Серебряный волк - Гореликова Алла - Страница 27

• Предыдущая
• 27/51
• Следующая

Карел останавливается. Шумно выдыхает. Говорит:

— Повезло. Нечистый меня задери… повезло.

— Уверен, что повезло? — с непередаваемым ехидством в гнусавом голосе спрашивает выходящий из стены впереди гном.

— Еще бы, — не моргнув глазом, отвечает Карел. — Даже вдвойне. А то блуждали б тут, как вон поверху последние три недели… Значит, так. Мы сдаемся. И мне нужно встретиться с кем-нибудь из ваших старшин. Или колдунов. Чем быстрей, тем лучше.

— Ишь, какой… Может, тебя сразу к Хозяину Подземелья отвести? А то уж больно мелко берешь, старшин да колдунов.

— Это было бы замечательно. Да, простите, почтенный, я не представился. Карел… принц Таргалы.

— Тебе не кажется, что мы сильно сглупили?

Лека с трудом отвлекается от мрачных мыслей. Они сидят вдвоем в тесной подземной — ну да, а какой же еще?! — камере, в темноте — если бы не «глаз совы», — в неизвестности… Карела увели сразу, а их как втолкнули сюда, так и забыли. И хоть бы знать, сколько времени прошло! Час, два? Или — вся ночь?

— Ты о чем? О присяге? Или о гномах?

— Да обо всем. — Серегин голос кажется Леке до странности неуверенным. — О том, что умней было бы вернуться домой, да и Карела с собой прихватить. А там бы что-нибудь придумали.

— Ты забыл добавить одно слово.

— Какое?

— «Взрослые». Ты хотел сказать: «А там бы взрослые что-нибудь придумали». Мы уже и сами не дети, помнишь? С чего вдруг ты стал искать, на кого свалить ответственность?

Серега хмыкает. Обиделся, что ли? Отвечает ехидно:

— Знаешь ли, я себя умней Васюры не считаю! Да и ты, раз уж на то пошло, до короля пока что не дорос.

Лека встает. Нервно прохаживается от стены до стены — четыре шага туда, четыре обратно. Снова садится.

— Мы не могли терять зиму. А мы именно что потеряли б зиму, и ты это понимал не хуже меня. А сейчас ты боишься, потому и начал… А боишься, я так думаю, потому что на этой камере гномьи чары. Что-нибудь для ослабления духа, или как там это назвать. Чтобы легче с пленниками управляться. Серый, не поддавайся, ладно? Мы все делали правильно — если, конечно, не считать Корварены.

— И теперь сидим здесь, и неизвестно, выберемся или нет. И коней оставили этому барону… — Серега кривится, машет рукой. — Знаешь, Лека, вовсе я не боюсь. Просто Васюра просил за тобой присмотреть, и мне стыдно. Твой-то отец от тебя не отрекался. И не обрадуется, потеряв наследника. Тем более ради интересов Таргалы, которая, если уж разобраться, нам и с приплатой не нужна.

Лека передергивает плечами:

— Поздно жалеть. Мы уже здесь. Мы сами этого хотели, и на самом деле Таргала нам нужна. Такая, какой она была до этой войны… ну, такой уже не будет, конечно. Но хотя бы с нормальным, вменяемым королем. Умным и сильным. С Карелом. Вот если у него не выйдет… тогда не знаю, что делать.

— Да мы тогда ничего и не сделаем, серьезно тебе говорю. Сгинем с ним вместе, только и всего. Лека… а если обойдется, как мы развяжемся с присягой?

— Если обойдется, у Таргалы будет новый король. А новому королю присягают заново. Забыл?

— Не подумал. Так ты считаешь…

Беззвучно уходит в сторону часть стены, и к ним входит Карел. Стена становится на место. Лека вскакивает:

— Ну что?

— Чтоб я сдох, не знаю. Наверное, думать станут.

— Но они тебя выслушали?

— Внимательно. Сначала старшина, потом колдун. А потом отвели сюда. Молча.

Лека длинно вздыхает. Садится.

— Ладно, ждем дальше.

— Устал я, — чуть слышно признается Карел. — Забыть бы обо всех этих делах хоть на одну ночь…

— Что ты сказал им?

— Правду. А ты как думал?

— Всю?

— Конечно.

Недолгое молчание.

— И как они тебе?

— Честно говоря, мороз по коже. Особенно когда колдун смотрит в глаза… это даже не страх… намного хуже.

