Шут и император - Гордон Алан - Страница 22
- Предыдущая
- 22/61
- Следующая
— Должно быть… — начал Клавдий, но я поспешно приложил палец к губам.
Отойдя на приличное расстояние, я тихо сказал:
— Голоса здесь разносятся далеко. Неизвестно, насколько острый слух у Цинцифицеса, но не стоит рисковать. Что ты хотела сказать?
— Должно быть, во время сильного дождя его тайная келья становится настоящей ловушкой, — сказала Виола, вглядываясь в сгустившийся за нами мрак. — Я, наверное, сошла бы с ума от страха в подобной ситуации.
— Проповедник и шут в одном лице, божий человек и безумец, — сказал я. — Возможно, он с самого начала был не в себе. Именно поэтому трудно понять, как заварилась вся эта каша. Но в его словах, безусловно, есть доля правды.
— А тебе не кажется, что событие, которое должно предшествовать убийству императора, — это приход венецианского флота?
— Умница. Да, по-моему, это самое вероятное предположение. И спасибо, что не высказала его перед Цинцифицесом. Мы не знаем, с кем он любит поболтать.
— Но к чему так долго ждать?
— Судя по тому, как обстоят здесь дела, император Алексей — лучший друг будущих захватчиков. Он совершенно перестал заботиться об обороне города. Когда крестоносцы начнут осаду, горожане осознают, что у них нет флота для отражения атаки противника, и в городе вспыхнет мятеж против нынешнего правителя. И вот тогда, учитывая дальнейшую бесполезность императора, наш неизвестный убийца, видимо, подкрадется и устранит его. Крестоносцы лихо войдут в город к радости освобожденного населения, учинят традиционные три дня насилия, грабежей и мародерства, а затем возведут на трон своего послушного ставленника.
— Похоже на правду, — согласилась Виола. — Но зачем шутам вмешиваться в это? Мне казалось, что гильдию не волнует, кто именно сидит тут на троне.
— Ты совершенно права. Однако при любых обстоятельствах мы стремимся избежать кровопролития. Здешние шуты действовали большей частью на свой страх и риск, поскольку для получения инструкций от гильдии требовалось слишком много времени. Нико и Пико обычно были за старших. Тиберий поднял тревогу, и они, должно быть, решили попытаться остановить ход этого заговора. Но их успели остановить раньше.
Мы подошли к выходу из подполья Цинцифицеса. Перед подъемом Виола окликнула меня.
— Прежде чем мы вылезем на свет божий, я хочу кое-что сделать, — сказала она и, притянув меня к себе, подарила мне пылкий поцелуй. — Это лишь для начала, — сказала она, когда мы наконец оторвались друг от друга, чтобы перевести дух. — Мне поднадоело играть мужскую роль.
— Согласен, — сказал я. — Но здесь не самое подходящее место для продолжения.
— Это верно, — сказала она, оглядываясь вокруг. — Я предпочла бы, чтобы крысы не подсматривали за нашими любовными объятиями. Такие уж у меня причуды.
Я приподнял плиту и выглянул в щель. В переулке было пусто. Я выбрался из подземелья.
— Вылезай, моя Эвридика, — сказал я, протягивая руку. — Твой Орфей успешно вывел тебя из подземного мира.
— Не шути так, — быстро сказала она. — Нашел тоже, с чем сравнивать. К тому же ты оглянулся назад, прежде чем я вылезла. Это плохой знак.
Она быстро выбралась из ямы и закрыла ее плитами. Мы незаметно влились в поток уличных торговцев.
Не обнаружив никакой слежки, мы добрались до «Петуха», для разнообразия тихо поужинали и удалились на покой.
— Сегодня я буду дежурить первым, — заявил я, усаживаясь около входа.
— Так и быть, — сонно сказала Виола. — Значит, теперь нам известно, с чем придется бороться. Мне следовало бы испугаться. Но по-моему, я больше боюсь нашего представления на ипподроме. Много ли там будет публики?
— В лучшие времена там собирается многотысячная толпа.
— Ах, всего-то? Что же я тогда, глупая, волнуюсь! Ведь мне довелось разок-другой сыграть перед несколькими десятками зрителей.
