Выбери любимый жанр

Лесовичка - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Глава II

После грозы

Гроза затихла. Дождь перестал. Коляска, запряженная уже только парою лошадей (мертвого коренника оставили на краю обрыва), тихо и мерно катилась по лесной дороге.

Молчала ночь…

А в это время черная фигурка с ружьем в руке бодро шагала от Чертовой пасти в глубину лесной чащи.

Черная фигурка сбросила с головы клеенчатый капюшон и, подставив свою разгоряченную голову навстречу свежей июльской ночи, с наслаждением вдыхала разом очистившийся от духоты воздух.

— Жаль лошади, — размышляла фигурка. — Да что делать? Граф прав: лучше было одну Буланку, нежели всех их отдать смерти… Как хорошо, что подоспела вовремя!.. Точно сила какая-то к Чертовой пасти меня толкала… И ружье как нарочно взяла… А тут гроза внезапно и «они»… Жаль, что не удалось повидать как следует молоденькую графинюшку… Виктор говорил красавица… Верно, хотя белая, что бумага… Ах, только плохо, коли дядя ружья хватится… Ругать станет… Поди, еще спит… Опять не в своем виде вернулся из деревни… До завтра проспит… А ловко попало!.. Хлоп на месте! Прямо в лоб… Кучер испугался, как увидел: «Лесовичка!» кричит… Глупый! Небось, теперь наврет с полкороба своему графу, что я и грозу-то на них наслала… Лесовичка ведь я… колдовское отродье!.. Ха, ха, ха! Ха!

Громкий, резкий смех внезапно нарушил мертвенную тишину леса. Дико и странно прозвучал он. Ему ответили бесчисленные отголоски эха из глубины чащи. Точно тысячи черных духов ночи запели в лесу свой зловещий и страшный гимн.

Неожиданно, когда последняя нотка еще дрожала в ночном воздухе, перед черной фигуркой, как из-под земли, вырос в темноте кто-то огромный, широкоплечий.

— Кто тут шляется? а? — прогремел над нею зычный и грубый голос.

— Это я, дядя, я!

— Что за дьявольщина! Ксанька! Что ты не спишь, ночная сова?

Фигурка сделала было скачок в сторону, как бы желая укрыться.

«Ружье сейчас заметит, беда!» — вихрем пронеслась в мозгу испуганная мысль.

Но было уже поздно. Огромный человек нащупал в темноте знакомый ствол ружья и разразился целым потоком брани и проклятий.

— Украла! Стянула-таки! Постой же, погоди ты, подлая девчонка! Я ж тебе задам! Попляшешь ты у меня!.. Потеряешь охоту таскать чужое добро, дрянь ты этакая!..

И вырвав грубо ружье из рук опешившей фигурки, огромный человек изо всей силы толкнул ее вперед.

Пролетев от него несколько шагов с вытянутыми вперед руками, фигурка уткнулась ими во что-то, бесшумно поддавшееся, и очутилась на полу, в слабо освещенной лесной сторожке, незаметно приютившейся среди кустов.

Глава III

Обитатели лесной сторожки

— Вася!

— Ксаня! Милая, что случилось? И слышал выстрел… Отец проснулся… Увидел, что нет ружья… Сразу догадался, что ты ружье взяла… Рассердился и за тобой вдогонку… Прибить грозился… Зачем ты стреляла? Зачем?

Посреди небольшой комнатки, освещенной кривобокой лампой, стоял мальчик, или, вернее, юноша, лет семнадцати, худенький, высокий и слабый, с некрасивым, изжелта бледным лицом, какие бывают у людей, съедаемых злым и упорным недугом. Но выражение этого лица было мягкое. Глубокие, печальные глаза глядели с какою-то странною тревогою на черную фигурку, внезапно очутившуюся в лесной сторожке. Юноша был хромой и с трудом передвигал ноги, но при виде черной фигурки, распростертой на полу, он сделал поспешно несколько шагов к ней, странно волоча правую ногу и сильно опираясь плечом на костыль.

Едва он успел приблизиться, как черная фигурка поднялась, вскочила и в одну минуту сорвала безобразный кожух с капюшоном. И перед взором мальчика предстало странное, не большое, но сильное существо с широкими плечами и крепко сколоченным станом, смуглое, румяное личико, черные быстрые, исподлобья смотревшие глаза, подвижные трепещущие ноздри и густые, как шапка, кудри, черные, сухие и пышные, спускающиеся косою до пояса и струившиеся выбившимися кудерьками по плечам, вдоль щек и смуглой, загорелой шеи. Что-то не русское и в то же время своеобразно дико-красивое было в этой невысокой стройной пятнадцатилетней девочке, дышащей силой, мощью и здоровьем.

