Турецкий гамбит - Акунин Борис - Страница 22

• Предыдущая
• 22/42
• Следующая

– Боже, боже, что делать, – потерянно бормотала Варя, не слушая. – Я одна во всем виновата.

– Кокетство, сударыня, – большой грех, – неожиданно легко согласился ирландец. – Еще со времен Троянской войны…

Из двора донесся дружный вопль множества мужских голосов.

– Что там? Неужели кончено? – Варя схватилась за сердце. – Как быстро! Сходите, Шеймас, посмотрите. Умоляю!

Маклафлин замолчал, прислушиваясь. На его добродушном лице застыла тревога. Выходить во двор корреспонденту явно не хотелось.

– Ну что же вы медлите, – поторопила его Варя. – Может быть, ему нужна медицинская помощь. Ах, какой вы!

Она метнулась в коридор, но навстречу, бренча шпорами, шел Зуров.

– Какая жалость, Варвара Андреевна! – еще издали крикнул он. – Какая непоправимая утрата!

Она обреченно припала плечом к стене, подбородок задрожал.

– Как могли мы, русские, утратить традицию сабельной дуэли! – продолжал сокрушаться Ипполит. – Красиво, зрелищно, эффектно! Не то что пиф-паф, и готово! А тут балет, поэма, бахчисарайский фонтан!

– Перестаньте нести чушь, Зуров! – всхлипнула Варя. – Скажите же толком, что там?

– О, это надо было видеть. – Ротмистр возбужденно посмотрел на нее и на Маклафлина. – Все свершилось в десять секунд. Значит, так. Маленький, тенистый двор. Каменные плиты, свет фонарей. Мы, зрители, на галерее, внизу только двое – Эвре и Лука. Союзник вольтижирует, помахивает шашкой, чертит в воздухе восьмерки, подбросил и разрубил пополам дубовый листок. Публика в восторге, хлопает в ладоши. Француз просто стоит, ждет, пока наш павлин кончит красоваться. Потом Лука скок вперед и делает клинком этакий скрипичный ключ на фоне атмосферы, а Эвре, не трогаясь с места, только подался туловищем назад, ушел от удара и молниеносно, я и не заметил как, чиркнул сабелькой – прямо румыну по горлу, самым острием. Тот забулькал, повалился ничком, ногами подергал и все, в отставку без пенсиона. Конец дуэли.

– Проверили? Мертв? – быстро спросил ирландец.

– Мертвее не бывает, – уверил его гусар. – Кровищи натекло с Ладожское озеро. Варвара Андреевна, да вы расстроились! На вас лица нет! Обопритесь-ка на меня. – И охотно обнял Варю за бок, что в данной ситуации было кстати.

– Д'Эвре? – пролепетала она.

Зуров словно ненароком подобрался рукой повыше и беспечно сообщил:

– А что ему? Пошел сдаваться в комендатуру. Известное дело, по головке не погладят. Не юнкеришку освежевал – полковника. Турнут обратно во Францию, и это в лучшем случае. Вот я вам пуговку расстегну, легче дышать будет.

Варя ничего не видела и не слышала. Опозорена, думала она. Навеки утратила звание порядочной женщины. Доигралась с огнем, дошпионилась. Легкомысленная дура, а мужчины – звери. Из-за нее убит человек. И д'Эвре она больше не увидит. А самое ужасное – оборвана нить, что вела к вражеской паутине.

Что скажет Эраст Петрович?

Эраст Петрович сказал вот что:

– Долгонько д-добирались, Варвара Андреевна. Много интересного пропустили. Сразу же по получении вашей т-телеграммы я распорядился провести тщательный осмотр палатки и личных вещей убитого. Ничего особенно любопытного не нашли. А позавчера из Букарешта доставили находившиеся при Лукане бумаги. И что вы д-думаете?

Варя боязливо подняла глаза, впервые посмотрев титулярному советнику в лицо. Жалости или, того хуже, презрения в фандоринском взгляде не прочла – лишь сосредоточенность и, пожалуй, азарт. Облегчение тут же сменилось стыдом: тянула время, страшась возвращения в лагерь, нюни распускала из-за своего драгоценного реноме, а о деле и думать забыла, эгоистка.

