Бремя любви - Кристи Агата - Страница 24
- Предыдущая
- 24/37
- Следующая
Глаза опять расширились и расфокусировались. Ллевеллин сидел и смотрел.
Она как будто очнулась.
– Извините.
– Не надо возвращаться, я ухожу. – Он встал. – Можно, я иногда буду приходить сюда и разговаривать с вами?
Если не хотите, скажите. Я пойму.
– Нет, я бы хотела, чтобы вы приходили. До свиданья. Я еще посижу. Понимаете, я не всегда могу улизнуть.
Еще раз они разговаривали неделю спустя.
Как только он уселся, она сказала:
– Я рада, что вы не уехали. Боялась, что уедете.
– Пока еще не уезжаю. Рано.
– Куда вы отсюда поедете?
– Не знаю.
– Вы хотите сказать, что ждете распоряжений?
– Что ж, можно и так выразиться.
Она медленно проговорила:
– В прошлый раз мы говорили обо мне. Совсем не говорили о вас. Почему вы приехали на остров? Была причина?
– Пожалуй, причина та же, по которой вы пьете бренди: уйти, в моем случае – от людей.
– От людей вообще или от каких-то конкретно?
– Не вообще от людей. От тех, кто меня знает или знает, кем я был.
– Что-то произошло?
– Да, кое-что произошло.
Она подалась вперед.
– Как у меня? Вы сбились с курса?
Он яростно мотнул головой.
– Нет. То, что случилось со мной, – неотъемлемая часть моей судьбы. Оно имело значение и цель.
– Но вы же сказали про людей…
– Дело в том, что люди не понимают. Жалеют меня, хотят затащить обратно – к тому, что завершено.
Она сдвинула брови.
– Не понимаю…
– У меня была работа. – Он улыбнулся. – Я ее потерял.
– Важная работа?
– Не знаю. – Он задумался. – Пожалуй, да. Но откуда нам знать, что важно, а что нет. Надо привыкнуть не полагаться на собственные оценки. Все относительно.
– Значит, вы бросили работу?
– Нет. – На его лице снова вспыхнула улыбка. – Меня уволили.
– О! Она чуть отшатнулась. – Вы были против?
– Еще бы. Любой был бы на моем месте. Но теперь все позади.
Она нахмурилась, глядя в пустой стакан. Повернула голову, и официант заменил пустой бокал полным.
Сделав два глотка, она сказала:
– Можно вас кое о чем спросить?
– Пожалуйста.
– Как вы думаете, счастье – это очень важно?
Он подумал.
– Трудный вопрос. Боюсь, вы сочтете меня ненормальным, если я скажу: счастье жизненно важно и в то же время не имеет никакого значения.
– Не могли бы вы выразиться яснее?
– Ну, это как секс. Жизненно важная вещь и в то же время ничего не значит. Вы замужем?
Он заметил тонкое золотое кольцо на пальце.
– Я дважды выходила замуж.
– Вы любили мужа?
Он употребил единственное число, и она ответила без колебаний:
– Я любила его больше всего на свете.
– Тогда оглянитесь на вашу совместную жизнь – что прежде всего приходит вам на ум? Как вы в первый раз вместе спали или что-то другое?
Внезапно ее охватил смех – короткая Вспышка очаровательного веселья.
– Его шляпа.
– Шляпа?
– Да. В медовый месяц. Ее унесло ветром, и он купил местную – смешную соломенную шляпу, а я сказала, что она больше подходит мне. Ну я ее надела, а он надел мою – знаете, какую ерунду мы, женщины, носим на голове, и мы смотрели друг на друга и смеялись. Он сказал, что туристы всегда обмениваются шляпами, а потом сказал: «О Господи, как же я тебя люблю». Ее голос прервался. – Никогда не забуду.
– Вот видите? – сказал Ллевеллин. – Волшебный момент единения, нескончаемой нежности, но не секс. Однако если с сексом нелады, брак разрушится. В некотором роде так же важна еда – без нее нельзя жить, но, пока вы нормально питаетесь, еда почти не занимает ваши мысли. Так и счастье – оно способствует росту, оно великий учитель, но оно не является целью жизни и само по себе не удовлетворяет человека.
Он мягко спросил:
– Так вы хотите счастья?
