Сестра Марина - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 25
- Предыдущая
- 25/44
- Следующая
— А может быть картонажи клеить хотите? Можно и это. Я терпеть не могу ковырять иглой, за то, глядите, какую звезду на елку соорудила, — и она поднесла к самому лицу Нюты очень искусно склеенную и посыпанную блестящей пудрой бумажную звезду.
— Я ли не молодец, а? Что вы скажете на это? — и весело прищелкнув пальчиками, сплошь залепленными блестками золотой и серебряной бумаги, Розочка двинулась по комнате в каком-то замысловатом, ею самою придуманном, па. Но, заметив растерянно-грустное лицо Нюты, остановилась.
— Сестра Трудова, голубушка, что с вами? Что за лицо у вас панихидное? Точно касторки приняла или уксусу хватила. Случилось опять что-нибудь с вамп?
И живая, розовая, внезапно ставшая серьезной, хорошенькая рожица Кати сочувственно потянулась к Вербиной.
Что могла ей сказать Нюта? Гнетущее ее горе было необъяснимо на словах. Дело в том, что каждая из сестер, даже из тех, что не получали вспомогательных сумм из дому, делились из своего скудного жалованья с приглашенной на елку беднотой. Из ничтожных грошей ежемесячных пятирублевых получек сестры умудрялись участвовать в складчине, отказывая самим себе в самом необходимом. А Нюта не могла и этого себе позволить. Вся ее месячная получка уходила целиком к Антипу за содержание Джиованни.
Мальчик-итальянец давным-давно жил в комнате под лестницей у швейцара, помогая сторожу Антипу, которого он называл «папо», как и покойного деда, пособляя ему убирать лестницу и вестибюль, и нимало не подозревая, кому он обязан кровом и пищей.
Должно быть большие красноречивые глаза Нюты ярко отражали захватившую девушку печаль, потому что внезапно детские руки Розочки обвились вокруг ее шеи, и, прильнув к ней, Катя зашептала ей на ушко:
— Милая, не хандрите… И если вам нужно сейчас то, что люди называют почему-то презренным металлом, так скажите только слово, я…
Природная гордость с неудержимой силой вспыхнула в сердце Нюты. Вся залившись румянцем волнения и стыда, она неожиданно освободилась из объятий Кати и резко, почти враждебно проговорила:
— Благодарю вас, сестра Розанова, но мне не надо ничего, я не нуждаюсь ни в чем… — и выбежала из комнаты, в то время как ее измученное сердце разрывалось от тоски.
— Боже мой, Боже мой! Что же делать? — недоумевала она, до боли сжимая виски обеими руками, измеряя шагами длинный коридор общежития, пустынный, к счастью, в этот час. — Что придумать? Откуда взять денег, чтобы участвовать в складчине?
Вдруг она вспомнила, что у нее есть скромные маленькие сережки-жемчужины, оставшиеся ей после матери.
Внезапная радость хлынула в душу Нюты. Конечно, жаль расставаться с любимой памятью о дорогой покойнице, но ведь оттуда, из загробного мира, ее мать увидит, ради какого случая расстается она с ее милым подарком, и не посетует за это на нее.
Оставалось только выбрать человека, которому можно было бы доверить продажу вещицы. К счастью, Нюта вспомнила, что в этот день был назначен к выписке из барака выздоровевший старик Федор Тимошкин.
Ему-то и решила Нюта доверить свою тайну.
Быстро, не накидывая даже на себя платка, она пробежала через холодный нижний коридор, прозванный сестрами «катакомбами» и соединяющий общежитие сестер с больничным отделением, и взбежала по лестнице в третий этаж. Она уже готовилась открыть дверь тифозного барака, как неожиданно до слуха ее долетели звуки двух спорящих голосов, доносившихся из ближайшей комнатки, где обыкновенно одевались предназначенные на выписку больные. Оба голоса показались странно знакомыми Нюте… И оба были в достаточной мере взволнованы и возбуждены.
— Ты Бога побойся только, Дементий Карлович, — говорил трепещущий старческий голос, — откуда же мне взять столько? Ну, нашелся рупь, я и поблагодарил тебя им за уход и заботы, мил-человек, а трешницы нам, Бог свидетель, взять негде…
— Что ж я даром, что ли, за тобой больным-то столько времени ходил, ухаживал, да грязь всякую вокруг тебя убирал. Даром, что ли, а? — услышала Нюта рассерженный крик, в котором сразу узнала голос нового служителя с пронырливыми глазами. — Давай трешницу за мое старание и проваливай к ляду!
