Та, что приходит вопреки - Басирин Андрей - Страница 3

Она подбросила на ладони часы с защелкнутым застежкой письмом и швырнула их в зеркало. Отскочив от стекла, часы упали на пол. Повисла звонкая тишина.

- Эти часы… - Димур пошевелил браслет носком ботинка. - Это ведь ли-ша, вещь без цены. Ты хотела меня обмануть, гил.

- Сволочь, - прошептала Тама побелевшими губами. - Какая же ты сволочь… - Она бросилась на Димура с кулаками: - Ты!!! Ты просто не хотел отправлять!.. Потому что Стэн… Стэна…

И разревелась.

Димур пожал плечами. Женские истерики его мало трогали. Девчонка пыталась отправить таму мертвецу. Мало того - в послании хотела предупредить, как тот погибнет. И, наконец, использовала для отправки письма ли-шу. А это уж совсем недопустимо.

Тама состоит из двух частей: послания (браватийцы зовут его «сага») и носителя-артеака. Одно без другого бессмысленно. Бросьте письмо в океан без бутылки: далеко оно уплывет? Бросьте одну бутылку - дождетесь ли вы помощи?

На пути к адресату посланию приходится пересекать много миров. Переходя из одного в другой, артеак меняется, подчиняет своей воле окружающих, творит чудеса. Чтобы послание дошло, нужно много силы. Поэтому артеаком может стать лишь действительно ценная вещь.

Святой порох господа! Часы эти - вещь, конечно, дорогая. Но для Тамы стоят не больше пушинки на свитере. Разве есть в них сила?

А неудавшаяся тама - вещь опасная. Записку надо сжечь как можно быстрее, а то натворит дел. Димур нагнулся за часами. Хлопнула входная дверь, но он даже не оглянулся девушке вслед.

Белый прямоугольничек письма куда-то исчез. Димур еще раз проверил браслет. Записки не было. Значить это могло только одно: в последний миг Тама нашла и инициировала другой артеак.

Сама, без его, Димура, помощи.

- Клянусь револьверами господа, - проговорил он вполголоса, - это чудо. Расскажи мне кто другой, я-человек сказал бы: «Ты лжец и забыл порох всевышнего».

Он ненадолго задумался. Потом подошел к окну, раскрыл его и выбросил часы в синеющий московский вечер.

Шубку Тама забыла у Димура. Вернуться она не могла, даже если бы захотела. Адрес выгорел в Таминой памяти. Но это и к лучшему. По крайней мере, дурацкие мысли отвязались. Топиться идти, надо же!.. Анна Каренина нашлась. В горле застыл ком, затылок томило предчувствием простуды. Зато при одной мысли о ледяной воде Таму начинало мутить.

Раз утонутие отменилось, с взрослой рассудительностью решила она, это как бы новая жизнь. И отпраздновать ее надо чем-то особенным. Таким, чего никогда в жизни не было.

Так что она купила в киоске бутылку дешевого «кьянти» и, гордо хлюпая носом, отправилась на мост.

Промозглый ветер лез под свитер нахальными Валькиными руками. Лед у опор моста смерзся глыбами; глядя на них, Тама подумала, что утопиться здесь можно, лишь пригнав баржу динамита.

Порывшись в рюкзачке, она достала «кьянти». Бутылка эта в Таминой жизни была первой, так что о штопоре девушка не подумала. Пришлось бить горлышко о камни.

Стерев осколки носовым платком, она сделала первый глоток.

Ну! И! Дрянь!

Как вообще это пьют?!

Ладно. Домой она все рано не пойдет. Квартиру подарил Валентин, а она, дурочка, приняла. Еще нос задирала, цыпа. Валент-то, конечно, не вампир (при мысли о вчерашних глупостях с серебрянкой Тама покраснела), но что-то с ним нечисто.

Уж больно легко ему все сходит с рук. Ленька Кибенематик - не авторитет, но с уголтой якшается. А Валька его в шмакутья. И ни одна цыпа не чирикнула.

Почему?

Тама наверняка знала, что Валька - ботаник. Лет пять назад, еще в прошлой жизни, до Стэна, она как-то повстречала его в Сокольниках. Ну цыпа же: куртешка кургузая, на щеке крем для бритья, и рубля на какую-то перумовщину не хватает.

Тама и одолжила. Пожалела бедолагу.

Когда Валентин ее отыскал через несколько лет (и как запомнил утенка-то гадкого?!), она его не узнала. Не ботаник, настоящий зоолог - по волкам да Шакалам. И взгляд соответственный. Принц на белом «Ламборджини».

Ежась от ледяного ветра, она вновь отхлебнула из бутылки. Машины неслись мимо нее равнодушным потоком. Мосты строят поперек рек, сбивчиво подумала Тама, а почему-то получается вдоль. Вот она, настоящая река: течет и течет себе, а она, Тама, сидит на берегу и не знает, куда податься.

Аив самом деле, куда? К родителям нельзя. Там Валент ее на раз-два отыщет. И к подругам нельзя, зачем им неприятности?

Куда же?

В другой город?

В другой город - это правильно. Стэнька мечтал повидать мир, это будет ему прощальным салютом. А там, накопив сил, можно и с Валентом посчитаться. Потому что жизни тот все равно не даст.

Вот только для этого понадобятся союзники. И зря Димурчик нос воротил. Не хотел по-хорошему, будет по-плохому!

Девушка покопалась в рюкзачке и достала пиалу с летучими мышами. Ее она приручила у колдуна… или «стамила» - как она сама говорила. С пиалой в руках Тама вскарабкалась на перила моста. В голове шумело, камень скользил под каблуками сапог. Москва-река серебрилась под ногами - соль господа, боль забвения.

- Диму-ур!!! - крикнула Тама, протягивая пиалу пятнистой громаде города. - Помоги мне! Слышишь?! Я ведь ее выброшу, честно!

Город молчал. Лишь заунывно ревели машины за спиной.

- Ну, как знаешь! Получай!!! - Тама неловко размахнулась.

Ветер, до этого дувший ей в лицо, резко изменил направление. Мягкое крыло толкнуло девушку в спину. Взвизгнув, она плюхнулась задом на камень. Долю секунды балансировала над белой солью реки, уже понимая, что срывается и…

…сильные руки подхватили ее.

- Психованная, - слова эти прозвучали для Тамы небесной музыкой. - Ты что? До свиданья, мой любимый город?

Спаситель рывком втянул ее на перила. Развернул к себе.

- Я почти попала в хроники твои, - заплетающимся языком ответила Тама. - Ожиданье… как там дальше?..

- Самый скучный повод.

- Стэн!.. зануда ты мой!..

Когда человека бросает из безнадежности в счастье слишком быстро, случается, что он не успевает понять, что произошло. Тама закрыла глаза и уткнулась носом в плечо спасителя. Пластиковая пряжка расцарапала щеку.

- Живой… хороший мой!.. - шептала она, комкая в кулаке синтетику дурацкой Стэновой «аляски». - Как же я измучилась без тебя!..

Стэнова «аляска» оказалась не только дурацкой, но и теплой. Даже в безопасности квартиры, стянув свитер и вымокшую от сидения на мосту юбку, Тама не захотела с ней расстаться.

Залитое ночной смолью окно бесстыдно отражало диван-сарайчик и счастливую девчонку с распухшим от простуды носом. Еще отражался буфет, на нем - Тамина фотография («Стэну, Стэнчику, Стэненку!..» на обороте), пиала с летучими мышами. Остальное съела голодная луна.

- Прикинь, Там? - кричал с кухни Стэн. - Иду, а под ногами блестит!.. А я…

Слова тонули в шуме льющейся воды и грохоте посуды. Тама вынырнула из блаженного забытья, слезла с дивана и отправилась на кухню.

- Чего кричишь? - спросила она сердито.

- Рассказываю, как тебя нашел. Вот смотри, - сквозь пальцы блеснуло золото. - Это в снегу. Я за ними, а автобус - опачки! Ну, я через мост…

В Тамину ладонь легли золотые часы. Те самые.

Станька еще долго что-то рассказывал о том, как заметил в сугробе блеск, как опоздал на автобус, как… Тама не слушала. Она перевернула часы; гравировку съедало темное, почти коричневое пятно, но все-таки она была.

Сердце тревожно зачастило.

- Станька, - она прижалась раскаленным лбом ко лбу Стэна, - занудик мой любимый. Выбрось ты их, а? Ну пожалуйста!..

Тот надулся. На год младше Тамы, он был чуть ниже ее ростом. И ужасно не любил, когда его звали Станькой или Станчиком. Станислав - что за имя? Размазня какая-то. Вот Стэн - другое дело, солидно и мужественно.

- Не дуйся, лапа, - Тама пригладила его мягкие пушистые (ой, немужественные!) вихры. - У меня предчувствие дурное. Выброси.