Полукровка - Гореликова Алла - Страница 33

• Предыдущая
• 33/76
• Следующая

Передо мной стоял илл. Еще более невысокий и щуплый, чем все иллы, с тонкими чертами почти человеческого лица и пышными золотистыми волосами. В хамелеоновой накидке поверх серебристых дипломатических одежд. Ага, высшая каста… элита Империи.

– Какая встреча, – процедил илл. Почти пропел… Неприкрытое торжество в его лице взбесило меня, и браслеты отозвались на вспышку злобы волной почти нестерпимой боли. Это ты проходила, сказал в голове спокойный голос Теллы. Успокойся. Не дай ему убить себя. Да, я успокоюсь… постараюсь… только дыхание переведу… как же медленно затухает эта боль…

– Что вы себе позволяете? – спросила я как могла спокойно. – Устраивать похищения в не принадлежащем вам мире… это не сойдет вам с рук.

– Не надо цитировать международное право, капитан Три Звездочки, – сладко улыбнулся илл. – Не утруждайся. Никто и никогда не узнает, что с тобой случилось, так что с этой минуты можешь считать себя вышедшей из сферы действия закона. Закон не помогает потерявшим осторожность одиночкам. Особенно без следа пропавшим.

– Ошибаетесь! – бросила я. – У меня найдутся друзья.

– Твои надежды смешны. – Илл и вправду рассмеялся, словно трель серебряного колокольчика разлилась в воздухе. – Конечно, у тебя найдутся друзья. Из СБ. Только вот ведь какая незадача, агент Три Звездочки, СБ тебе не поможет. Не сможет помочь. Был такой капитан Три Звездочки, отправился зачем-то побродить по городу ящеров, да и пропал там. Концов нет. Не первый и не последний случай! Друзья, – илл снова рассмеялся. – У прежнего капитана Три Звездочки тоже были друзья. И что же?

Отец! Меня снова накрыла злоба, да такая, что и боль не сразу приглушила ее. Наверное, я потеряла сознание, потому что вновь осознала себя лежащей на полу, с разбитым носом и дикой слабостью во всем теле. И похоже, провалялась я долго… во рту горит от дикой жажды, в голове туман, а илл сидит в вертящемся кресле, закинув ногу на ногу, и покачивает мягким кожаным сапожком прямо над моими глазами.

– Когда-нибудь вам дадут по носу, – прошептала я. – Крепко дадут. Мало не покажется.

– Вряд ли, – проворковал илл, – вряд ли. И уж во всяком случае, не шпиону Конгломерата уповать на это. Кстати, по законам сссла шпионаж карается смертью. Расточительно, не правда ли, Три Звездочки? Но что делать, что делать… такие улики… я и говорю-то с тобой только потому, что местные деятели сейчас очень заняты твоим другом Сэйко. Да, очень заняты… ты ведь знаешь, как казнят ящеры?

Я знаю, еще бы не знать. Сэйко…

– Да, ты знаешь, – довольно подтвердил илл. – Я попрошу для себя твою шкурку… мне не откажут. – Он наклонился, провел узкой прохладной ладошкой по моему плечу, пропустил шерсть меж пальцев, как песок на пляже… – Такая мягкая… словно шелк. Ты ведь веришь мне, Три Звездочки? Так и будет…

Да, так и будет… Ледяная безнадежность заполнила меня до краев, тронь – выплеснется, ледяная, страшная, в ней сладость и наслаждение, и я знаю, что наслаждение это – не мое, а илла. Я знаю, это иллу сладко – сладко от моего страха, от предвкушения моей боли, от черного колодца отчаяния, поглотившего меня. И еще я знаю, что знание это вложил, в меня илл, что знание это – как приправа, изысканная приправа к сладкому блюду из униженного врага. Из меня. Будь ты проклят, илл, раздельно подумала я. В ответ на меня капнуло восторженным злорадством: блюдо стало вкусней.

– А самое интересное, что ваша СБ спишет все на твое предательство, – радостно добавил илл. Мысленно добавил, его вкрадчивый шепот звучит и звучит внутри меня, заполняет череп, распирая его тупой болью. – Потому что я теперь знаю всё, что знаешь ты.

Молниеносной чередой вспышек пронеслись в моем мозгу Pax и Нейтрал, Телла и Блонди, и Чак, и разговор на бирже, в представительстве Триали, и несколько других разговоров, после того, как я подписала контракт с объединенной разведкой Конгломерата… Сэйко, и давний полет с отцом на Землю, и Игра, окончившаяся визитом Распорядителя Оргкомитета…

Если бы не браслеты, я успела бы вцепиться ему в глотку. А так… заработала еще один удар боли, только и всего. И еще один – результат бессильной ненависти, охватившей меня в ответ на его чарующий смех.

