Тринадцатая ночь - Гордон Алан - Страница 27
- Предыдущая
- 27/57
- Следующая
— Для Тантала, — поправил я. — Сизифу суждено заталкивать на гору булыжник. Но тем не менее метафора удачна.
— Ну да, натурально, для Тантала. В любом случае, золото отходит на второй план, главное — очищение, бессмертие и совершенство. Золото просто является основополагающим житейским символом: научившись превращать в золото всякие отбросы, мы сами сможем достичь совершенства. И Бог свидетель, если кого и можно назвать человеческими отбросами, то это меня.
— Да что вы, милостивый сэр Эндрю… — запротестовал я.
— Нет, нет. Я мучительно осознаю свои недостатки. Я прожил с ними достаточно долго. У меня отличный слух, а значит, я слышу, что говорят обо мне окружающие. И они совершенно правы. Поэтому мой жизненный путь стал поиском совершенства. Я искал его в ученых книгах, искал его в доблестном подвиге на полях сражений. В последнем мне прискорбно не удалось преуспеть. Самому Орсино пришлось спасать меня из дьявольски унизительного плена.
Взглянув в окно на маячивший вдали горный хребет, сэр Эндрю вздрогнул.
— Я обязан ему жизнью, — тихо сказал он. — И теперь, когда он ушел, я не смогу вернуть ему долг. Но можно вернуть долг его сыну, и я сделаю это. Итак, я должен вернуться к моим изысканиям. Может быть, вы поделитесь со мной на прощание какими-то интересными новостями?
— Вы слышали о появлении нового шута?
Он вздохнул.
— Боже мой, какое несчастье. Порой мне кажется, что я появился на этот свет только ради того, чтобы служить пищей для шутовских острот. Интересно, как долго он протянет здесь, прежде чем ухватится за мою персону?
Меня охватило смутное чувство вины при воспоминании о том, как Фесте оттачивал свое остроумие за счет этого тощего рыцаря. Я ободряюще похлопал по плечу расстроенного алхимика и пожелал ему всего наилучшего.
Вернувшись в «Элефант», я решил, что мне необходимо как-то смыть едкий привкус с языка. Кружка пива прекрасно разрешила эту задачу, и я отправился в свою комнату, чтобы обдумать ситуацию. Клинок, приставленный к моему горлу, вынудил меня отложить ненадолго мои планы.
— Ну, и кто из нас беспечный? — усмехнулся Бобо, убирая кинжал обратно в рукав.
— На меня же еще не началась охота, — вяло возразил я, чувствуя, как бешено колотится сердце в моей груди.
— Забавно, что вы упомянули об этом, — сказал он, вдруг став серьезным. — Сегодня у меня появилось четкое ощущение, что за мной следят.
— Ты видел кто?
— В общем-то нет. Видел лишь мельком скрывшуюся за углом голову. В капюшоне. Когда я вышел на ту улицу, там уже никого не было, но я прикинул, что за мной следил рослый мужчина, судя по уровню, на котором торчала та голова. — Бобо усмехнулся. — Это мог быть кто угодно, вы понимаете? За мною мог следить Перун или один из его подручных. Или вообще все это чепуха.
— Ты привел сюда хвост?
— Нет, в этом я уверен. Но возможно, план отца Геральда сработал. Да, есть еще кое-какие новости. Я покрутился в гавани, поболтал там с местными рыбаками и выяснил, что в октябре в городе появился новый человек, снявший комнату в публичном доме. Он держался особняком, но мне сказали, что это был рослый мужчина с черной, начинающей седеть бородкой.
— В публичном доме?
— Ну да, и самое подозрительное в его поведении то, что он не проявлял никакого интереса к доступным наслаждениям. А в середине ноября он исчез.
— Что совпадает со смертью Орсино.
— Точно.
— Как бы нам не вспугнуть нашу добычу. Придется мне начать следить за тобой. Тогда, возможно, я обнаружу его.
Бобо протестующе тряхнул головой.
— Наше основное преимущество в том, что он не знает о вас, — возразил он. — Если он увидит, что вы за мной следите, то может что-то заподозрить. Я сам позабочусь об этом. Мне удастся быстрее раскрыть его без вашего вмешательства.
— Нет, на самом деле… — запротестовал я, но он прервал меня жестом.