– Говорите же! – поторопила она Фандорина, с интересом наблюдавшего за слезинкой, что медленно катилась по Вариной щеке.

– Вы уж п-простите великодушно, что втравил вас в этакую историю, – виновато произнес Эраст Петрович. – Всякого ожидал, но т-такого…

– Что вы обнаружили в бумагах Лукана? – сердито перебила его Варя, чувствуя, что если разговор не свернет в деловое русло, она непременно разревется.

Собеседник то ли догадался о подобной возможности, то ли просто счел тему исчерпанной, но углубляться в букарештский эпизод не стал.

– Интереснейшие пометки в записной книжке. Вот, взгляните-ка.

Он достал из кармана кокетливую книжечку в парчовом переплете и открыл заложенную страничку. Варя пробежала глазами колонку цифр и букв: 19 = Z – 1500 20 = Z – 3400 – i 21 = J + 5000 Z – 800 22 = Z – 2900 23 = J + 5000 Z – 700 24 = Z – 1100 25 = J + 5000 Z – 1000 26 = Z – 300 27 = J + 5000 Z – 2200 28 = Z – 1900 29 = J + 15000 Z + i Прочла еще раз медленней, потом снова. Ужасно хотелось проявить остроту ума.

– Это шифр? Нет, нумерация идет подряд… Список? Номера полков? Количество солдат? Может быть, потери и пополнения? – зачастила Варя, наморщив лоб. – Значит, Лукан все-таки был шпион? Но что означают буквы – Z, J, i? A может, это формулы или уравнения?

– Вы льстите покойнику, Варвара Андреевна. Все гораздо проще. Если это и уравнения, то весьма незамысловатые. Правда, с одним неизвестным.

– Только с одним? – поразилась Варя.

– Посмотрите внимательней. В первой к-колонке, разумеется, числа, Лукан ставит после них двойную черточку. С 19 по 29 июля по западному стилю. Чем занимался полковник в эти дни?

– Откуда мне знать? Я же за ним не следила. – Варя подумала. – Ну, в штабе, наверно, был, на позиции ездил.

– Ни разу не видел, чтобы Лукан ездил на п-позиции. В основном встречал его т-только в одном месте.

– В клубе?

– Вот именно. И чем он там занимался?

– Да ничем, в карты резался.

– Б-браво, Варвара Андреевна.

Она взглянула на листок еще раз.

– Так это он карточные расчеты записывал! После Z минус, после J всегда плюс. Значит буквой Z он помечал проигрыши, а буквой J выигрыши? Только и всего? – Варя разочарованно пожала плечами. – Но где ж здесь шпионаж?

– А никакого шпионажа не было. Шпионаж – высокое искусство, здесь же мы имеем дело с элементарным п-подкупом и предательством. 19 июля, накануне первой Плевны, в клубе появился бретер Зуров, и Лукан втянулся в игру.

– Выходит, Z – это Зуров? – воскликнула Варя. – Погодите-ка… – Она зашептала, глядя на цифры. – Сорок девять… семь в уме… Сто четыре… – И подытожила. – Всего он проиграл Зурову 15800. Вроде бы сходится, Ипполит ведь тоже говорил про пятнадцать тысяч. Однако что такое i?

– П-полагаю, пресловутый перстень, по-румынски inel. 20 июля Лукан его проиграл, 29-го отыграл обратно.

– Однако кто такой J? – потерла лоб Варя. – Среди игроков на J вроде бы никого не было. У этого человека Лукан выиграл… м-м… Ого! Тридцать пять тысяч! Что-то не припоминаю за полковником таких крупных выигрышей. Он бы непременно похвастался.

– Тут хвастаться было нечем. Это не выигрыш, а гонорар за измену. П-первый раз загадочный J вручил полковнику деньги 21 июля, когда Лукан проигрался Зурову в пух и прах. Далее покойный получал от своего неведомого покровителя по пять т-тысяч 23-го, 25-го и 27-го, то есть через день. Это и позволяло ему вести игру с Ипполитом. 29-го июля Лукан получил сразу пятнадцать тысяч. Спрашивается, почему так м-много и почему именно 29-го?

• Предыдущая
• 22/42
• Следующая