Тюрьма - Сименон Жорж - Страница 22
- Предыдущая
- 22/32
- Следующая
Так они прожили в Париже около двух лет: он, она и малыш. Потом взяли няню, и Мур-мур опять с головой ушла в работу. А по вечерам приезжала, куда он ей назначал — в кафе, в рестораны, — и домой они возвращались поздно.
Ей никогда не приходило в голову зайти перед сном взглянуть на спящего ребенка. Обычно Ален это делал один.
Вскоре они купили и перестроили «Монахиню», где теперь проводили уик-энды. Но Мур-мур и приезжала-то туда главным образом потому, что это позволяло ей больше поработать.
— Да, понятно, почему она так сказала, — пробормотал Ален.
Рабю взглянул на стенные часы и поднялся. В кабинете зазвонил телефон, адвокат снял трубку.
— Слушаю… Да, соедините. Он еще здесь. Из вашей редакции, добавил Рабю, передавая трубку Алену.
— Алло, Ален?.. Говорит Борис… Вот уже полчаса пытаюсь связаться с тобой. Звонил к тебе на квартиру. Какой-то симпатичный женский голос — не знаю только, чей-сообщил, что минуту назад тебя вызвали по телефону и ты умчался. Она сказала, что разговор был с адвокатом. Я позвонил Эльбигу, но его в конторе не оказалось. Все-таки я разыскал его, и он передал мне, что ты у Рабю. Есть новости. Час назад к нам сюда явился комиссар Румань с двумя полицейскими. Он предъявил постановление, подписанное следователем, и сидит теперь в твоем кабинете. Он перерыл у тебя все ящики, ни одной бумажки не пропустил. Потом попросил у меня список сотрудников и заявил, что ему необходимо побеседовать с каждым в отдельности, но что это не отнимет много времени. Первыми почему-то потребовал вызвать телефонисток.
— Хорошо, сейчас приеду.
Ален положил трубку и повернулся к Рабю. Адвокат нетерпеливо ожидал конца разговора.
— У меня в кабинете комиссар Румань с двумя полицейскими. Они там произвели обыск. Сейчас он допрашивает сотрудников и первыми захотел выслушать телефонисток.
— Что я вам говорил!
— Вы полагаете, он подозревает кого-то из работников редакции?
— Во всяком случае, идет по следу, и вам ему не помешать. Спасибо, что зашли. Постарайтесь разыскать нашего героя.
Нашего героя! Рабю вложил в эти слова столько иронии, что Ален невольно улыбнулся.
— Вам бы сейчас не повредило пропустить стаканчик. Бар у нас тут внизу, налево от входа, в табачной лавке.
В Алене закипала злость против Рабю. Он готов был его возненавидеть, возненавидеть за все — за то, как адвокат вызвал его к себе, за то, как передал слова Мур-мур, за то, как под конец намекнул, что Алену не обойтись без выпивки.
Понурив голову, Ален ожидал лифта. Минуту спустя он подошел к стойке маленького бара.
— Двойное виски.
— Простите?
— Двойную порцию, если так понятней.
За ним с любопытством наблюдали какие-то рабочие в спецовках.
Встреча с Руманем не улыбалась Алену. Стоит комиссару на него взглянуть, и он тоже догадается, как Ален провел ночь.
Нет, ему не стыдно. Он волен делать все, что вздумается, он всю жизнь вызывающе держался с людьми, шокировал их — нарочно, из спортивного интереса.
И все-таки сегодня, когда люди смотрят ему в лицо, у него вдруг появляется чувство неловкости. Почему? Ведь он ничего худого не сделал. Он непричастен к тому, что произошло. Тысячи мужчин спят со своими свояченицами — это всем хорошо известно. Младшие сестры всегда не прочь попользоваться тем, что принадлежит старшим.
Нет, Адриена никогда по-настоящему его не любила, но ему было на это наплевать. Возможно, и Мур-мур тоже не любила его.
И вообще, что значит слово «любовь»? Он продает ее по миллиону экземпляров в неделю. Любовь и секс. Это ведь одно и то же.
