Летающие кочевники - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 7
- Предыдущая
- 7/24
- Следующая
— Ящики с оборудованием — к двери! — крикнул Мариано, когда он вбежал в палатку. — У рабочих оружия нет, разве что пара старых ружей у жителей поселка. До утра продержимся, даже если они попытаются нас атаковать.
Пока Софи подтаскивала к выходу ящики, Мариано включил рацию и попытался связаться с департаментом полиции. Но для старенькой походной станции это было нелегкой задачей. Между тем незнакомец, которого оставили прямо на полу, пришел в себя и медленно приподнялся.
— Тихо, ты, — сказала ему Софи, словно он мог ее понять. — Влипнем из-за тебя…
Но он продолжал подыматься, глядя вверх широко раскрытыми немигающими глазами, и тонкие серые пальцы побежали по окружающим его предметам, словно он их не видел. Он ощупывал походную койку Мариано, потом дотронулся до руки Софи — и вдруг с отчаянным воплем упал на пол и забился не то в истерическом смехе, не то в эпилептическом припадке. Мариано бросился к нему и, оторвав его от пола, повернул к себе.
Лицо передергивалось чудовищными гримасами, но широко раскрытые глаза были неподвижны.
— Мне кажется, он ослеп, — прошептал Мариано.
Услышав его голос, незнакомец схватил его за руку и быстро, захлебываясь и переходя на плач, заговорил на своем непонятном языке. Он все время повторял одно и то же, всего две фразы, и выбрасывал руку вперед, словно указывая на угол палатки. Но там, кроме баула с личными вещами Софи, ничего не было. Он кричал, приказывал, звал, предупреждал.
— На что он показывает? — тихо проговорила Софи. — Или ему что-то чудится?
На губах человека выступила лиловая пена, он опустился на пол и затих. Софи наклонилась над ним и, преодолевая брезгливость, положила руку ему на грудь.
— Мариано, — крикнула она, — сердце не бьется! Срочно необходим врач!
— Здешние врачи, мадемуазель, не многим отличаются от коновалов, и потом они, как правило, не располагают рациями. Но я попытаюсь.
Серый человек не шевелился, лицо его потемнело, и если бы не тонкие черты лица, он мог бы сойти за негра. Глаза были по-прежнему открыты.
— Он все еще указывает туда…
— Куда? — спросил Мариано, занятый своей рацией.
— На северо-запад. Туда, где он поставил второй крест и нарисовал пляшущих человечков.
— Утром, когда выяснятся отношения и можно будет собрать рабочих или нанять новых, придется закопать тело.
— Боюсь, Мариано, что вы никого не соберете и никого не наймете. Они бежали от него, как от дьявола… бежали и вопили что-то на своем языке.
— Вы не запомнили, что они кричали?
Она произнесла непонятное ей слово, звучание которого врезалось ей в память. Мариано вздрогнул и отшатнулся.
— Вы знаете, что оно означает? — спросил он. Софи покачала головой. Оно значит: «прокаженный».
Оба с ужасом смотрели на тело, растянувшееся на полу у их ног.
— Нет-нет, — проговорила, наконец, Софи. — Просто это человек не такой, как мы с вами.
Мариано пристально посмотрел на широко раскрытые слепые глаза, на серую руку и тихо произнес:
— С некоторых пор я начал сомневаться в том, что это вообще человек.
Съездить в Сельцо удалось в конце мая: в цеху меняли оборудование, и Маркову предложили неделю за свой счет.
Можно и позагорать, и порыбачить. Вот только на охоту срок не выходил, и Марков с сожалением оставил двустволку в ленинградской квартире.
Нефедов встретил Маркова так, словно тот всю жизнь останавливался только у него.
Наутро, запасясь двумя ломтями вчерашней драчены и соврав для порядку, что пошли на сенокос, Марков отправился в лес вместе с Нефедовым-внуком. Марков не первый год знал мальца, но имени его как-то не догадывался спросить, потому как в семье звали его все, не исключая матери, просто «внуком».
По прямой до бывшего дома лесника оказалось идти не шибко долго. Старый забор, кое-где полегший за полгода сиротства, не закрывал покосившегося домика, и еще издали Марков уловил что-то новое в столь привычной ему картине. Сначала подумалось, что мешает буйная зелень как-никак, наезжал он сюда только зимой. Но, зайдя на двор, он понял, что было лишним: толстенное и безлистное дерево, невесть откуда взявшееся сразу за домом.
Марков подошел поближе, завернул за угол, где сиротливо притулилось крылечко о две ступени, и ахнул: дерево росло не за домом, а прямо из самой его середки. Крыша разъехалась надвое, и из нее, как свеча из именинного пирога, торчал здоровенный черный ствол.