Ненависть, густо замешенная на ясном ощущении собственного бессилия, на четком понимании – он наслаждается сейчас, глядя, как я корчусь от унижения и боли у его ног. Будьты проклят, илл!

Проклинай, прах из праха. Ты так горячо меня ненавидишь, даже жалко отдавать тебя ящерам. Правда, их казнь забавна, но… да, я придумал лучшую забаву. Прах из праха, ты останешься жить… пока… пылью под ногами Повелителя… запомни это! Пыль под ногами, прах из праха, НИКТО!

Ослепительный свет и опустошающий, отупляющий страх, вот всё, что есть у меня теперь. Свет и страх, и беззвучный шепот Повелителя, распирающий череп тупой болью.

Ты будешь помнить только страх. Ты будешь жить только волей Повелителей. Прах из праха, пыль под ногами, никто… никто… никто… никто…

– Ма, гляди, пантера!

Я понимаю. Я знаю этот язык, но откуда?

– Красивая. Интересно знать, она дохлая? Наверное, да… без хвоста… интересно, кто ей хвост отгрыз, а больше не тронул?

Вспомнила! Это язык моего отца. Язык людей. Но ведь я у ящеров? Почему же человечья ладонь поднимает мне голову? Что-то не так. Что-то я упустила. Что же со мной, почему я не знаю, что со мной? Почему я не могу открыть глаза? Пошевелиться? И… почему я не знаю, кто я?!

– Дышит.

– Значит, нам придется убить ее? Интересно знать, откуда здесь взялся хищник?

– Не говори так, сын! Это такой же человек, как мы, только другой расы.

– Как дракон?

– Да, как дракон. Беги скорей в поселок, пришли сюда отца. Да, и пусть прихватит мои запасные шорты!

Отца… кто был мой отец? Я помню, что он говорил на этом языке… помню, что он пропал… давно… но почему? Чем он занимался? Чем занимаюсь я? И кто я?!

НИКТО!

Боль и страх…

– Тихо, тихо… все хорошо. На вот, попей. Холодная вода льется мне в глотку… хорошо…

– Ну вот. Открывай глаза, не бойся.

Нет! Нет, я не хочу! Там слепящий свет, несущий боль и страх!

– Ты ведь слышишь меня? Хочешь еще воды?

Я хочу. Я пробую ответить, но почему-то издаю лишь слабый стон. Слабый настолько, что сама его еле слышу. Я хочу, хочу! Пожалуйста…

– Алан, наконец-то! Поговори с ней.

– Она в сознании?

– Кажется, да.

– Кажется? Кажется, я с врачом говорю? Или нет?

Мужской голос резок и насмешлив, но в нем угадывается нежность. Так говорил со мной отец…

– Слышишь меня? – Теперь мужчина говорит на другом языке… неприятном, но его я тоже понимаю… на языке народа моей матери! – Кто ты?

Никто… никто… никто…

– Пей!

Я пью. Спасибо, спасибо… мне так хотелось пить, мне кажется, я мертвая была, а теперь с каждым глотком оживаю.

– Открой глаза.

Нет! Нет, я боюсь, не надо!

– Открывай глаза! Быстро!

Открываю. Ничего… ничего страшного. Пасмурный серый день (вечер? утро?). Плоскость серого неба над головой. Неба? Разве небо – такое?

Наверное, раз я его вижу и знаю, что это – небо.

– Ну вот, – шепчет женщина. Мне приятно слышать ее. Этот язык ближе мне. Это – мой язык. Кажется. Почему же мужчина упорно обращается ко мне на другом языке?

– Садись.

Язык народа моей матери… я помню… мама, я помню, ты говорила со мной на этом языке… почему же сейчас мне неприятно слышать его? Сажусь. Лицо женщины против меня – обычное человечье лицо, полное интереса и сочувствия. Женщина круглолица, светловолоса и светлоглаза, и на загорелой коже светлеют вокруг глаз тонкие морщинки. На женщине обтрепанный серый комбез, тяжелые ботинки, в руке фляга. Это она поила меня? А где мужчина? А, наверное, это он поддерживает меня за плечи…

Оборачиваюсь. Да. Тоже – человек, тоже светловолос и светлоглаз, но лицо словно застыло в суровой маске, и смотрит мрачно. Одет так же… где же я видела такую одежду? Мне кажется, она должна что-то обозначать…

• Предыдущая
• 33/76
• Следующая