Он не любит одиночества. Не из потребности в обмене мыслями и даже не потому, что нуждается в чьей-то привязанности.
— На улицу Нотр-Дам-де-Лоретт! — бросил он шоферу, захлопывая дверцу такси.
Так почему же одиночество так ему неприятно? Потому что он испытывает потребность в чьем-то присутствии- все равно в чьем. Одинокие старики держат собаку, кошку, канарейку. Некоторые довольствуются даже обществом золотых рыбок.
Он никогда не смотрел на Мур-мур как на золотую рыбку, но теперь, по-новому оценивая прошлое, Ален вынужден был признать, что нуждался главным образом лишь в ее присутствии. Ему просто нужно было, чтобы она всегда находилась рядом — в баре, в ресторане, в машине. Справа от него, в нескольких сантиметрах от его локтя.
По утрам и под вечер он ждал ее звонка и нервничал, если звонок запаздывал. Но за семь лет совместной жизни был ли у них хоть один серьезный разговор?
Правда, в пору, когда он основывал журнал, он часто рассказывал ей о будущем издании. Он был увлечен, уверен в успехе. Мур-мур смотрела на него с милой улыбкой.
— Ну, как твое мнение?
— Разве такого журнала еще не было?
— Были, да не совсем такие. Мы бьем на интимное, личное. Теперь это очень важный момент, ты, по-моему, его недооцениваешь. Лозунг дня личность, индивидуальность, как раз потому, что у нас все стандартизировано, в том числе и развлечения.
— Может быть, ты и прав.
— Хочешь работать у меня в редакции?
— Нет.
— Почему?
— Жене патрона не годится быть в числе сотрудников.
Потом у них возникла проблема виллы. Они набрели на этот дом как-то в субботний день, когда ездили на прогулку за город. А в воскресенье в мотеле, где они остановились, Ален уже строил планы.
— Загородный дом нам просто необходим, согласна?
— Пожалуй, но не слишком ли это далеко от Парижа?
— Достаточно далеко, чтоб отпугнуть всяких зануд, но не слишком далеко, чтобы оттолкнуть друзей.
— А ты собираешься приглашать много народу?
Мур-мур не протестовала. Она ни в чем ему не препятствовала, охотно его слушалась и повсюду за ним ездила, но его восторгов не разделяла.
— Остановитесь, водитель. За этой красной машиной.
— Это ваша?
— Да.
— Они вам, кажется, налепили на стекло два штрафных талона.
Совершенно верно. Два штрафа. Гм, он забыл ключ на приборном щитке. Включая зажигание, Ален кинул взгляд в сторону кабаре, где никогда, до прошлой ночи, не бывал. Рядом со входом висели фотографии обнаженных девиц. На самой большой в центре он узнал Бесси — судя по всему, она была здешней звездой.
Через несколько минут он подъехал к зданию своей редакции на улице Мариньяно. Машину он оставил во дворе. Он не сразу решился подняться наверх. Был уже первый час. На первом этаже-ни души, все помещения заперты.
Что это? Он докатился до того, что боится какого-то помощника комиссара уголовной полиции?
Ален вошел в лифт. В коридорах было пусто. В большинстве отделов тоже. В своем кабинете, дверь которого была широко распахнута, он увидел ожидавшего его Бориса.
— Ушли?
— Минут десять назад.
— Что-нибудь обнаружили?
— Они мне ничего не сказали. Есть хочешь? Ален поморщился.
— Ну, у тебя сегодня и вид!
— Голова трещит с перепоя — вот и вид! Пошли. Попробую что-нибудь съесть, а ты тем временем расскажешь.
Ален думал, что застанет в кабинете беспорядок, но ошибся.
— Твоя секретарша все прибрала.
— Очень он тут разорялся?
— Кто? Комиссар? Был отменно вежлив. Кстати, на столе лежали пачки фотографий, от которых я отказался — слишком уж смелые. Так он смаковал их по крайней мере минут десять. Тоже, видно, порядочная свинья.
- Предыдущая
- 22/32
- Следующая
