще с тех пор, когда думала она о замужестве так, как думают о новой кукле. Маленькой девочкой она слышала рассказы о Гэвине, сыне Гэвира из дома Гэвиров, и о его удаче; она росла — и слава Гэвина росла вместе с ней. Зимою на играх и собраниях за рукоделием, где встречается молодежь, Хюдор смотрела на него, сидя у стены или в сторонке, и один только Гэвин умещался тогда в ее очах — молодой, веселый, статный, с глазами цвета моря и белозубой улыбкой, щедрый и беспечный, как бог. Хюдор не старалась обратить на себя его внимание, она была горда, и она была дочь Борна. Даже ни одной шерстинки не выдернула она из его куртки, а ведь это совсем невинное кокетство, и даже не кокетство вовсе, никто бы не отказался с этой шерстинкой получить и себе часть от Гэвиновой удачи. Хюдор была спокойного нрава, и, если Гэвин снился ей по ночам, она от этого не сохла и не желтела лицом, и высыпалась не хуже, чем обычно. Ничто еще не возмутило тишины ее сердца, ибо чувство ее к Гэвину, хоть и не было больше детским, оставалось тихим, ровным и глубоким, как бездонные озера в лесу. Этим летом, думая о нем, Хюдор не гадала о будущем и не перебирала прошедшее; она пыталась представить себе, что делает сейчас Гэвин, и виделись ей корабли, сшибающиеся в схватке, и как трещат от удара ломающиеся весла, и чудовищный клубок сцепившихся в битве команд перекатывается с лязгом с одного корабля на другой, и города в огне, покорно сулящие выкупы (Хюдор никогда не видала каменных стен, и оттого представлялись они ей похожими на окружавший ее дом частокол), а чаще всего — корабль Гэвина: длинная, крепко обшитая дубом «змея», быстрая зеленая пена, хлещущая из-под ее носа от ударов волн. Ныряют вверх-вниз борта с выставленными вдоль них щитами, и на высокой «боевой корме» стоит Гэвин, бьется на ветру черный «волчий» парус, и над кораблем, с распущенными длинными волосами, летит прекрасная и грозная дева — судьба Гэвина, его удача, доля, участь его под небом, его филгья. Каждому дается она от рожденья, и не узнает поражений и неудач тот, чья филгья будет к нему добра. А такой удачливой филгьи, как у Гэвина, не бывало еще ни у кого на свете. Единственный из всех сыновей Гэвира, еще подростком уцелел он в распре Гэвиров и Локхиров, едва не погубившей до последнего человека два именитых этих дома, и, когда Гэвин стал капитаном, плававшие с ним много могли порассказать о том, как редкостною добычей или спасением бывали обязаны разве что лишь удаче Гэвина.

Хюдор верила твердо, что и в этот раз филгья Гэвина приведет его благополучно назад из летнего плавания, и осенью, когда играются свадьбы, сыграют свадьбу и для них, и Гэвин введет ее хозяйкою в свой дом.

А еще, думая о нем, Хюдор чувствовала гордость. Ведь сколько невест вокруг, есть и родовитее ее, и красивей, и любая мать была бы рада иметь своим зятем Гэвина, сына Гэвира, Гэвина-с-Доброй Удачей, а все-таки Гэвин выбрал ее. Так уж случилось, что искать ему невесту более было некому. Мать Гэвина погибла в той горькой распре, старый Гэвир недолго после того прожил и женить сына не успел, не успел даже и сговориться о его женитьбе, и сам Гэвин с этим не спешил. Он рано стал капитаном, в пятнадцатую свою зиму впервые пошел в море с отцом, на следующий год Гэвир, сын Гэвира из дома Гэвиров, остался уже дома, а корабль его и дружину повели Гэвин и помогавший ему сводный дядя, Кяхт, сын Гэвира из дома Гэвиров; а в следующем году Гэвир умер. Немного спустя и Кяхт погиб — разбил ему голову камень, брошенный с корабельной мачты, — но тогда он вырастил ужесвоего соколенка (как любил звать Гэвина) в сокола, которому не нужна была теперь ничья помощь ни в морских походах, ни в набегах на суше.