Марков велел «внучку» не соваться, а сам налег на перекошенную дверь и очутился в пустой горнице.
Первое, что попало ему на глаза, была развороченная печь. На груде кирпичей, цепко охватив ее узловатыми корнями, уходящими в подпол, и покоился огромный ствол невиданного доселе дерева. Марков погладил его по черной блестящей коре. Кора была теплой. Марков отдернул руку и пошел кругом, осматривая ствол. В одном месте черная кора лопнула. И при свете, падающем из расколовшейся надвое крыши, Марков увидел под корой серую, ноздреватую массу, похожую не на древесину, а на какой-то пористый минерал…
3
Подошла очередь писать мне, и ситуация уже настолько запуталась, что я решил — без геологов не обойтись. Ведь геологи привыкли разгадывать всякие загадки… Поэтому я попросил вмешаться моего приятеля — Алексея Осиповича Савченко.
А.Шалимов
- Ну и что вы на это скажете, Алексей Осипович?
Главный геолог экспедиции задумчиво потер лысину, кашлянул, покачал головой. Не глядя пошарил в выдвинутом ящике письменного стола, достал сигарету, долго разминал ее пожелтевшими от табака пальцами; заправил было в янтарный мундштук, потом снова вытащил и принялся поправлять противоникотинный фильтр.
Кавтарадзе терпеливо ждал. На лысину главного геолога опустился неизвестно откуда взявшийся комар. Кавтарадзе неожиданно для себя загадал: если Савченко сейчас прихлопнет комара, то вся эта дурацкая история, на которую он — начальник геологической партии Элгуджа Кавтарадзе — уже потерял полдня, окажется именно тем, чем ей и полагалось бы быть бесстыдной выдумкой…
Савченко прихлопнул комара и растер его в пальцах, бормоча:
— Ты смотри… В Ленинград залетают, негодяи: на Средний проспект…
— Лето дождливое, Алексей Осипович, — заметил Кавтарадзе.
Савченко раскурил сигарету, встал, подошел и геологической карте Ленинградской области, висевшей на стене кабинета, и принялся что-то рассматривать на ней, глядя поверх очков.
— Сельцы вот тут, — сказал он наконец и провел по карте пальцем. Три года назад мы возле них скважину хотели бурить…
Кавтарадзе превосходно знал, где находятся Сельцы, но о скважине слышал впервые.
— Скважину ту не утвердили, — продолжал Савченко, почесывая за ухом. — А между прочим, жаль… Место там первый сорт. Рыбы на озере… Ведром брать можно. Я там в шестьдесят втором щучку взял… Во!.. Он показал руками, какая была щука.
— Э-э, Алексей Осипович, значит, в том месте и раньше чудеса случались, — невинно заметил Кавтарадзе.
Савченко бросил на него сердитый взгляд поверх очков.
— Насчет щуки я вполне серьезно…
Кавтарадзе подумал, что и тот забавный волосатый дядька Марков или как там его, так же вот перед уходом сказал: "На счет этого дерева я вполне серьезно… Вы не сомневайтесь, товарищ геолог, простите, не выговорю ваше имя-отчество…"
— Твой второй поисковый отряд где базируется? — поинтересовался вдруг Савченко.
— В Лепишках, Алексей Осипович.
— М-да, далековато… Тогда вот что, Элгуджа, придется тебе самому в Сельцы съездить и этого почтаря Нефедова отыскать. И если он…
— Алексей Осипович!..
— Если этот почтарь существует и подтвердит хоть что-нибудь, придется сторожку обследовать. И не просто, а с радиометром!
— Куры в Сельцах засмеют, Алексей Осипович.
— Ну к шут с ними, с курами… от смеха никто не помер.
— Неужели вы…
— Я тебе вот что, Элгуджа, скажу. Перед войной работал я в Приморье, на Дальнем Востоке. И пришел ко мне однажды дед-нанаец. Наверно, лет сто ему было с гаком. Принес, понимаешь, кусок кварца — простого белого кварца. И рассказал легенду про Золотую падь. Красивая легенда! Мол, золота там лежит под ногами великое множество. Да люди не видят его, а не видя — не верят, что оно там есть… И сотни, мол, лет проходят мимо своего счастья. Он тоже проходил не раз… Не воспользовался. И хочет он теперь, на закате жизни, чтобы внуки его это счастье своими руками взяли. Нараспев он это рассказывал, с волнением, со слезами… Ну, словом, все его за чокнутого принимали, никто, конечно, не верил, а он все ходил с одного рудника на другой и этот свой белый кварц всем показывал…
- Предыдущая
- 7/24
- Следующая