— Постой-ка! — Лека вдруг вспоминает их первую стычку с гномами, Карела с Тенью в руке, Серегу… Серый долго потом трясся, рассказывал снова и снова, как перестал чувствовать руки, как все труднее было шевелиться, легкий кожаный доспех — безделка, годная разве что для тренировки у маэстро! — не давал вздохнуть, а отяжелевший плащ камнем давил на плечи. — У тебя ведь амулет был от гномьих чар! Неужели выкинул?!

— С чего бы я его выкинул? Вот он, здесь. — Карел хлопает ладонью по груди. — Наверное, взгляд колдуна — это еще не чары.

Я тянусь за Сержевым гномьим ножом. Когда-то он видел маленького Карела… Его хозяин, гномий мастер-старшина, знал о пророчестве, назвавшем принца Таргалы надеждой Подземелья. Так, может, он видел и то, чем все закончилось? Я вспоминаю голос встреченного на себастийской дороге гнома: «И в дни отчаянья, когда умрет надежда, под землю опустится принц…»

Его не надо было похищать. Настало время, и он пришел сам.

Но почему-то нож снова и снова показывает мне давнее похищение. Почему, думаю я, что стряслось?

Короткое, вспышкой: огонь, боль, перекошенное, смутно знакомое лицо, в крови и копоти… злые светлые глаза под низко надвинутым зеленым беретом, хриплый шепот:

— Так что, ты не хочешь показать вход по-доброму? Ну хорошо, пусть… но показать все равно придется.

Я в ужасе отбрасываю нож. Свет Господень!

— Убери, — прошу я Сержа. Меня колотит, зубы выбивают злую дробь. Серж прячет нож, молча поит меня вином.

— Все хорошо, — виновато шепчу я. — Правда, уже лучше…

Но Серж все-таки выводит меня в сад. Мы долго сидим под вишнями, отщипывая время от времени с ветки недозрелые кислющие ягоды, я смотрю в небо, слушаю шум листвы… Вот так сидел бы и сидел, и чтобы никаких подземелий, и никакой войны, и никаких Смутных времен.

— Что ж, — вздыхаю я, — о чем говорил с гномами Карел, нам теперь не узнать. Разве что потом, после самого первого разговора, с ним, в самом деле, был принц Валерий.

— Давай ты займешься этим завтра, — говорит Серж.

— Хорошо, завтра так завтра. Тогда посидим здесь еще…

Стоящий перед ними гном помнит, наверное, времена Карелова деда и прадеда. Обычная для подземельных кряжистость не ушла от него — и все-таки он кажется высохшим и хрупким, как прошлогодний букет. В пляшущих сполохах гнездовья саламандр его глаза то сверкают золотом, то отливают кровью, а клочья редких седых волос наводят на мысли о безобидности… Глупые мысли! Уж кто в самом деле опасен здесь, так это он — Хозяин Подземелья: тот, в кого не верят люди наверху, о ком рассказывают страшные сказки, за кого король Анри не пожалел бы любой награды. Тот, кто принимает решения.

— Я рад, люди, что говорите вы о мире. — Странный голос у него, растерянно думает Лека. Тихий, слегка шепелявый; казалось бы, к такому прислушиваться придется, и то половину упустишь, но нет, он не просто внятный: слово ложится к слову, будто кирпич к кирпичу, весомо и плотно. — Однако не нравится мне, как вы говорите. Приходя в гости, не отвергают обычай хозяев.

— Может, и бывали здесь гости до нас, вот только наверху некому рассказать о ваших обычаях. Прости, почтенный, если что не так. Мне не у кого было научиться.

— Э-э-э, прав ты, принц! У вас наверху ежели и остался кто знающий, так тебе всяко не расскажет. И все же в таком деле, как переговоры, лучше не отступать от традиций. У нас, видишь ли, не принято начинать новых отношений, не подведя черту под старыми. Уж коль согласны вы, что причинили нам зло, — покайтесь. Признайте свою вину — и получите воздаяние или прощение. А потом можно будет говорить и о будущем.

— Покаяться?! — Чего больше в голосе принца полуострова? Возмущения или все же удивления? — А вы, вы не собираетесь просить нас о прощении? Вы разорили мою страну, вы хозяйничаете у нас наверху, как в собственной кладовой, по вашей вине умирают люди, никаким боком не причастные к этой проклятой войне, — а каяться мне?

• Предыдущая
• 27/51
• Следующая