Один под парусами вокруг света (с иллюстрациями) - Слокам Джошуа - Страница 6

На Азорские острова я прибыл в сезон фруктов, и «Спрей» был так ими завален, что я не знал, что с ними делать. Островитяне повсюду очень приветливы, но я нигде не встречал более радушных, чем на Азорских островах.

Здешнее население никак нельзя считать зажиточным: с заработками очень трудно, налоги весьма высоки, и единственное, что не облагается налогами, — воздух, которым дышат местные жители. Их родная страна* даже не позволяет устроить на Азорах порт для захода иностранных почтовых судов, и поэтому пакетбот, везущий почту для Орты, должен ее доставлять в Лиссабон под предлогом необходимости дезинфекции, а на самом деле — для взыскания с пакетбота портовых сборов. Отправленные мною из Орты письма пришли в США на шесть дней позже, чем посланные из Гибралтара, куда я прибыл тринадцать дней спустя.

* Португалия.

На следующий день после моего прибытия в Орту праздновался день какого-то знаменитого святого. Со всех островов прибывали лодки, переполненные людьми, пожелавшими принять участие в празднестве, происходившем в Орте — столице и, так сказать, «Иерусалиме» Азорских островов. С утра и до ночи палуба «Спрея» была запружена мужчинами, женщинами и детьми.

После празднества один добросердечный местный житель запряг коляску и день-деньской катал меня по прекрасным дорогам острова Фаяла. На ломаном английском языке он объяснил мне: «Я это делаю потому, что, когда впервые попал в Америку, я не знал ни слова по-английски, мне было очень трудно, но я встретил человека, у которого нашлось время выслушать мою просьбу. И тогда я принес обещание своему святому доставить радость чужеземцу, которого встречу в моей стране».

К несчастью, этот любезный джентльмен пригласил переводчика, чтобы я мог, как он выразился, лучше уразуметь достоинства здешней страны. Этот переводчик едва не вогнал меня в могилу, рассказывая о кораблях и дальних плаваниях, о лодках и обо всем, о чем я менее всего хотел бы слышать., Мой новый друг и хозяин с трудом находил возможность вставить в разговор хотя бы одно слово. Перед моим отплытием он угостил меня таким обедом, который мог бы оказать честь любому принцу, хотя он жил в своем доме на холостяцкий образец.

— Моя жена и дети покоятся там… — сказал он, указывая на кладбище, находившееся на противоположной стороне дороги. — Я переехал в этот дом издалека, чтобы быть поближе к месту, которое с молитвой посещаю каждое утро.

На острове Фаял я пробыл четыре дня, то есть на два дня дольше, чем предполагал. Причина тому — трогательное отношение ко мне местных жителей. Некая девица, невинная как ангел, явилась ко мне и сказала, что хочет плыть со мной на «Спрее», если я довезу ее до Лиссабона. По ее словам, она умела отлично жарить летающих рыб, но ее коронным номером было приготовление трески. Ее брат Антонио, служивший в качестве переводчика, намекнул, что он сам не прочь отправиться со мной, так как всей душой стремится повидать в Америке своего друга некоего Джона Уилсона и готов для этого обогнуть оба мыса.

— Знаете ли вы Джона Уилсона из Бостона?. — спросил он у меня.

— Я знаю Джона Уилсона, но он не из Бостона…

— У него есть дочка и сын… — уточнил Антонио особенности своего друга.

Если приведенный мною разговор дойдет до того самого Джона Уилсона, то пусть будет ему известно, что Антонио из Пику хранит о нем воспоминания.

На рассвете 24 июля, во время моего отплытия из Орты, дул слабый юго-западный ветер, который с восходом солнца стал шквалистым. Не отойдя и мили, мне пришлось взять у парусов два рифа. Не успел я поднять дважды зарифленный грот, как с гор налетел такой яростный порыв ветра, что я испугался за судьбу мачты. Быстрым поворотом руля я привел судно к ветру, но при этом один наветренный талреп был сорван, а другой лопнул. Порыв ветра поднял в воздух стоявший на палубе металлический бак и швырнул его в проходившее с подветренной стороны французское учебное судно. Весь день стояла более или менее шквалистая погода, и я плыл под прикрытием высокого берега. Почти вплотную огибая скалу, я воспользовался благоприятными условиями и принялся ремонтировать поврежденные талрепы. Едва я опустил паруса, как из-за скалы показалась несущаяся прямо на меня четырехвесельная шлюпка с таможенным чиновником, принявшим меня за контрабандиста.