И остался Гэвин старшим мужчиной и на своем корабле, и в своем доме. Жениться — ведь для этого нужны сватовство, то-се, переговоры насчет вена за невесту, хлопоты… Все казалось ему, что это может еще годик да подождать; хозяйство у него в доме вела старая верная его нянька, Фамта, а в женщинах у Гэвина недостатка не было никогда, хоть он и не привозил домой женщин, достававшихся ему при разделе добычи, продавая обыкновенно их на Торговом острове по пути домой, и не держал наложниц в доме. Зачем это ему, если и без того зимою, когда Гэвин ставил свою охотничью палатку в заснеженном лесу, то и дело можно было увидеть ведущие к ее пологу следы маленьких девичьих унтят?

Был он из тех парней, вокруг которых девушки вились бы толпами, даже и не будь он ни сыном Гэвира, ни прославленным капитаном. Со всеми своими милыми он был щедр, не жалел для них самых замечательных заморских подарков и расставался с ними по-доброму; краснощекие дочки простых дружинников бегали к нему чуть ли не в открытую (в тех краях молодежь держат нестрого, лишь бы в подоле не принесла, а если и принесет, о таком отце, как Гэвин, пусть даже не брал он твою мать в свой дом, все одно говорят не со стыдом, а с гордостью), случалось и служанкам из иных домов бывать в палатке Гэвина.

Кумушки, судача о том, что с милыми своими гордый сын Гэвира так неразборчив, поговаривали даже порой, что — кто знает? — быть может, он и женится на одной из них. Гэвин многое себе позволял не как у других, а поскольку удача всюду шла с ним вместе, людям казалось это должным. Но кумушки кумушками, а Гэвин Гэвином. Чтоб задумался он о молодой хозяйке в доме, о сыне, будущем Гэвире, о семье, не румяные щечки нужны были, не задорные, быстрые глазки и не бойкий язычок. Говорят: орел выбирает в подруги себе орлицу, не куропатку. Вдруг прошлою зимой подсел он к Хюдор на посиделках, где девушки за работой то поют, то болтают, а парни их обхаживают.

— Давай подержу я тебе кудель, девушка, — сказал.

— Держи, — отвечала Хюдор, — если хочется.

— Какой ты красавицей нынче стала, Хюдор, дочь Борна, — улыбнулся ей Гэвин, — а ведь, когда уходил я той весной в плавание, была еще коротышкой!

— Разве? — спросила Хюдор.

— Была, была, тоненький такой стебелечек! Я помню… (Хюдор хотела спросить: разве и вправду стала она такой уж красавицей?) А теперь вон какая выровнялась — станом стройна, как молодая сосенка, коса у тебя точно золотая цепь, которой в городе Аршебе гавань загораживают! Не слышала, как мы нынче переплывали ту цепь?

— Не слышала еще, — сказала Хюдор.

Гэвин стал ей рассказывать, вот уж что он умел — угождать девушкам, охочим послушать про удивительное; случалось, наседали они на него целой толпой, требуя: «Расскажи!». И тогда тоже собрались вокруг, притихли от интереса. Переплывал цепь Гэвин вот как: его «змея» неглубоко сидела в воде, и, подведя ее к притопленной между поплавков цепи, он велел всем, кто не на веслах, с оружием в руках перейти на корму, и нос корабля поднялся; потом «змея» проплыла еще вперед, так что цепь оказалась под ее серединой, все перебежали на нос, и корабль перевалился через цепь и соскользнул с нее в воду; «змея» Гэвина, именем «Дубовый Борт», оказалась достаточно крепка и не переломилась.

• Предыдущая
• 11/130
• Следующая