— Просто твои движения должны быть более размашистыми, можно сказать, великими, герцогиня. А в остальном практически все то же самое.
— Кто говорит, что я вступила в неравный брак? — притворно вздохнула она. — После нескольких месяцев с тобой я уже стала великой герцогиней.
— Вот-вот, и не забывай об этом, — сказал я, и она уснула с улыбкой на губах.
В такое время я привык бодрствовать. Естественное явление для шута, вернувшегося с вечернего представления. Разыгравшееся воображение мешает уснуть, а измотанное тело лишает желания двигаться. Вино успело оказать на меня расслабляющее воздействие. И, сидя в нашей залитой лунным светом каморке, я тихонько делал упражнения на растяжку, поглядывая на мою возлюбленную, спящую крепким сном. Мне так хотелось, чтобы она скорее вновь стала женщиной, Виолой, моей драгоценной супругой, и я гадал, когда же у нас появится такая возможность.
Итак, что нам известно на данный момент? Кто-то убил шестерых моих коллег. Друзей. А в одном случае еще и любовницу, правда, наша связь длилась недолго. Неразумно, конечно, было заводить интрижку, но я вернулся из последнего заморского похода с крестоносцами лишь слегка поцарапанный и на волне бурной радости оттого, что избежал смерти, устремился в ее объятия. Я так и не понял, какие чувства она испытывала ко мне. Но потом находившийся под моим присмотром царек закончил свой кутеж в этом городе, и мне пришлось следовать за ним. Я не успел проститься — она тогда давала уличные представления, и мы обычно встречались лишь на закате. Я оставил для нее прощальную записку, и с тех пор мы больше не виделись. Мне оставалось лишь надеяться, что она все поймет. Но теперь я уже не узнаю, поняла ли она.
В те времена шутовская братия здесь процветала. Император Исаак обожал развлечения. Он сменил на престоле Андроника, наводившего ужас на подданных, и они так обрадовались этой замене, что прощали Исааку даже весьма посредственное правление. В политических целях он взял в жены венгерскую княжну, что было вполне обычным явлением. Ей тогда исполнилось всего девять лет, что, к сожалению, также было не редкостью. К тому времени, когда она достигла женской зрелости, Исаак накопил большой любовный опыт в игрищах со всем многообразием особ женского пола, что являлось более чем обычным при византийском дворе. Могло быть гораздо хуже. Андроник, скажем, без малейших угрызений совести затащил бы малолетнюю новобрачную на супружеское ложе.
Позже в этом городе появились Нико и Пико, и еще был остряк по имени Чаливур, которому все мы передавали донесения. Он пристрастился к порочной императорской жизни, и, вероятно, именно это спустя пару лет привело к его безвременной кончине. Тогда придворная жизнь в Константинополе напоминала бесконечное пиршество, но настали новые времена, и теперь славный город разваливался на глазах, ослепленному Исааку предоставили уютную темницу, а всех шутов поубивали.
За исключением меня, моей бородатой герцогини и старого проповедника, обитающего в дренажной системе.
Итак, надо найти способ пробраться во дворец императора, познакомиться с его ближайшим окружением и выяснить, кто решил организовать убийство, а потом…
Да, что же потом? Неужели неудача моих коллег означает, что меня ждет на этом пути тот же успех? Может быть, убийство нынешнего императора будет даже полезно гильдии, если на трон взойдет более разумный преемник.
Но в таком случае смерть моих товарищей останется неотомщенной.
Впрочем, месть не являлась частью моей миссии. Я лишь надеялся, что она станет вознаграждающим последствием, но интересы гильдии были превыше всего.
И если шестеро наших братьев умерли напрасно, то надо иметь мужество смириться с этим. Несправедливость порой свойственна этому жестокому миру.
Я уже собрался разбудить Клавдия, когда из коридора донесся еле слышный звук крадущихся шагов. В ожидании незваного гостя я вооружился ножом. Полоска лунного света, льющегося в окно, помогла мне увидеть, как рука, появившаяся из-за входного занавеса, медленно опустилась вниз, к натянутой перед входом веревке. Появившаяся вслед за ней нога аккуратно переступила через это препятствие.
- Предыдущая
- 22/61
- Следующая