— Да, я стреляла! — произнесла она с каким-то упрямым задором, глядя юноше прямо в глаза темным сверкающим взором.

— Ксаня! безумная! Из его ружья! — в ужасе сорвалось с бледных губ хромого.

— Так что же! Этот выстрел спас «розового» графа и молодую заграничную графинюшку и, — не без гордости прибавила она, — убил лошадь, графского коренника. Понимаешь?

— Ты убила лошадь?

— Да! И спасла людей!

— Ты, Ксаня, спасла розового графа?

— Ну, да, графа!.. Вот бестолковый!

И спешно, путаясь и сверкая глазами, та, которую звали Ксаней, рассказала, как было дело.

— «Розовый» граф ездил на станцию встречать свою «заграничную» дочку. Я знала, что они поедут мимо Чертовой пасти… Там путь на «Розовое» ближе… Ну и пошла, взглянуть было охота… А тут гроза… Лошади взбесились… и пошла потеха!..

— Но зачем же ты взяла ружье? — взволнованно выспрашивал хромой.

— А затем, чтобы попугать «тех», понимаешь, если бы они снова встретились на моем пути и стали бы дразнить и травить меня, как собачонку…

Глаза девочки угрюмо блеснули.

— Ксаня! — скорее простонал, нежели произнес хромой.

— Ну, да… чего ты ахаешь? Я бы стреляла на воздух, понимаешь? А «те» трусы… Небось! сразу бы отбила охоту травить меня!

И она раскатисто засмеялась. Ее белые зубы хищно блеснули в двух полосках малинового рта.

Вдруг ее смех разом присекся, замер.

— Отец идет! — прозвенел нервно и испуганно голос хромого.

И он подался инстинктивно назад.

На пороге комнаты, заслоняя своей огромной фигурой крошечные сени лесной сторожки, стоял огромный человек в сером кафтане, обшитом по борту зеленым кантом, и в кожаной фуражке, с бляхой на груди. Его угрюмое лицо с длинной, рыжеватой бородою и неприятные блуждающие глаза, горящие сухим блеском раздражения и злобы, хранили следы гнева.

— Чего раскудахталась не в пору? — свирепо кинул он Ксане. — Говори, как смела трогать мое ружье?

И огромные руки рыжеватого гиганта упали на стройные, еще детские плечи смуглой девушки и впились в них.

— Зачем брала ружье? Говори! — и он тряс изо всей силы девочку, в то время, как мрачные глаза его сверкали, как два раскаленных угля.

Вся кровь мгновенно отлила от щек Ксении. Ее смуглое, розовое личико стало белым как мел. Взор сверкнул из-под нависших над ними черных кудрей.

— Не смей меня трогать, дядя! — резко прокричала она, будя воцарившуюся в домике минутную тишину.

— Что-о-о-о?

И огромный человек разразился зловещим смехом.

— Ах, ты, дрянь эдакая! — кричал он, задыхаясь. Его налитые кровью глаза блуждали по комнате, точно выискивая что-то, пока наконец его взор не приметил висевшую на гвозде плетку. Сорвав ее быстрым движением, он взмахнул ею над спиной девочки… Но в это мгновение хромой юноша, спотыкаясь, чуть ли не падая, ринулся к отцу.

— Не делай этого! Не делай, отец! — умоляюще болезненным выкриком сорвалось с его побелевших губ.

Лесовичка - _0_1b595_9b355660_XL.jpg

— Молчать! Знай свое место, мозгляк! — загремел великан, наполняя своим голосом не только лесной домик, но и весь старый лес в окружности.

Но юноша не испугался. Он схватил огромную руку отца обеими своими худенькими руками и весь бледный шептал, срываясь на каждом слове:

— Вспомни маму! Вспомни маму, отец! Ты не тронешь Ксаню! Не тронешь, не тронешь! Или бей меня, лучше бей меня, но не Ксаню! Ради мамы — не бей Ксаню!..

Он едва стоял на ногах и трясся, как в лихорадке.

А Ксаня была спокойна.

Ее побледневшее лицо бесстрашно поднялось на гиганта… Два черных глаза, как две яркие, черные звезды, впивались в его лицо и, казалось, говорили:

— Попробуй меня тронуть! Попробуй только!

2
Перейти на страницу:
Мир литературы