Выбери любимый жанр

Пытливый странник - Голубев Глеб Николаевич - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Остались позади равнины Венгрии и Австрии, горные стремнины Альп. Осенью 1724 года Василий и Густин добрались до итальянской границы. Не одна сотня миль осталась уже позади, а в каждой стране у них своя мера: в итальянской миле одна верста, в немецкой — целых семь, как отметил Василий в тетради.

Сильно поизносилась их странническая одежда, разбитые о камни башмаки едва держались на ногах, но приближавшаяся зима уже была не так страшна — пришли они в теплые края. Весело было шагать по тропинкам, вдоль которых нескончаемо тянулись виноградники. Один сад переходил в другой. Каждый клочок земли здесь был заботливо обработан. И, восхищаясь трудолюбием здешних жителей, Василий назвал Италию в своей путевой тетради «Землей труда» — Terra Laboris.

К Риму Василий предложил идти кружным путем — через Южную Италию и Неаполь, чтобы получше изучить страну. В те края также много шло богомольцев. Но дорога эта оказалась нелегкой.

Каменистая тропа вилась по самому берегу моря. Часто путь преграждали бурные ручьи и речушки. Переходя их, приходилось раз по пятнадцать в день раздеваться. Острые, как осколки стекла, камни до крови резали путникам ноги. А местами приходилось брести по колено в сыпучем песке.

У Василия снова разболелась нога, которую подлечили было львовские лекари. Он крепился, старался не подавать виду, но вскоре терпеть стало невмочь и пришлось остановиться в одном прибрежном селении.

Густин ворчал на него:

— Долго ли еще будем сидеть в этой дыре?

Стал он сердит, раздражителен. А однажды ночью Линицкий вдруг исчез. Сбежал тайком, бросив больного товарища, и след его затерялся на дороге…

Подлечив ногу, Василий пошел дальше, снова пристав к богомольцам. Снова палило солнце, скрипела галька под ногами. Слева, совсем близко от дороги, сверкало море. Глядя на него, еще сильнее захотелось пить.

Впереди виднеются какие-то странные белые кучи — высокие, остроконечные. Между ними снуют люди. Подойдя ближе, Василий увидел несколько маленьких озер с красноватой, как вино, водой. А дно в озерах почему-то белое. То была самосадочная соль. Полуголые рабочие, обливаясь потом, доставали ее со дна, рассыпали на берегу для сушки, а затем складывали в кучи.

Василий помог одному взвалить на спину тяжелую корзину. Тот благодарно кивнул, а ссыпав соль в большую кучу, вернулся к Василию и протянул ему кусок хлеба.

— Спасибо, — сказал странник. — Вот еще сольцы бы мне на дорожку.

Итальянец не понимал, только улыбался в ответ. Тогда Василий протянул руку к ближайшей куче и зачерпнул горсточку соли. В тот же момент стоявший рядом старик с красным платком на жилистой шее резко ударил его по руке, выбив из нее соль.

— Вот народ, — удивился Василий, — свой хлеб последний отдают, а хозяйской соли им жалко…

И он, недоумевая, зашагал дальше по пыльной дороге.

На третьем повороте его остановили солдаты с алебардами и начали придирчиво обыскивать. «Чего они ищут?» — подумал Василий. Отчаянный крик другого странника, которого обыскивали в нескольких шагах от него, все объяснил. Усатый стражник торжествующе вытащил из кармана странника маленький узелочек с солью. Несчастного тут же заковали в цепи и поволокли куда-то. Только теперь Василий понял, от какой беды спасли его добытчики соли…

ЗЕМЛЯК НА ЧУЖБИНЕ

Чуть ли не каждый город в Италии был тогда отдельным государством со своими законами. И не раз задерживали Василия, требовали документы, обыскивали и, бывало, отнимали даже последние жалкие гроши, собранные на папертях и базарах. Но пешеходец упрямо шел дальше, опираясь на посох.

Казалось бы, много пройдено верст, много чудес увидено. Но великое любопытство тянет его все дальше, и жадно смотрят вокруг его глаза.

