Полонянин - Гончаров Олег - Страница 60

• Предыдущая
• 60/79
• Следующая

И стан свой булгары по уму поставили. Санями от леса огородились, а со спины их овражек прикрывает. Сразу ясно – ученые. И нетрудно догадаться, что войско это, а не лихая ватага. С такими не потягаешься. Уж больно их много.

А потягаться хотелось. Видели мы, как вражины полонян плетками стегали. Словно баранов, в середку лагеря сгоняли. Парни молодые и девки в полоне оказались. Били их, кричали громко. Но заметил я, что били не сильно. Оттого, видно, одна полонянка, маленькая, худенькая, в рогожку укутанная, на обидчика с кулаками кинулась. Досталось ей. Двое ратников сразу булгарину на выручку пришли. Оторвали ее от стражника. Швырнули, словно куль, в самую гущу пленников. Опрокинула, падая, она людей. Те на землю повалились. А булгары только гогочут. Радостно им от того, как славяне у их ног в снегу барахтаются. Только чахлый предводитель булгарского воинства на своих заругался сильно. Те и притихли.

Жалко было полонян. Сильно жалко. Я же сам вроде как в полоне нахожусь. И хоть хозяйка моя далеко, все одно: даже на воле себя подневольным чувствую. Потому и хотелось мне своим хоть чем-то помочь. Только что мы вдвоем против силищи такой поделать могли?

– Эх, язви их всех в душу… – прошептал подгудошник.

Подполз ко мне.

– Не кручинься ты так, – я сказал тихо.

Он рядышком, у подножья здоровенного дуба пристроился. Вздохнул сокрушенно.

– Видать, Доля нам ныне удачи не даст.

– Ничего, – ответил я. – Меня другое радует.

– Что? – удивленно посмотрел на меня сопутник.

– Сколько в стане ратников?

– Я сто двадцать три насчитал.

– А полонян сколько?

– Три десятка. Ну и что? – Баян все еще не понял, о чем я ему сказать пытаюсь.

– А то получается, что для булгар пленники добыча немалая. Дорогая, по всему видать. Иначе бы столько воинов для охраны не поставили бы. И стерегут они полонян зорко. И беречь их будут.

– То-то я смотрю, – горько усмехнулся Баян, – что плетками они наших стегают. Берегут, видать.

– Для острастки это. Не хотят они, чтобы полоняне разбегаться начали. Ты же сам видел, что никто из наших даже не поморщился. Выходит, небольно бьют.

– Зато мы налетчиков больно бить будем, – упрямо сказал подгудошник.

– Ну, положим мы десяток. Ну, может, побольше чуток. А остальные нас повяжут. И пойдем мы с тобой вместо Мурома в Булгар их проклятый. Разве это лучше будет?

– А если вслед за ними пристроиться да потихоньку по одному валить? – не унимался парень.

– Это как раз до следующей зимы нам хватит, – урезонил я его. – И потом, они же не будут потери свои сносить. Они же супротив нас с тобой окрысятся.

– Сдается мне, что просто струсил ты, Добрый, – взглянул он мне прямо в глаза.

Выдержал я его взгляд.

– Прости, дурака, – понял он, что глупость сказал. Глаза к земле опустил и вздохнул тяжко.

– Ты думаешь, мне полонян не жалко? – спросил я его.

Промолчал Баян.

– Знаешь, как меня учитель мой Гостомысл наставлял? – продолжил я. – Всегда надобно первый «Ах!» пережить. Потом решение принимать, чтобы все выгоды и потери возможные высчитать.

– Гостомысл? – Баян на меня наконец взглянул.

– Да, – кивнул я. – Человек Даждьбогов. А ты что? Знал его?

– Нет, – сказал Баян. – Но слышал о нем.

– Мудрый человек был. Жаль, что сгинул.

– Но ведь нельзя же булгар так отпускать! – снова он за свое принялся.

– А отпустить придется, – сказал я. – Разумно поступать нужно, а не лезть на рожон. Рожон-то вострый, можно и пораниться, а толку от этого не будет.

– Эх! – махнул подгудошник рукой. Встал и прочь пошел.

Три дня он потом со мной не разговаривал, обижался. Наконец не выдержал я. Сам первым заговорил.

– Злишься на меня? – спросил я подгудошника.

– Нет, – пожал он плечами.

– Так чего же тогда рожу воротишь?

– Не ворочу я, – отмахнуться он попытался.

– А коли не воротишь, то чего же ты так?

– А потому, – ответил он. – Если бы среди полонян был кто-то из близких твоих? Ты бы тоже их бросил?