– Не знаю. Я и так должна быть счастливой, у меня для этого есть все.
– Но вы хотите большего?
– Меньшего, – быстро отозвалась она. – Я хочу от жизни меньшего. Всего слишком много. Слишком много. – И неожиданно добавила:
– Это такое бремя.
Некоторое время они сидели молча. Наконец она сказала:
– Если хотя бы знать, чего я хочу. Знать, а не быть вечно недовольной дурой.
– Но вы же знаете: вы хотите сбежать. Почему же вы этого не делаете?
– Сбежать?
– Да. Что вас останавливает? Деньги?
– Нет, не деньги. Деньги у меня есть – не так много, но достаточно.
– Тогда что же?
– Много чего. Вам не понять. – Губы скривились в жалобной усмешке. Как у Чехова – три сестры вечно стонут: в Москву! Но они никуда не едут, хотя в любой день могут пойти на станцию и купить билет до Москвы! Как и я могу купить билет на корабль, который уплывает сегодня вечером.
– И что же вас удерживает? – он ждал.
– По-моему, вы знаете ответ, – сказала она.
Он покачал головой.
– Нет, я не знаю ответа. Я стараюсь вам Помочь его найти.
– Возможно, я похожа на чеховских трех сестер. Возможно, я на самом деле – не хочу.
– Возможно.
– Возможно, сбежать – просто та мысль, которой я тешусь.
– Вероятно. У всех у нас есть фантазии, помогающие сносить ту жизнь, которой мы живем.
– Побег – моя фантазия?
– Я не знаю. Это вы знаете.
– Ничего я не знаю, вообще ничего. У меня были все возможности, а я поступила не правильно. Но раз уж человек поступил не правильно, ему приходится идти этим путем и дальше, так ведь?
– Я не знаю.
– Вы не могли бы перестать это повторять?
– Прошу прощения, но это правда. Вы просите меня сделать заключение по поводу чего-то такого, о чем я ничего не знаю.
– Но это же основной принцип.
– Нет такого в природе – основной принцип.
Она широко раскрыла глаза.
– Вы хотите сказать, что не существует абсолютно правильного либо абсолютно не правильного?
– Нет, я не это имел в виду. Конечно, абсолютная истина есть, но она лежит так далеко за пределами нашего понимания, что мы имеем о ней лишь самое смутное представление.
– Но человек все-таки знает, что верно, а что – нет?
– Он просто следует общепринятым правилам повседневной жизни. Или, если пойдем дальше – своему инстинктивному ощущению. Но это нас может завести слишком далеко. Людей сжигали на кострах не садисты, а честные люди возвышенного склада ума, они верили, что это правильно. Почитайте законы Древней Греции: если человек отказывался отдать своего раба на пытку, считалось, что он противится правосудию. В Штатах какой-то честный богобоязненный священник забил до смерти своего любимого трехлетнего сына, потому что тот отказался повторять молитву.
– Какой ужас!
– Да, потому что время изменило наши представления.
– Как же тогда быть?
Ее прелестное лицо склонилось к нему, на нем было написано замешательство.
– Следовать своему пути, с кротостью и надеждой.
– Следовать своему пути… да, но мой путь, с ним что-то не то. Знаете, как если бы вязали свитер по выкройке и упустили петлю где-то в самом начале – и вот весь узор исказился.
– Этого не знаю, никогда не вязал.
– Почему вы не выскажете прямо свое мнение?
– Потому что тогда оно перестанет быть только моим мнением.
– Как это?
– Оно может повлиять на вас. Вы легко внушаемы.
Ее лицо опять нахмурилось.
– Да. Наверное, в этом вся беда.
Он подождал минутку, потом спросил как бы невзначай:
– Какая беда?
– Никакая. – Она смотрела на него с отчаянием. – Никакой беды. У меня есть все, чего может пожелать любая женщина.
– Опять вы обобщаете. Вы не любая женщина. Вы – это вы. У вас есть все, чего вы хотите?
– Да, да, да! Любовь, доброе отношение, деньги, роскошь, красивое окружение, общество – все. Все, что я сама бы выбрала для себя. Нет, дело во мне самой. Со мной что-то не в порядке.
- Предыдущая
- 24/37
- Следующая
