Страшный Крокозавр и его дети - Голицын Сергей Михайлович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/36
- Следующая
И тут выяснилось, что брюки совсем измяты, а мальчикам нужно было еще новые занавески на окна повесить.
Тогда Крокозавр своим оглушительным голосом закричал на весь корпус:
– Девочки, выручайте. Складка должна быть отутюжена так, словно ее сверху донизу по линейке прочертили.
Ровно в четыре часа все отряды, нарядные и чистенькие, в алых галстуках направились в учебный корпус.
Вера Александровна поднялась по лестнице и повела за собой самых важных гостей. К ним присоединилась и Кошечка. Все они прошли на сцену и расположились за длинным столом, покрытым красной материей. Издали мне было плохо видно, какая именно девочка с ними села. Оказалось, Люба Райкова. Но почему нет в президиуме Димы Топоркова – нашего председателя совета дружины?
Как только оркестр заиграл торжественный марш, так один за другим цепочкой скорым шагом стали входить сперва октябрята, за ними пионеры. Ребята сели в зале на свои места.
Победно заиграл горн. Шепот тотчас же стих. Все встали. С алым бархатным знаменем в руках вышел Дима Топорков. Вообще он не является знаменосцем, но сегодня знамя доверили ему. Очевидно, считают его самым лучшим мальчиком в интернате. И я тоже так считаю. За Димой шагали два ассистента – девочки пятого класса с поднятыми правыми руками. Я очень люблю, когда несут наше пионерское знамя. Сразу радостно начинает биться сердце и дух захватывает.
Знамя внесли на сцену. Дима Топорков встал возле стола, поддерживая древко; обе девочки застыли справа и слева от знамени.
Люба Райкова отдала рапорт директору. Она была без своих толстых очков, следовательно, не видела ничего, а рапортовала звонко, не хуже Димы Топоркова
Когда все снова сели, Вера Александровна сделала два шага вперед и начала говорить. После речи директора выступали представители различных организаций. Нам всем очень хотелось, чтобы скорей началась самодеятельность. А взрослые удивительно скучно поздравляли. У меня даже глаза начали слезиться от нетерпения, и я едва сдерживала зевоту. Сзади ерзали па стульях, в третьем ряду зашептались, кто-то даже фыркнул.
Воспитательницы вставали, оглядывали зал, садились.
Наконец заиграл горн. Дима Топорков с двумя девочками вынес знамя. Взрослые сошли в зал.
На концерте все классы будут между собой соревноваться за лучший номер, за первую премию – вышитый золотом синий вымпел.
Члены жюри с блокнотами в руках заняли свои за отдельным столом. Я тоже входила в состав жюри.
– На тебя надеемся! – крикнула мне вдогонку Галя Крышечкина.
Но раз меня избрали судьей, я не могу поступать нечестно, однако предполагаю: Нина Вьюшина и Вася Крутов не подведут шестой «Б».
Председателем жюри была Кошечка.
Концерт начался. Описывать все выступления невозможно, поэтому расскажу лишь о номерах нашего класса.
Вышли, обнявшись, Галя Крышечкина и Алла Анохина. Они более или менее смешно продекламировали басню Михалкова. Но однажды Галя сбилась, и я вынуждена была за это поставить им четверку. А потом Светлана заиграла в очень быстром темпе румынский танец. Вылетела ярко разодетая Нина Вьюшина и понеслась по сцене, то взмахивая руками, то заплывая их за спину. Она изгибалась, опять выпрямилась и летела то вперед к зрителям, то по кругу. Мне казалось, что свои выкрутасы она выдумывала лишь сейчас. Куда хотела, туда ноги ее и несли. Широкая юбка, разноцветные ленты, голубой пояс развевались. Я едва поспевала за ней следить. В этот момент Нина, очевидно, забыла все на свете: зрителей, уроки, подруг, миму… Я на секунду оглянулась. Все смотрели только на нее.
– Ниночка, Ниночка, давай, давай! – болели за нее наши.
Нина убежала, а все в зале восторженно захлопали в ладоши.
Вышла Наташа Ситова. Она декламировала стихи на героическую тему, голос у нее низкий, прямо бархатный, и выразительный. Однако мне не понравилось, что она стоила совсем неподвижно, наподобие столба, сложив руки на животе. И все-таки я ей, не колеблясь, пятерку поставила.
Следующий номер.
