Вторая клятва - Раткевич Сергей - Страница 11

— Ура! — возликовал Джон, совершая стремительный фланговый прорыв и нависая над лакомствами, словно справедливое возмездие над злоумышленниками.

— Одно-единственное? — возмутилась леди Полли. — А все остальное достанется этим маленьким чудовищам?

— Ура! Мы чудовища! — развеселилась Кэт. — Чур, мне вон то! Р-р-р! Я ужасный призрак этого замка!

— А призраки не едят пирожных! — обрадовался Джон.

— А вот и едят! — возмутилась Кэт. — Сначала пирожные, потом глупых дурацких братьев!

— Ну-ка, тихо! — шикнул на них Роджер. — Взяли оба по пирожному и заткнулись. Вы Эрику еще за ту, первую, сказку спасибо не сказали, а теперь пирожные отбираете!

— Спасибо, — в один голос сказали Джон и Кэт, вгрызаясь в сладости.

— Да пожалуйста, — улыбнулся Эрик.

Подумаешь, пирожные. В Храме он зачастую ничего, кроме сушеной саранчи, не видел…

"Ты теперь так и будешь этот Храм без конца вспоминать? Научился ведь уже на подушке спать? Вот и пирожные трескать научишься".

— Ладно, дети, цыц! — скомандовала леди Полли.

— Эрик, мы тебя слушаем, — промолвил наставник. И сказка началась.

Это тогда, днем, в мастерской, фаласские горячие скакуны сотрясали золотистую степь, а старый тан получал неожиданную волшебную помощь. Сейчас был вечер, а вечером все по-другому… Фаласских скакунов сменили ледгундские гномы. Не было ледгундских гномов? Вот еще! Да как же не было, когда вот они, смотрите, какие бородатые! Каких нарисовал, такие и были. Вот-вот. Как они себе на бороды не наступали? А это особое такое гномское искусство. Тут с детства тренироваться надо, иначе ничего не выйдет. А сколько всего интересного у них тогда было! И гномские заговоренные молоты! И зачарованные наковальни! А вот и Совет старейшин, как и положено… Почему они друг друга за бороды держат? Так ведь старенькие уже. В таком почтенном возрасте, если ни за что не держаться, упадешь обязательно. Вот они друг за друга таким способом и держатся. Да. Такие вот гномы. И вот когда главный вождь гномьего клана Серебряная Секира…

Ужасные драконы и сказочные сокровища рисовались сами собой. История возникала на ходу, не слишком заботясь о том, куда двинуться дальше, как вышедшая из берегов река меньше всего заботится о том, куда кинуть новое русло. Оно образуется само, там, где нравится течь воде.

Получившее власть безумие плясало так, как ему хотелось. Получившее власть безумие было таким приятным… От него было так хорошо, что просто не хотелось верить, что оно — безумие, что все это — зло. Слова легко цеплялись друг за друга, из-под пальцев сами собой выстреливали фантастические гномьи пещеры, драконы и сокровища сменяли друг друга в феерическом танце, и над всем этим царил главный герой. Смелый и справедливый, добрый и мудрый…

Когда Серебряная Секира отыскал Затерянный Рудник, расколдовал Запретный Город, убил самого ужасного из всех драконов и в награду получил любовь прекрасной гномки, наставник вновь попросил повторить ту, первую, сказку.

— Леди Полли еще не слышала, — извиняющимся тоном проговорил он.

— Это было давно, — с улыбкой откликнулся Эрик, и по листу бумаги вновь побежали фаласские кони.

Когда сказка подошла к концу и наставник с семейством удалился, пожелав доброй ночи и выразив искреннюю благодарность, Эрик проверил, на месте ли нож, который ему удалось утащить с кухни. Нож был не слишком хорош, но… случалось ему работать и более скверным оружием.

"Взрослый человек, а ведешь себя как маленький? Можно и по-другому, наставник…"

Кто-то внутри недовольно ворочался и бурчал. Кажется, ему не совсем нравилась последняя идея.

Совсем не нравилась.

Но если очень хочешь остаться в живых и не сойти с ума… если само существование этого чудовища разрушает тебя как личность… если все сильней и сильней хочется поверить, что он настоящий… рухнуть перед ним на колени и, рыдая в голос, рассказать ему все… говорить и говорить, захлебываясь искренностью и слезами… до самого последнего предела, когда слов уже не остается, когда их уже просто недостаточно… тогда все-таки проще поступить по-другому. Ибо "нет чудовища, нет и проблемы", верно?

