Ватерлоо Шарпа - Корнуэлл Бернард - Страница 16
- Предыдущая
- 16/81
- Следующая
Шарп почувствовал гнев, холодную ярость, из-за которой, казалось, все замедлилось и стало очень четким. Он даже разглядел небольшие усы над оскаленным ртом. Кивер французы был красным, с бело-голубой кокардой и медной подложкой с кожаной нашлепкой под подбородком. Лошадь лейтенанта качала головой и хрипела, высоко поднимая ноги. Сабля лейтенанта, до блеска отполированная, отражала свет вечернего солнца. Шарп держал свой палаш рядом со стременем лезвием вниз, будто бы и не собирался сражаться. По длинному клинку хлестали колосья. Он специально пустил жеребца медленным шагом, давая лейтенанту догнать его, но, за мгновение до того как сабля опустилась ему на шею, Шарп резко дернул палаш назад и вверх.
Тяжелый клинок жестоко врезал по морде лошади лейтенанта. Животное встало на дыбы, кровь хлестала из разрезанной морды. А Шарп уже направил своего жеребца поперек. Лейтенант отчаянно пытался не выпасть из седла. В попытке обрести равновесие он взмахнул рукой с зажатой в ней саблей, затем вскрикнул, увидев тяжелый палаш, приближающийся к его горлу. Он попытался увернуться, но лошадь упала на передние ноги и лейтенант вылетел из седла кувырком.
Шарп держал свой палаш направленным лейтенанту в горло и когда лейтенант упал на лезвие, еле удержал локоть. Лезвие разрезало кожу и мышцы и из шеи француза хлынула кровь. Его крик сразу же умолк. Он смотрел на Шарпа пока умирал; в его взгляде смешались и удивление и сожаление, а струи крови, сверкая на солнце, брызнули на руку и плечо Шарпа. Пятна крови попали и на лицо, затем француз свалился с лошади, и лезвие высвободилось из тела.
Шарп повернул жеребца прочь. Он подумал было забрать лошадь лейтенанта, но не хотел обременять себя лишним животным. Он увидел, как другие три офицера притормозили. Шарп отсалютовал им окровавленным палашом и направился к дороге.
Там он остановился, вытер клинок о штаны и убрал палаш в ножны. Его рука была покрыта кровью француза, насквозь промочив рукав его старого мундира. Он сморщил нос от запаха свежей крови, затем достал заряженную винтовку из кобуры. Три офицера наблюдали за ним, но не пытались подъехать ближе.
Шарп смотрел на поворот дороги возле каштановых деревьев. Через минуту там появились первые французские стрелки. Они остановились, увидев Шарпа, прыгнули по сторонам, но на расстоянии пятидесяти ярдов винтовка была смертоносным оружием и одного из них пуля Шарпа смела.
Но на таком расстоянии и французские мушкеты были почти такими же точными, как и винтовка Бейкера. Шарп ткнул лошадь каблуками, поскакав по дороге вниз. Он досчитал до восьми, затем резко повернул налево в поле и в этот момент залп французов пролетел в том месте, где только что был его жеребец.
Они промахнулись. Шарп поскакал вниз по дороге, пока не достиг ручья, дал жеребцу напиться, перезарядил винтовку и убрал оружие в кобуру. Затем, довольный, что теперь французы будут постоянно опасаться пикетов и засад, посмотрел на запад в сторону облаков, и вздохнул полной грудью.
Он понял, какой опасности подвергался. Все время после сражения возле Тулузы его посещали сны об этой битве; он постепенно избавлялся от страха, который ощущал в последние дни войны. И непонятно было, откуда взялся этот страх: сражение под Тулузой было гораздо менее страшным, чем все битвы в Испании, но Шарп не мог забыть ни свой ужас от сражения под Тулузой, ни облегчение, когда наступил мир. Он повесил изношенный палаш над буфетом в кухне Люсиль и объявил, что никогда больше не достанет затупившийся клинок из ножен. И впервые с Тулузы раздумывал, ушел ли его страх.
Теперь, держа свою промокшую от крови правую руку на весу, он нашел ответ. Рука не дрожала; а при Тулузе она тряслась как у паралитика. Шарп медленно сжал руку в кулак. Он обрадовался, почувствовав, как к нему возвращается хладнокровие, но одновременно устыдился тому, что радуется этому.