— Да где же взять мне? Побойся Бога, голубчик ты мой!
— Ну, а не дашь, пиджак твой себе за труды оставлю. Ишь, выжига! Болеть умеете, пластом валяться, словно баре какие на койках, а небось, как…
Но Дементию не пришлось докончить своей фразы. Бледная, с горящими глазами, очутилась на пороге одевальни Нюта и прерывающимся от негодования голосом заговорила:
— Что вы делаете, Дементий? Обираете бедных людей, взятки с них берете? Последние деньги тянете с них. Да ведь вы знаете, что, по уставу общины, мы не имеем права пользоваться с больных ни одной копейкой!.. Так оставить этого нельзя. Мне придется сообщить о вашем поступке Ольге Павловне…
И Нюта, совершенно позабыв о цели своего прихода в барак, стремительно выбежала на лестницу и стала спешно спускаться вниз, дрожа от негодования и гнева.
На последнем повороте чья-то шершавая рука схватила маленькую руку девушки. Она быстро обернулась и увидела позади себя искаженное злобой лицо нагнавшего ее Дементия.
— Идите, барышня, спешите, миленькая, не опоздайте только… глядите и я с вами заодно к госпоже начальнице иду. И мне надо к ней, барышня-матушка, вот и отлично, по дороге нам, значит, с вами, — отвратительным, лебезящим тоном, с непрерывным хихиканьем, ронял старик. — Надо и мне, матушка, предупредить госпожу сестрицу-начальницу о том, что в ее общине скрывается по подложному документу барышня одна, генеральская племянница, Анна Александровна Вербина, под именем Трудовой, сестрицы Арины. Знакома она вам? — со злорадным смехом закончил он свою речь.
Нюта тихо ахнула и закрыла глаза. Голова у нее закружилась, необычайно тяжелыми вдруг сделались ноги, руки затряслись и холодный пот выступил на лице.
Дементий дал опомниться Нюте, помолчал с минуту, потом заговорил снова, впиваясь маленькими, рачьими глазками ей в лицо:
— Что, барышня? Что, не очень-то прытки стали? Небось, не по вкусу придется в полицию попадать, да в тюрьме отсиживать за такие деяния? Так уж лучше на мировую со стариком пойти! Я с вас не возьму дорого, сестрица; за десяточку, так и быть, согласен молчать. Меня, знаете ли, барышня миленькая, двоюродный братец ваш Николай Сергеич на ваши поиски определил. Я ихний служащий, из отставных лакеев. Приказали искать вас по всем больницам, по всем общинам; ну, вот и сыскал, благо личность мне ваша была сыздавна известна. Выто меня не изволили запомнить, как к нашим в гости приезжали с тетенькой и сестрицей; а я в самый раз запомнил вас, барышня, в аккурате. И не напрасно. Ткнулся я, значит, в одну общину, ткнулся в другую, ну, и напал на след. А теперь, барышня, условие лучше денег: я человек бедный, так уж вы потрудитесь, барышня, выручить меня. Пока что, десяточку рубликов пожалуйте, а то я, не стану молчать.
Его маленькие глазки внезапно загорелись угрозой. Побагровевшее лицо из заискивающего, лебезящего стало злым и угрюмым.
Сильно сжалось сердце смущенной, потерявшейся Нюты, когда она чуть внятно заговорила:
— У меня нет денег… Но я достану… Я постараюсь достать… Только… только вы не смеете вымогать у больных их жалкие гроши. Слышите, Дементий!
При последних словах лицо Нюты снова приняло его обычно спокойное выражение. И в голосе прозвучала повелительная нотка.
Дементий опять придал своему лицу уродливо-рабское выражение и захихикал:
— Да к чему же мне тогда обижать больных, барышня? Сами посудите, — ежели ваша милость пожалует десяточку на хлеб бедному человеку, так к чему ж их тогда обижать'?
И он нахально протянул Нюте руку вверх ладонью, как это делают нищие, прося Христа ради.
— Хорошо, хорошо, довольно! Довольно! — сорвалось брезгливо с губ девушки, и она бросилась снова вверх по лестнице, надеясь еще застать Федора Тимошкина в одевальне и передать ему свое поручение.
В тот же вечер старик Тимошкин вернулся в общину и вызвал через Антипа в швейцарскую сестру Трудову.
- Предыдущая
- 25/44
- Следующая