Тихо, нежно, тоненько поют угли в камине. Сквозь большое окно в спальню смотрят звезды. Окно в этой спальне никогда не завешивается шторами. Бывший петрийский лазутчик навсегда сохранил свою первую искреннюю любовь, любовь к звездам. Ему хочется смотреть на них всегда, когда это только возможно. А когда он спит или еще чем другим приятным занят, чем нормальные семейные люди и гномы в спальнях-то занимаются, — что ж, тогда пусть звезды на него смотрят.

— Милый, не кажется ли тебе, что двух побед на нашем маленьком рыцарском турнире на сегодня вполне достаточно? — с улыбкой шепнула леди Полли, ускользая от очередных объятий своего супруга. — У тебя завтра с утра больные, а мне с Ее Светлостью в город ехать…

— И то правда, — шепнул в ответ сэр Хьюго. — Давай я тебя поцелую… но только нежно… и долго… и страстно… и будем спать.

— Нет уж, — хихикнула Полли. — Если ты меня поцелуешь так, как грозишься, тогда нам, пожалуй что, и до утра не уснуть. Ее Светлость, положим, простит мне круги под глазами, а вот по отношению к твоим больным это будет просто нечестно.

— Ага, — жалобно вздохнул Шарц. — И я так и останусь непоцелованный…

— Не грусти, бедняжка, я тебя поцелую, — утешила Полли.

И тотчас сдержала свое обещание.

— Спи, сэр доктор…

— Сплю, — выдохнул он, зевая так, что мог бы при желании подушку проглотить.

Шарц старательно изображал спящего, прислушиваясь к дыханию жены. Когда оно стало ровным и легким, он бесшумно сел. Перекликались часовые на стенах замка, потрескивая, догорали последние угольки в камине, Полли спала, положив ладошку под щеку и улыбаясь во сне. Поборов желание обнять ее, Шарц свесил ноги с кровати, и… Полли открыла глаза.

— Будь осторожен, любимый, — сказала она.

"Вот так вот, сэр лучший петрийский лазутчик! Не обмануть вам жену! Ни одного разу не обмануть! Ни единого разочка!"

— Так ты знаешь, куда я собрался? — потрясенно выдохнул Шарц.

— Твои ученики жили в гостевых комнатах, в комнатах прислуги, помнится, один даже в караулке для стражников ночевал, пока ему место не нашли, — ответила Полли. — Эрика ты на вторую же ночь забрал к нам. В соседней комнате положил. Пожертвовал своей персональной библиотекой, над которой так трясешься, все книги стащил в докторскую…

Шарц вздохнул.

"Нет, вот если кого и нужно было делать лазутчиком…"

— …а значит, он такой же лазутчик, как и ты, любимый. И ты хочешь за ним присматривать, чтоб чего не вышло, — продолжила Полли. — Это первое. Второе: если бы кто-то был болен и ему требовалась помощь, ты собирался бы открыто. И я в жизни не поверю, что ты тайком от меня стал бы пробираться к какой-то другой женщине. А ты — пробираешься. Тайком. Значит, ты идешь к нему. Я не знаю, зачем это тебе. Но… наверное, так надо, раз ты это делаешь. Вот я и прошу тебя: будь осторожен, любимый…

— Буду, — пообещал Шарц. — А ты спи, любимая. Все будет хорошо, я тебе обещаю…

Он наклонился и поцеловал ее. Она улыбнулась, закрыла глаза и довернулась на другой бок. Вздохнула тихонько. Он постоял еще мгновение и вышел, тихо прикрыв дверь.

В соседней комнате Эрик привычным движением сунул нож в рукав и лег на застеленную постель.

— Не спишь? — входя, спросил Шарц.

— Нет, наставник, — спокойно ответил Эрик.

"Ты знаешь, что я не сплю. Знаешь. Тебе известно даже, что я все слышал. И как вы с женой любовью занимались, и как потом обо мне беседовали… все я слышал. Ты страшный человек, наставник. Очень страшный. Послушать тебя — и начинаешь верить, что ты и в самом деле ее любишь… ее, меня, своих пациентов, всех остальных, вот только это не так. Такие, как ты, не умеют любить".