Светлана заиграла венгерку. Ее пальцы запрыгали по клавишам. Выскочили на сцену Нина и Вася Крутой. Они сразу завертелись настолько быстро, что ни лиц, ни костюмов их не было видно. Передо мной кружились и мелькали лишь пестрые пятна и полоски – алые, зеленые, белые, синие, золотые. Танцоры то брались под руки, то отскакивали друг от друга, прихлопывали в ладоши, притопывали каблучками, опять неслись дальше… И вдруг со сцены раздалось… Я сперва подумала, что это мне послышалось… Нет, рядом Кошечка ахнула, мальчишки зафыркали. Это Нина со сцены выпалила: «Тюфяк!»
Какая злюка! Так взглянула на Васю, точно его проткнуть хотела. А через две секунды снова закружилась, топая малиновыми сапожками. Наконец кончился номер, и танцоры, тяжело дыша, стали кланяться. А мы принялись аплодировать, кричать: «Выю-ю-шина!» Между прочим, многие даже повскакали с мест.
Нина выходила и, наклонив голову набок, кланялась, Опять выходила, опять кланялась. Лицо у нее было сперва румяное, потом бледное; она то закрывала, то открывала глаза и улыбалась. По моему мнению, улыбалась от счастья. Мы хлопали в ладоши, топали ногами и все кричали: «Вью-ю-шина!» Кстати, Крокозавр тоже кричал своим страшным голосом.
Нине и Васе я, не раздумывая, поставила пять, да еще с плюсом.
Когда концерт кончился, мы – жюри во главе с Кошечкой – отправились на совещание в радиоузел.
Я считала, что первую премию обязательно должны получить Нина Вьюшина и Вася Крутов. И Дима Топорков сказал, что ему тоже больше всего понравился венгерский танец.
Шестеро из жюри поставили Нине Вьюшиной пятерки, а Кошечка и Люба Райкова – двойки. В чем дело?
Кошечка объяснила:
– Никогда в жизни не слышала, чтобы своего партнера на сцене оскорбляли. За это выговоры дают, а не премии.
Люба Райкова поправила свои толстые очки и сказала, что думает о Нине то же самое.
А я не удержалась и крикнула:
– Они танцевали, как в Большом театре, и даже еще лучше!
Дима Топорков сказал, что «дурак» вовсе не такое обидное слово, и выругалась Нина шепотом, никто, кроме жюри, не услышал.
Только теперь я сообразила, почему Кошечка так отрицательно отнеслась к Нине. Но ведь Нина-то крикнула Васе «тюфяк!», а так как члены жюри об этом слове и понятия не имеют, им послышалось «дурак!». Но не могла же я им объяснять, что значит «тюфяк» – тогда выдала бы нашу тайну изыскателей. И я вынуждена была промолчать.
Люба Райкова начала доказывать, что первую премию следует присудить пятому «Б».
Я не выдержала и сказала, что пятиклассники танцевали так, словно их за веревочки дергали. И Диме Топоркову они тоже совсем не понравились. В результате окончательного подсчета очков оказалось: Нина с Васей никаких премий не получат.
Мне стало настолько обидно, что я вскочила и выбежала из комнаты.
Нет никакого настроения писать об этом.
А Нина, когда узнала о решении жюри, начала реветь, как дошкольница. При этом она оправдывалась:
– Васька меня толкнул, и у меня это противное слово нечаянно выскочило.
Крокозавр сделал внушение Нине:
– Учти, опять тебе урок.
А Вася Крутов начал спорить, доказывал, что, наоборот, Нина его толкнула. И напоследок сказал:
– На кой мне этот синий флажок нужен? Что бы я с ним делал? Над кроватью, что ли, повесил?
Приписываю в тот же вечер перед отбоем.
Крокозавр нам сказал потрясающую новость: оказывается, Вера Александровна к нам на день рождения прощаться приезжала. Врачи самым категорическим образом предписали ей на два месяца отправиться в санаторий. Правда, недалеко – где-то в окрестностях Москвы. Теперь главной в интернате будет Кошечка. Посмотрим, как в дальнейшем пойдут дела.
Никуда сегодня не пошла из-за плохой погоды. Я все думаю о Крокозавре и хочу поделиться своими мыслями: с каждым днем я все больше убеждаюсь, что он совсем особенный, не похожий на других воспитателей. Мне кажется, в эпоху коммунизма все воспитатели будут именно такими.
- Предыдущая
- 18/36
- Следующая