— Отец Геральд выбрал меня для этого задания благодаря моим способностям, — сказал он. — Вы должны доверять мне, если мы собираемся действовать сообща. Мне известны ваши прошлые заслуги, и я вас уважаю, но вы должны позволить мне работать в моем собственном стиле.
Меня охватила ярость, отчасти из-за недостатка веры в меня самого отца Геральда, пославшего мне на подмогу такого выскочку, но главным образом потому, что он был прав.
— Отлично, — сказал я, заставив себя успокоиться. — Позволь мне, по крайней мере, оказать тебе услугу, разрешив вздремнуть здесь, пока я посторожу дверь. Даже таким молодцам, как ты, иногда нужен отдых.
Он молча согласился.
— Есть еще новости, — добавил он. — Тут один из местных, Фабиан, пригласил меня выступить в доме Оливии. Он также хочет, чтобы я помог ему с постановкой новогоднего представления и организацией других праздников.
— Помощь ему явно не помешает. Я видел репетицию. Отлично. Похоже, ты имеешь гораздо больше шансов разузнать подноготную, чем я. Выясни все возможное. А сейчас у меня есть предложение на сегодняшний вечер. Я хочу проверить кое-что в конторе герцогского управляющего. Предлагаю тебе понаблюдать за ней. Дождись, когда они все уйдут, и проверь наличие черного хода.
— Договорились. Мы собираемся заглянуть туда прямо сегодня?
— Нет, оставим это на завтра. Нужно попробовать еще разок перехватить Виолу.
— О, желаю удачи. А я после заказанного мне представления перед графскими отпрысками удалюсь на уютную теплую кухню, возможно, тоже перехвачу какую-нибудь любезную и аппетитную особу и в ее объятиях буду с грустью вспоминать, как вы торчите на холодной шиферной крыше, дрожа от промозглого северного ветра. И уроню слезу ей на грудь. Или даже две слезы.
— Только этого я и достоин, — согласился я. — Вздремни немного, шут, пока я не передумал и не разрешил Мальволио найти тебя.
Он растянулся на моей кровати и мгновенно провалился в сон. Еще один навык, полученный в гильдии. Нам приходится работать в любое самое неурочное время, и нас приучают урывать любую возможность для сна. Во время сна его неизменная улыбочка исчезла, и лицо расслабилось. Белила великолепно сглаживали его черты. Я восхитился их качеством, размышляя над фатализмом, определившим их применение. Медленная белая смерть с уже наложенной на лицо посмертной маской. И все-таки своей полнейшей выразительностью она превосходит мою припорошенную мукой физиономию.
Бобо проснулся отдохнувшим и готовым к выходу на дневное представление.
— Я поработал над одним номером, изображающим здешнего рыцаря Эгьючика, — сообщил он мне. — У вас появились какие-нибудь идеи после того, как вы посмотрели его скромную мастерскую?
— Брось лучше эту затею, — посоветовал я.
— Прошу прощения? — изумленно сказал он.
— Оставь его в покое. Он сокрушался, что вся его жизнь стала пищей для наших острот. Почему бы не дать бедолаге отдохнуть?
— Ну-ка, ну-ка, давайте разберемся, — медленно протянул Бобо. — Вчера вы сделали мне выговор за то, что я не решался совершить хладнокровное убийство. А нынче вы сами не решаетесь высмеять этого хвастливого и тщеславного попугая? Вы действительно испытываете чувство жалости к никудышному паразиту, который палец о палец не ударил, чтобы заслужить свое положение, и только проматывает свое наследство на занятия черной магией? Ах брат мой шут, товарищ по костюму и оружию, мой коллега и почтенный старейшина, ежели я перестану подпитывать свой ум такой очевидной пищей, то сам стану подозрительным типом, позором всей нашей гильдии. Даже сэр Эндрю не пожелал бы мне столь унизительной участи.
— Ладно, я передумал, — сказал я. — Поддался минутной слабости. Больше такого не случится. А если ты еще раз назовешь меня старейшиной, то я вышвырну тебя в окно.
Он усмехнулся.
— Вот так-то лучше. Есть еще какие-то пожелания?
— О нет, теперь я, пожалуй, поостерегусь давать тебе советы.
Бобо удалился, продемонстрировав на прощание традиционный испанский жест, имевший, по моим понятиям, универсальное назначение.
- Предыдущая
- 27/57
- Следующая