Джинн из подземки - Горбенко Людмила - Страница 7
- Предыдущая
- 7/103
- Следующая
Цир-тонура – узкая выбритая полоска от лба до затылка– за лето успела загореть до коричневого цвета. В последний день осени поперек первой бритой полосы появится вторая – знак повышения и признания заслуг. Волонтер станет перед выбором: уйти в монахи до конца дней либо получить от города символическую награду за безупречный труд, вполне реальную бесплатную лошадь в пожизненное пользование и вернуться домой, что называется, «на коне».
Собирать пожертвования брат Нилс умел, но не слишком любил. Приют был идеальным местом, чтобы переждать плохие времена, но представить себе счастливую жизнь внутри его стен было сложно. Хотелось иметь право задрать в трактире ноги на стол и шлепнуть по заду подавальщицу. Выйти в летнюю жару не в тяжелой рясе, а в тонкой рубахе. Напиться в гостях свежесваренной сливовицы до красных крокодилов и быть выкинутым за порог. Упасть в кусты и спеть во все горло. Одним словом, хотелось прежней свободы.
И к этой свободе Нилс был уже полностью готов.
Дорожная сумка с подбитым кожей дном, висящая на крючке в его скромной келье, содержала все необходимое для суточного путешествия от Тора до родных Верхних Кожемяк. Она ждала того счастливого момента, когда хозяин забросит ее на плечо и в последний раз оглянется на приютское здание.
За год ежедневного стояния на площади Нилс отточил мастерство, регулярно снабжая деньгами приют и не забывая себя. Все пожертвования мельче десятинки паунда беспрепятственно ныряли в прорезь ящичка под аккомпанемент звона и благодарственной молитвы, скороговоркой проговариваемой братом, умудряющимся одновременно ловить монеты и благословлять щедрого дарителя. Стоило же прохожему раздобриться на денежку достоинством больше, как сложенные щепотью пальцы брата Нилса ловко перехватывали дар на полпути к щели и незаметно отправляли в рукав. Ящик вздергивался, деньги звенели, а молитва звучала до тех пор, пока красный от похвалы жертвователь не исчезал за поворотом.
«Хлебушек», которым, по мнению обитателей приюта, заменял свой обед благородный монах, обычно состоял из доброй порции горячего мясного с заграничным ромом, местной сливовицей или «Торским светлым» (упаси боже, не «Короной Крабса»!). Все зависело от того, в какой трактир нес брат Нилс улов из своего рукава.
Если же щедрость горожан вдруг (что бывало очень редко) превосходила аппетит монаха, то разница откладывалась в хитро устроенный тайничок за ликом святого Паллы.
Сегодняшний день оказался урожайным.
Монах довольно взвесил потяжелевший ящик в руках, пристроил его под мышкой и неспешно двинулся к «Обжорке», но на половине пути остановился: со стороны Торговых рядов по воздуху поплыл истошный, тревожный звон приютского колокола, неприятно режущий слух.
Из-под полотняного навеса выскочил Рапал, точильщик оружия.
– Опять? Нет, сколько можно, а?! И кто изволил почить на этот раз?
Нилс, не удержавшись, хмыкнул.
Траур по скончавшемуся его сиятельству графу Венге Коварному закончился только вчера. Рапал, как не слишком умелый точильщик, но зато известный азартный игрок, пережил четыре траурных дня с трудом. Не столько из-за скорби, сколько от досады, что ежегодный осенний турнир по тридилгу пришлось спешно переносить.
Ситуация тогда получилась нелепая до комичности. Игроки обеих команд уже скакали навстречу друг другу с винтами наперевес, стремясь поддеть острием «голову гнома» (кожаный мяч своеобразной формы с приделанной «шапочкой»), когда вестник выскочил прямо на поле и помчался, уворачиваясь от лошадиных копыт, с криками: «Срочная новость! Не убивайте, я свой!»
Далее было уже не так смешно. После объявления горестного известия началась давка. Кто поспешил домой, кто рванул к букмекеру. Говорят, владелец соседнего трактира «Акулий плавник» сильно сокрушался, что матч не состоялся. Обычно разгоряченные тридилгом болельщики после турнира выпивали в два раза больше обычного, а битое стекло, оплаченное с коэффициентом «три», приходилось выносить ведрами. Впрочем, трактирщик утешился довольно скоро. Разочарованные зрители выпили чуть меньше, зато набили…
Оскорбленно взвыв, Рапал вновь запустил точильный круг и сунул на него саблю с такой силой, что разом проточил в тонкой кромке заметную впадину.
– Уй! И что теперь? Вот же!..
– Да успокойся ты.– Нилс поудобней перехватил свой ящик.– В городе никаких происшествий. Это не на Главном соборе звонят, а у нас.
– В приюте для больных мозгами? – Рапал так изумился, что чуть не подставил под круг собственные пальцы.– А у вас-то что могло стрястись?
– Сам понять не могу,– совершенно искренне сказал Нилс.– Но раз звонят, надо возвращаться. Эй! Ты поаккуратней с саблей!
– Поздно,– трагически подвел итог Рапал, рассматривая следующую впадину.– Слушай, а может, всю кромку волнообразно обточить? Вроде так и задумано, а?
– Точно! И сказать, что это новая нурландская заточка.
– И взять чуть дешевле! – просиял Рапал.– Чтоб заказчик не ругался.
– Наоборот. Чуть дороже, а то не оценит,– поправил Нилс.
– Голова! – обрадовался точильщик.– Жаль, что через пару дней тебя уже здесь не будет. Что я стану делать, когда ты уедешь?..
– То же самое,– вздохнул Нилс.– Точить чужое оружие. Кстати! Ты присмотрел что-нибудь для меня в дорогу?
– Вот.– Рапал, не глядя, мотнул головой в сторону ободранного деревянного ларя, притулившегося под навесом у стены.– Погляди там. Отличная сабелька – легкая, фунта на четыре, без именной гравировки. В случае необходимости разрубит шлем и не сломается. Да ты не стесняйся, доставай, испробуй!
– Твоя? – Нилс примерился, крепко обнял ладонью рукоять и крутанул саблей в воздухе, рисуя горизонтальную восьмерку. Неожиданно ожившее лезвие не остановилось на второй петле и упруго продолжило траекторию самостоятельно, чудом не отхватив точильщику макушку. Отрезанная прядка рапаловых волос задумчиво взлетела над навесом, подхваченная ветерком. Проводив ее глазами, точильщик невозмутимо перевел взгляд на Нилса и протянул руку:
– Отдай.
– Прости, я не нарочно,– смутился монах, спеша вернуть своевольную саблю хозяину.– Может, мне вообще не брать с собой оружия?
– Шутишь? – изумился Рапал.– Допустим, в наших краях на тебя никто не кинется. А дальше? Ты же мимо прииска поедешь! Как от полосы пограничной отдалишься, так и готовься к сюрпризам! Там же полно в кустах охотников до чужих денежек, говорят, целые семейства с нечистого промысла кормятся! Благо с прииска пустым никто и никогда не возвращается…
– Понятно,– вздохнул Нилс.– Я буду первым, кто поедет от прииска практически нищим. Своих сбережений пес наплакал, казенное вознаграждение и вовсе за деньги считать смешно. Что остается бедному монаху, чтобы разбойники не трогали? Придется навесить на зад моей старой кобылы табличку: «пустой»…
– Откуда ты знаешь, что тебе дадут именно кобылу, и именно старую? – заинтересовался точильщик.– Уже пообещали?
– А что еще могут дать бесплатно и к тому же пожизненно?– хмыкнул Нилс. – Восточного скакуна благородных кровей? Конечно, кобылу. Старую, больную местную уроженку. Хорошо, если не хромую и не слепую к тому же. Ладно, пойду. Спасибо за сабельку, но сам видишь…
– Погоди! Вот,– аккуратно вернув опасное оружие в потрепанные меховые ножны, Рапал бережно убрал их на дно ларя, взамен достав что-то длинное и объемное, завернутое в тряпицу.– Держи, от собственного сердца отрываю. Думаю, это то, что тебе надо.
Нилс с преувеличенной осторожностью размотал обвязку.
– Дубина?
– Палица! – гордо поправил Рапал.– Оружие настоящих мужиков, без глупостей. Мужик в своей жизни что должен сделать? Правильно. Посадить дерево, вколотить ему в ствол осколки гранита, а когда подрастет, вырезать из него палицу и оковать наплыв железом. Пользуйся на здоровье. Два паунда.
– Думаешь? – засомневался Нилс.
– А что тут думать? Легкая – подвесил на пояс и забыл, центр тяжести по оси, не надо следить за ориентацией, тем более что ты и не сможешь. Самое то неопытному вояке для дороги.
- Предыдущая
- 7/103
- Следующая