– Мои близкие и так в полоне сидят, – сказал я ему. Но уже очень скоро мне пришлось убедиться в том, что прав был Баян. Что ради своих можно на невозможное решиться. Только я это потом понял, а пока уверен был, что все правильно сделал.

Добрались мы ноне до Мурома.

Долго добирались. Утомительно. Слава Даждьбогу, что весна в этом году ранняя была. Накинулся Хорс-Солнышко на Мороза и враз его одолел. Вчера еще холодно было, так что зуб на зуб не попадал, а сегодня уже ручьи зазвенели.

И первый весенний дождь нас в земле вятичей застал. Раскисла земля, влагой напиталась. Я-то конный, а Баяну пехом невмоготу идти стало. Пудом на ногах его грязь повисла. Не сволочить. И встали мы – ни назад, ни вперед.

На радость нашу, деревенька поблизости оказалась.

Доплелись мы кое-как до околицы. Видим, мужик топориком машет. Ворота на тыне подправляет.

– Здраве буде, – крикнул я ему.

– И вам здоровья, – ответил мужик.

– Это что за весь? – спросил у него Баян.

– Девять Дубов, – отвечает крестьянин, а сам знай топориком тюкает.

– Живем, Добрый! – повеселел подгудошник. – Про это место я слыхивал, – и снова к работнику: – А не здесь ли хоробр знатный дядька Соловей проживает?

– Здесь, – кивнул мужик. – А ты ему и вправду племянником?

– Не, – улыбнулся Баян. – Я ему братан, – а потом добавил: – Старшой.

– Ой, насмешил, – подмигнул мужик пареньку. – Соловей же тебе в отцы годится…

– Это просто меня ведьма одна заколдовала, – не моргнув глазом, соврал подгудошник. – Вот с тех пор я назад расту. Еще чуть-чуть, и начну титьку сосать.

– Да ну?! – оторвался от своего дела огнищанин.

– Вот тебе и «да ну», – скривился Баян, точно заплакать собрался. – И некому меня пожалеть. И некому меня расколдовать, и скоро не в светлый Ирий, а обратно к мамке в пузо полезу…

– И что? – растерялся мужик.

Смотрю я на них и никак понять не могу: то ли огнищанин не хуже подгудошника придуряется, то ли сказкам Баяновым поверил?

– А то, – Баян и вправду слезу пустил. – Может меня расколдовать только муж праведный, с топором в руке. Только если меня в голую задницу поцелу-у-ует… Ты-то вон, небось, откажешься? – И вдруг рассмеялся громко.

– Ах, чтоб тебя… – изругался мужик.

Но ничего как будто. Не обиделся вроде. Даже вместе с нами погоготал. А потом говорит:

– Проходите в деревню. Во-о-он, видите, кумир Белеса Мудрого посередке стоит? – махнул он топорищем, путь нам указывая. – От него третий дом Соловьев. Он эту зиму с нами прожил. Потому, видать, и напастей в деревне не было. – И опять за работу принялся.

Поблагодарили мы огнищанина. Я перед воротами спешился. В поводу Буланого в деревню ввел, и пошли мы дом хоробра искать.

Дошли до кумира. Скотьему Богу до земли поклонились за то, что принял нас в вотчине своей. А Баян из сумы бубен свой достал. Трижды ударил в него, а потом бубенчик от него оторвал да к подножью кумира положил.

– Прими Давший Мудрость подарочек за то, что в земле своей приветил.

Дом Соловья мы сразу нашли. Крепким тыном огорожен, так что за ним при нужде все жители деревенские отсидеться могут. Не двор, а крепь. В ворота тесовые постучали.

– Кто там в гости ко мне пожаловал? – услышал я знакомый голос.

– Это мы, дядька Соловей, – крикнул подгудошник.

Распахнулись ворота. Вышел хоробр нам навстречу. В рубахе беленой, в кушаке красном, обыжка на могучие плечи накинута. Подивился я: даже без кольчуги и доспехов здоров был витязь.

– Баянка! Добрый! – узнал нас хоробр. – Как же Доля вас в Девять Дубов завела?!

Сграбастал нас Соловей в объятья сразу обоих. Стиснул так, что у Баяна косточки хрустнули.

– Полегче, – я ему. – Придавишь гостей ненароком.

– Проходите, гости дорогие, – ослабил он хватку. – Баня как раз поспела. Я уже попарился, теперь ваш черед с дорожки прогреться. А потом мы бражки откушаем да под моченый груздь. У меня еще с прошлого года кадочка с грибочками припасена…

• Предыдущая
• 60/79
• Следующая