Сын Альбиона (Жена-дитя), (Жена-девочка) - Рид Томас Майн - Страница 20
- Предыдущая
- 20/77
- Следующая
Стояли они тесными группами, мужчины курили сигары, а многие — большие пенковые трубки, серьезно разговаривали друг с другом или более оживленно — с женщинами.
Очевидно, привлекал их не пароход. Большинство смотрело в сторону от него, бросало вопросительные взгляды на пристань, как будто ожидало кого-то с этого направления.
— Кто они? — спрашивали друг друга пассажиры.
Джентльмен, который как будто все знал — такой всегда находится, — охотно делился информацией.
— Это беженцы, — говорил он. — Французы, немцы, поляки и все прочие, изгнанные сюда после последней революции в Европе.
— Они возвращаются? — спросил один из тех, кто заинтересовался полученными сведениями.
— Наверно, некоторые, — ответил первый говорящий. — Хотя не на пароходе, — добавил он. — Бедняки не могут себе это позволить.
— Тогда зачем они здесь?
— Уплывают их предводители. Один из них, по имени Мейнард, прославился в последней мексиканской войне.
— О, капитан Мейнард! Но он не один из них! Он не иностранец.
— Нет. Но иностранцами было большинство его людей, которыми он командовал в Мексике. Поэтому они и выбрали его своим предводителем.
— Капитан Мейнард, должно быть, глупец, — вмешался третий. — Восстание в Европе не имеет никаких шансов на успех. Он только сует свою шею в петлю. Разве американцы принимают участие в этом движении?
Тот, кто обладал особыми сведениями, считал, что нет.
Считал он верно, и это не делает чести его стране, которая, судя по его речи, могла быть только «Штатами».
В этом кризисе, который мог принести Европе свободу, единственным американским участником-добровольцем был Мейнард; и он был американским ирландцем! Тем не менее, этой великой стране — жизни среди ее народа и изучению ее институтов — обязан он вдохновением, которое сделало его таким пылким сторонником свободы.
Среди прислушивавшихся к разговору была группа из трех человек: мужчина лет пятидесяти, девушка едва ли четырнадцати и женщина — возраста среднего между ними.
Мужчина — высокий, с наружностью и манерами, которые обычно называют аристократическими. Не строгий, скорее такой, который подходит под определение почтенного — это впечатление усиливалось почти белоснежными волосами, выбивавшимися из-под кромки его дорожной шляпы.
Девочка была интересным созданием. Все еще ребенок, в детской одежде — в платье с короткими рукавами, с короткой юбкой, с волосами, распущенными по плечам.
Но фигура под одеждой свидетельствует о приближающейся зрелости, а обильные локоны, особенно красивые из-за своего богатого золотистого цвета, так и просятся под гребень и булавки.
Хотя трудно сопоставлять внешность пятидесятилетнего мужчины и четырнадцатилетней девочки, их явное сходство создавало представление об отце и дочери. Это впечатление подтверждала и поза: мужчина по-отечески держал девочку за руку.
Отношения между ними и женщиной были совсем иного толка, и чтобы определить это, достаточно было одного взгляда. Темная кожа женщины и белый тюрбан у нее на голове говорили о том, что она служанка.
Она стояла немного позади.
На разговор как будто обратил внимание только мужчина — девочку и служанку больше интересовали движения людей на пристани.
После окончания короткого разговора мужчина обратился к первому говорившему и полушепотом задал вопрос:
— Вы сказали, что американцы не участвуют в движении. А разве капитан Мейнард не американец?
— Кажется, нет, — был ответ. — Он служил в американской армии, но я слышал, что он ирландец. Конечно, это ничего не говорит.
— Конечно, нет, — ответил джентльмен с внешностью аристократа. — Я спросил просто из любопытства.
Но любопытство, должно быть, было немалое. Немного отступив, мужчина достал записную книжку и сделал в ней какую-то запись, очевидно, касавшуюся предводителя революционеров.
Больше того, полученная информация явно усилила его интерес к собравшейся внизу толпе.
Выпустив руку дочери и пройдя к поручню, он с интересом наблюдал за перемещениями толпы.
К этому времени собравшиеся пришли в явное возбуждение. Мужчины говорили громче и сильнее жестикулировали, некоторые вытаскивали часы и нетерпеливо смотрели на них. Скоро двенадцать — время отплытия парохода. Он уже дал сигнал, призывающий всех на борт.
Но вот разговоры и жестикуляция прекратились, толпа стихла, разговаривали только шепотом. Среди собравшихся распространялись новости.
Все объяснилось, когда с края толпы послышался крик:
— Едет!
Крик повторился сотню раз, донесся до середины толпы и до пассажиров на палубе.
Его сменили громкие возгласы «ура!».
Кто приближается? Чье появление вызвало эти возгласы — проявления патриотизма — на множестве европейских языков?
На пристани показался экипаж. Обычный наемный экипаж, который можно поймать на улицах. Но ему уступали дорогу так, словно это позолоченная карета, везущая короля!
Больше того. В десять, в двадцать раз быстрее расступались люди, а крики их звучали в тысячу раз приветливей. Если бы в карете находился король, мало кто провозгласил бы: «Боже, храни короля!», а кое-кто мог бы и сказать: «Да поможет ему Бог!»
У короля в карете было мало шансов безопасно добраться до парохода.
В экипаже сидели два человека: один лет тридцати, другой постарше. Это были Мейнард и Рузвельдт.
Все смотрели на Мейнарда, это к нему стремились все сердца. Это о его появлении возвестил возглас.
И теперь, когда он появился, его приветствовал крик, который эхом отразился от холмов Хобокена и был слышен на улицах грандиозного Имперского города.
Откуда такой энтузиазм по отношению к человеку, не принадлежащему к их народу и стране? Напротив, он из народа, к которому англичане относятся враждебно.
Все это имело мало отношения к самому человеку. Он представлял принцип — цель, ради которой они сражались и проливали кровь. Он был их избранным предводителем, он шел в авангарде, навстречу опасностям — ради свободы, рискуя тюрьмой и виселицей. Именно за это его так встречали.
Карету, медленно продвигавшуюся среди толпы, едва не подняли на руках в воздух. Казалось, энтузиазм толпы достиг такой степени, что люди готовы поднять карету и лошадей на плечи и отнести прямо на палубу парохода.
Так они поступили с Мейнардом. Бородатые мужчины обнимали его, целовали, словно он прекрасная девушка, а прекрасные девушки сжимали его руки или страстно махали платками.
Какой-то гигант поднял его на руки и отнес на палубу посреди приветственных криков собравшихся.
И под продолжающиеся крики пароход начал выходить из гавани.
— Стоит быть верным таким людям, — сказал Мейнард. Грудь его раздувалась от торжества, он слышал свое имя и крики «ура» на пристани.
Он повторял эти слова, когда пароход проходил мимо Баттери, на котором располагается немецкий артиллерийский корпус — эти солдаты так много сделали для приютившей их земли.
Но наконец приветственные крики постепенно заглушил шум волн.
- Предыдущая
- 20/77
- Следующая