Шарп посмотрел вверх на облака. Он заверил Люсиль, что поехал сражаться только из-за жалованья, которое перестанут выплачивать, если он откажется, но на самом деле он хотел узнать, способен ли он еще на что-то, или, подобно орудию, которое много стреляет и изнашивает ствол, он тоже поизносился как солдат. Теперь он знал это, и это получилось так легко. Молодой лейтенант сам налетел на лезвие, а Шарп ничего не почувствовал. У него даже не усилилось сердцебиение, когда он убил человека. Двадцать два года сражений приучили его к этому, и результатом стало то, что еще одна французская мать будет оплакивать сына.
Он посмотрел на юг. Среди колосьев не было движения. Французы, должно быть, подсчитывали потери, а офицеры всматривались на север в поисках несуществующих пикетов.
Шарп хлопнул жеребца и поехал вдоль ручья до брода, где стал ждать наступления французов. Под арочный вход фермы вернулась женщина и теперь два человека тревожно смотрели в сторону дороги на Фрасне. На шею жеребца сел слепень. Шарп прихлопнул его, затем вытащил винтовку и сел поперек седла. Он хотел выстрелить лишь один раз и вернуться к перекрестку.
Позади него к северу послышался звук барабанов и тонкие звуки флейты. Он повернулся в седле и увидел колонну пехоты на перекрестке Катр-Бра. На мгновение сердце Шарпа замерло, он подумал, что это прибыл батальон стрелков, затем увидел желтые нагрудные ремни поверх зеленых мундиров и понял, что это войска Принца Веймарского. Бригада нассаусцев уже бежала по дороге в направлении Шарпа.
Они успели едва-едва. На склоне французские стрелки уже строились в боевой порядок. В высокой ржи их было не видно, но их можно было различить по волнению колосьев. Батальон уже бежал по дороге, а их офицеры устремились к ручью, указывая, где пехоте выстроиться в линию.
Шарп поехал обратно за наступающие войска. Некоторые удивленно посмотрели на его красную от крови руку. Он откупорил фляжку и сделал большой глоток воды. По дороге бежали немецкие пехотинцы, поднимая густую пыль. Барабанщики, маленькие мальчики с губами, покрытыми дорожной пылью, на бегу выбивали дробь. Войска выглядели вполне готовыми к драке, но только через несколько секунд будет ясно, готовы ли они воевать против своего старого хозяина, Наполеона.
Первый немецкий батальон уже выстроился в линию на левой стороне дороги. Полковник взглянул на невидимых людей в ржаном поле и приказал своим людям приготовиться.
Мушкеты приложили к плечам.
— Огонь, — после небольшой паузы скомандовал полковник.
Раздался залп и тихий вечер наполнился грохотом и дымом. Пули пролетели над ручьем, и ржаные колосья наклонились как от ветра. Грачи взмыли над полем и протестующе закричали.
— Перезаряжай! — на взгляд Шарпа, батальон перезаряжал жутко медленно, но не это было главное — главное, что они сражались.
Французы тоже начали стрелять, но их было слишком мало, и стрельба была неорганизованной. Справа от ручья выстраивался еще один немецкий батальон.
— Огонь! — и еще один залп нарушил вечернюю тишину. Над ручьем поплыли большие облака дыма.
— Огонь, — это снова выстрелил первый батальон. А за перекрестком появлялись еще люди, разворачиваясь в боевой порядок слева и справа за первыми двумя батальонами. Офицеры деловито скакали позади шеренг, где в небо взметнулись знамена. Барабанщики продолжали выбивать боевую дробь.
— Сколько их там? — спросил у Шарпа майор, говоривший по-английски с ужасным немецким акцентом.
— Я видел только батальон стрелков.
— Пушки? Кавалерия?
— Их я не видел, но они не могут быть слишком далеко.
— Мы задержим их сколько сможем. — Майор взглянул на небо. — До ночи недалеко, а французы наверняка не станут наступать в темноте.
— Я сообщу в штаб, что вы здесь, — сказал Шарп.
— Утром нам понадобится помощь, — сказал майор.
— Вы ее получите, — Шарп надеялся, что не обманывает майора.
Лейтенант Доггет ждал Шарпа на перекрестке и удивленно сдвинул брови, увидев кровь на руке Шарпа.
— Вы не ранены, сэр?
— Это не моя кровь. — Шарп попытался почистить пятна, но кровь еще не подсохла. — Вам придется отправиться в Брэн-ле-Конт. Скажите Ребеку, что перекресток Катр-Бра в безопасности, но французы собираются утром атаковать большими силами. Скажете, что нам нужно подкрепление. Чем больше, тем лучше!
- Предыдущая
- 16/81
- Следующая