С большим трудом я объяснил ему истинное положение вещей, а тем временем один из гребцов — настоящий моряк, сразу сообразивший в чем дело, прыгнул на палубу «Спрея» и, пока я объяснялся с таможенным чиновником, закрепил приготовленные мною новые талрепы и помог мне привести в порядок такелаж. Таким образом, мелкий инцидент пошел мне на пользу» а мое объяснение стало понятно всем присутствующим. С дружеской помощью можно обойти весь свет. Пусть кто-нибудь попробует остаться без друзей, и он увидит, что из этого получится.

После того как такелаж был приведен в порядок, «Спрей» миновал остров Пику и к утру 26 июля при сильном ветре обогнул с наветренной стороны остров Сен-Михель. К концу дня я повстречал паровую яхту принца Монакского, направлявшуюся в Фаял. Во время своей предыдущей поездки принц Монакский не пожелал причалить, чтобы избежать «торжественной встречи», которую ему пытались устроить «отцы острова». Не могу понять, почему принц так опасался «почестей». Впрочем, в Орте тоже не понимали этого.

— Я рулевой с «Пинты» и пришел помочь вам

С момента прибытия на Азорские острова я вел роскошную жизнь, питаясь свежим хлебом, маслом, овощами и различными фруктами, но больше всего на «Спрее» оказалось Слив, и я ел их до отвала. На острове Пику американский генеральный консул Мэннинг подарил мне много местной брынзы, которую я усиленно заедал сливами. Ночью у меня начались колики.

Недавний легкий ветер усилился, а на юго-западе появились тяжелые облака, и мне снова пришлось зарифить паруса. В перерыве между двумя желудочными схватками я приспустил грот и насколько мне позволяли силы закрепил один за другим нок-бензели дважды зарифленных парусов. «Спрей» шел открытым морем, и я мог укрыться в каюте.

Я очень осторожен в море, но на этот раз не заметил, что поднял слишком много парусов при такой плохой погоде. Короче говоря, мне надо было поступить совсем иначе, а я, подняв дважды зарифленные грот и кливер, лег на курс. После этого я спустился в каюту и, мучаясь желудочной болью, улегся на. полу.

Сколько времени я провалялся — не могу сказать, так как находился в беспамятстве, а когда очнулся, сразу понял, что «Спрей» плывет в бушующем море. Выглянув наружу, я, к моему изумлению, обнаружил у штурвала высокого человека. Он перебирал ручки штурвального колеса, зажимая их сильными, словно тиски, руками. Можно себе представить, каково было мое удивление! Одет он был как иностранный моряк, широкая красная шапка свисала петушиным гребнем над левым ухом, а лицо было обрамлено густыми черными бакенбардами. В любой части Земного шара его приняли бы за пирата. Рассматривая его грозный облик, я позабыл о шторме и думал лишь о том, собирается ли чужеземец перерезать мне глотку; он, кажется, угадал мои мысли.

— Сеньор… — сказал он, приподнимая шапку. — Я не собираюсь причинять вам зло. — Едва заметная улыбка заиграла на его лице, которое сразу стало более приветливым. — Я вольный моряк из экипажа Колумба и ни в чем не грешен, кроме контрабанды. Я рулевой с «Пинты» и пришел помочь вам… Ложитесь, сеньор-капитан, а я буду править вашим судном всю ночь. У вас лихорадка, сопровождающаяся бредом, но к завтрашнему дню вы поправитесь…

Я подумал, каким дьяволом надо быть, чтобы плыть под всеми парусами, а он, словно угадав мои мысли, воскликнул: