Возвращение Заратустры - Алхутов Сергей Михайлович - Страница 10

“Воля? — отвечал Заратустра, — Некогда учил я о ней. Но воля глупа и ничего не может — она лишь хочет. И если некогда учил я, как хотеть, то ныне учу, как мочь. Смотри: я не слишком хочу бросить курить, ты лишь взял меня на слабо. Истинно говорю: ты взял меня на мою слабость, и слабость моя есть бросаться на всякое “невозможно”. И вот тебе моё слово: я брошу курить безо всякой воли и безо всяких врачей — лишь то, во что я верю и чему учу, привлеку я к этому”.

И стало делом Заратустры бросить курить. И первым, сделанным им для этого, стало сказать себе так:

“Долго курил Заратустра, и долго ему это нравилось. Малую часть этого срока говорит он сверх того: курить полезно! Ныне скажу ещё и сверх этого.

Курение — вредная привычка, говорите вы? Не привычка, а несколько привычек, так отвечаю я; несколько — и все полезные!

Несколько полезных привычек суть имеющие одно имя и один предмет. Имя им: курение; предмет их: сигарета. Но разве, будучи одни, курим мы так же, как в компании? Разве, желая убить пустое время, курим так же, как желая разбить на части переполненное? Впрочем, так у Заратустры; у иного — иначе, и говорит Заратустра лишь для себя и своих нескольких полезных привычек, предмет которых есть сигарета”.

И сказав так, стал ждать Заратустра момента, когда был бы он уединён и бодр духом, ибо ни ночь, ни обычный день для того, что он задумал, не подходили. И дождался, и дождавшись, лёг на ложе своё и стал успокаивать себя и тело своё. И успокоил так, что руки и ноги отказали ему будто бы совсем и перестали его слушаться, как бывает иногда спьяну или спросонья. И желая проверить сие, попытался поднять руку, и вот: не вышло. И сказал внутри себя так:

“Я обращаюсь к тому внутри меня, что побуждает меня следовать полезным привычкам, имя которым: курение. Я обращаюсь и прошу ответить через пальцы руки моей: готовы ли вы со мной общаться?”

И подождав малое время, заметил Заратустра, что один из пальцев руки его дрогнул. И благодарил он то, с чем общался, за этот знак, и сказал внутри себя так:

“Зная, что это был ваш знак, я не знаю, согласие ли он выражает. Итак, пусть он повторится, если это был знак согласия и ответ да”.

И подождав малое время, заметил Заратустра, что тот же палец его дрогнул. И благодарил он то, с чем общался, за этот знак, и сказал внутри себя так:

“Зная, что это знак согласия, не знаю, каков знак отказа. Итак, прошу дать для сравнения ответ нет”.

И подождав малое время, заметил Заратустра, что другой его палец дрогнул. И благодарил он то, с чем общался, за язык, ныне знаемый им, и повёл внутри себя такую речь:

“Некогда учил я о благом намерении, что оно есть даже у преступления. Не тем ли более у таких полезных привычек, что являете мне вы? Но я не знаю даже и числа вашего, посему вот мой вопрос: есть ли среди вас нечто, готовое иметь со мною дела от лица всех вас, курящих?”

И дождался ответа, и был ему ответ: нет. И задавал ещё вопросы, и выведал ими число отвечающих. И вот число им: восемь. И повёл перед восьмью такую речь:

“Так как учил я о благом намерении, готовы ли также и вы сообщить мне о своих?”

И получил Заратустра через пальцы свои восемь ответов, и часть их была: да. И благодарил он ответивших да за согласие, а ответивших нет за заботу о нём, ибо разум даже и Заратустры может ли выдержать всё и не помутиться? И попросил он ответивших согласием дать ему знать их благие намерения, и были ему видения и голоса и корчи в теле и мысли, пришедшие как бы к нему в голову. И получив всё сие, не стал Заратустра заниматься толкованием, сказав себе:

“Разве я толкователь? Пусть иной раз и так, но не теперь”.

И сказав себе, повёл внутри себя такую речь:

“Воистину есть внутри Заратустры достаточно хаоса и мусора, ошибок и случайностей и всего того, из чего строит он себя. Есть также и то, что строит во мне меня, когда я об этом не знаю, и строит также то, что вне меня — хотя бы и эти строки, что пишет время от времени моя рука. Это строящее зову я творческой частью. Почему частью? Потому что не весь Заратустра творец; будь так, всякий мой вдох и выдох выдумывал бы я заново.

Ныне зову творческую часть и прошу: откликнись и дай знак”.

И подождав малое время, заметил Заратустра некое подрагивание в ногах. И благодарил творческую часть за знак и просил придумать для восьми множество новых способов, коими воплотят они благие намерения их. И обратился к восьми, и обратившись, сказал внутри себя так:

“Вот, вам дадено будет новое и лучшее. Но не всё вам подходит, и вы суть избирающие. Ныне прошу вас дать известный нам знак согласия, когда каждое из восьми изберёт себе по три новых и лучших способа вести своё дело и нести своё благо. Итак, избирайте”.

И подождав некое время, получил Заратустра восемь знаков согласия. И благодарил восемь за выбор и спросил внутри себя:

“Готовы ли вы также и отвечать за то, что будете пользоваться вашими приобретениями?”

И подождав малое время, получил восемь ответов, и часть их была: да. И благодарил он ответивших да за ответ и ответственность, а ответивших нет за готовность пробовать, ибо не означает ли ответственность знакомства, и не наибольшая ли смелость есть браться за незнакомое?

И вот, обратившись внутрь себя, сказал Заратустра внутри себя так:

“Благо и радость получившим новое и лучшее, но есть и другие, что остались при известном. Итак, есть ли нечто во мне, недовольное такими новостями?”

И подождав малое время, получил знак, и получив, говорил с подавшим этот знак, и говоря, устроил также и ему новую и лучшую жизнь. И вот, все довольны.

И сказал Заратустра в сердце своём:

“Вот, привычка курить, быть может, осталась, но пользы от неё не имеет более никто и ничто, сущее во мне. Есть ли во мне нечто, готовое останавливать эту привычку, если захочет она продолжить сама себя?”

И подождав малое время, получил знак. И по знаку сему понял Заратустра: он больше не курит.

И вот, прошли дни и недели, и сказал Заратустра в сердце своём:

“Вот, Заратустра больше не курит. Воистину, сделал я для этого лишь то, во что верю сам. И есть нечто, во что я верю, но не всегда об этом знаю. Следует написать также и об этом”.

Так делал Заратустра.

“Величайшее множество раз говорил и писал Заратустра: мир есть кривизна пути духа. И скажу, и напишу ещё, и добавлю, что сам дух есть кривизна пути мира.

Но воистину не мира опасаются люди и не духа — они опасаются кривизны. И услышавшие о мире, что он есть кривизна пути духа, восклицают: ах! Зачем дух сам себе не сделал пути прямыми? Но так как не сделал этого, удалимся от мира и пребудем с духом, делая пути его неисповедимыми — хотя бы и только для себя.

Услышавшие же о духе, что он есть кривизна пути мира, они, сожалея, говорят: дух есть кривой, то бишь лукавый, и он ещё кривится сам собою подобно реке, что на излучине подмывает берег и наращивает кривизну самой излучины. И так как дух есть излучина мира, не хотим духа, но желаем пива и колбасы, ибо пиво безгрешно, а колбаса пряма.

Но есть люди — о, даже целые народы! — думающие, будто чёрт не есть лукавый, но прямой; оттого делают они входы в дома свои кривыми, чтобы не пускать чёрта далее порога. Не оттого ли чтут они как мир, так и дух, не стыдясь ни того, ни другого?

Впрочем не о мире хочу я сказать и не о духе — даже и не о кривизне. Речь моя о поступках и о поведении.

Некогда учил Заратустра, что всякое поведение имеет благое намерение. Но не есть ли эти слова, хотя бы и отчасти, попытка оправдаться за поведение — такая, будто оно нуждается в оправдании? Ныне учу вас: всякое поведение само по себе есть благо — и наивысшее благо из всех доступных ведущему себя так.

Разным образом ведут себя люди — да и не станет ли весь мир не более чем ротой солдат, если они поведут себя одинаково?! И есть ведущие себя странно, и есть — страшно, и есть — постыдно, и есть — опасно; есть даже и те, что ведут себя антиобщественно или бесчеловечно — чаще всего всё это значит: против того, кто так заявляет.