Постукивая посохом по каменным плитам, обходит Василий улицы Неаполя, заглядывает во все церкви и гостиницы. Потом на ослике с длинными ушами поднимается он к вершине Везувия и, присев на теплый от подземного жара камень, записывает в тетрадь:

«Есть тамо огнедышащие продушины, от них же непрестанно курится дым. Часто же исходит огнь велик и пламень страшен. Когда ветер бывает, наносит на град тлетворный пепел и многий вред творит обитателям. Однако в мою бытность злоключения такого не случилось».

Во Флоренции Григорович-Барский задержался на два дня, осматривая кунсткамеру в одном из дворцов, где в просторных залах были собраны всякие примечательные вещи: «различные удивительные статуи и портреты славных на свете художников, ими самими писанные с помощью зеркала, а также разных воинских орудий от древности соблюдаемых; там же в шкафах за стеклами из воску выделанная история человеческого тела, по рождении возрастающего и по смерти сотлевающего постепенно, представлена весьма искусно».

Побывал Василий и в Риме и даже удостоился редкой удачи — позавтракать у самого папы, «наместника божия» на земле. По традиции на завтрак в папский дворец приглашали двенадцать паломников, по числу евангельских апостолов. И любознательный русский пешеходец сумел попасть в группу счастливцев, выдавая себя за правоверного католика. Правда, сам папа к столу не показался, но зато Василий тщательно осмотрел его мраморный дворец, получив на память большую медную медаль. То есть автопортреты.

Осмотрев все римские памятники, Василий снова зашагал по дороге. А она вела его не прямо, а путаным, причудливым путем. Услыхав, что какой-нибудь город чем-либо славен, пешеходец изменял свой путь и направлялся туда. Так, заслышав о ярмарке, забрел он в город Ровиго и целый день толкался в шумной, веселой толпе. Познакомившись на рынке с рыбаками, Василий упросил их захватить его с собой в Венецию.

Сотни кораблей стояли в гавани Венеции, и сам город тоже напоминал флотилию, готовую вот-вот сняться с якорей и уплыть в далекие страны. Каменные дома и бесчисленные мосты отражались в воде.

В этом удивительном городе не слышно было скрипа повозок и цоканья коней о камни мостовой. Черными тенями проплывали гондолы, и только плеск весла изредка нарушал тишину на водяных улицах — каналах.

Осматривая дворцы и музеи, бродя по городским базарам, Григорович-Барский размышлял о том, что ему делать дальше. Прошло уже больше года, как ушел он из Киева. Многое повидал за это время, обошел всю Италию — не пора ли возвращаться домой?

Часто захаживал Василий в гавань, смотрел, как, распустив черные паруса, уходят в заморские страны купеческие корабли — в Грецию, в Испанию, в жаркую Африку. Запах смолы и рыбы, тонкий аромат пряностей, привезенных из чудесных краев, кружил ему голову. И он все откладывал свое возвращение домой.

А тут подошла зима и замела сугробами горные дороги. Поневоле приходилось ждать весны. Нелегко это оказалось в чужом городе, среди незнакомых людей. Василий скитался по гостиницам, частенько ночевал из милости в сырых каморках, кормясь тем, что добрые люди подадут. Вечерами, запалив огарок свечи, долго сидел он над книгами, изучая греческий язык.

Приход весны по старой традиции отмечала Венеция веселым карнавалом. На целых шесть недель город преображался. Отовсюду: с балконов и мостов, нависших над каналами, из окон домов, с проплывающих гондол — раздавались песни. На площадях и базарах не протолкаться было в толпе веселящихся людей. Заговоришь на улице с паломником в черном клобуке, а он вдруг отвечает женским голосом, и на лице у него маска в виде козлиной морды. Вечером в темное небо с треском взвивались ракеты и шутихи, рассыпались над головой на тысячи разноцветных огоньков, отражаясь в черной воде каналов.

Бродил Василий среди карнавальной толпы и удивлялся. Вот ведут по улице вола, привязав ве ревку к его рогам, а кругом с лаем скачут ошалевшие псы, сбивая с ног прохожих.

На площади святого Марка, где на столбе укреплен крылатый лев — древний герб свободного города, — выстроены театры и балаганы из досок, размалеванные под мрамор. Тут показывают такое, что толпа только охает.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы