Тайна сокровищ Заколдованного ущелья - Голестан Эбрахим - Страница 12

• Предыдущая
• 12/39
• Следующая

Потом шли раззолоченные кресла в стиле разных Людовиков, обеденный стол на ножках, подобных колоннам Тахте-Джамшида [11], кровать в испанском стиле, заднюю спинку которой украшала настоящая картина – работы Куллар-Агасы.

Затем парковые вазоны и статуи: орел, голубки, ангелы, лебедь, павлин, львы – сидящий, лежащий и стоящий, – голые женщины, бассейн с фонтаном, две фигуры Ростама: одна – во весь рост, другая – согнувшись, и все это из цемента, выкрашенного в золотой или серебряный цвет. Стеклянные глаза орла горели красным светом: питание шло от батарейки.

Однажды крестьянин вспомнил об обещании, данном ребенку, но пред лицом всего этого добра и тем более пред лицом открывающихся возможностей мысль об игрушечной дудочке, такой крохотной, показалась ему жалкой. Так и получилось, что в магазинах он и глядеть не хотел на инструменты меньше флейты, а мечталось ему нечто огромное. Конечно, самым крупным было пианино, точнее, концертный рояль, но в рояль никак не подуешь, и вообще он ничем не походил на дудочку, а ведь нельзя же обмануть ребенка! Из духовых инструментов самым большим оказалась туба, а поскольку она была медная, то и блестела ярче всех. Он купил ее, но когда представил себе мощную грудь трубача, играющего на этой тубе, а рядом с ним хрупкое тельце своего сыночка, то добавил к ней джазовую ударную установку, куда входили один большой барабан, два барабана поменьше, пара тарелок, треугольник, клаксон, маракасы, пара кастаньет и бубен. И все это способно было звенеть, греметь, грохотать.

Он распорядился еще начистить тубу до блеска, так, чтобы вся сверкала, молнии метала.

Глаза козла метали молнии. Но тут человек концом одного из здоровенных шипов, покрывавших набалдашник какой-то палицы, поддел козлиный глаз, выточенный из изумруда, поднатужился и выломал его. Получилось так: войдя, он сразу потянулся к золотому шлему, который лежал на одной из могил, нахлобучил его себе на голову. Шлем пришелся впору. Крестьянин горделиво уперся палицей в другое надгробие. Эх, жалко, что тут фотографа нет, – хорошо бы запечатлеться в таком виде! Но против него стоял лишь козел с изумрудными глазами. Чудовищный козел, наделенный орлиными крыльями и клювом, пристально смотрел на него. Он немного струсил. И тут вспомнил про радиоприемник. Чем самому выть со страху, лучше препоручить это радио! Он повернул ручку приемника. Послышалась взволнованная речь некоего духовного лица, но, должно быть, в передачу вкрался какой-то технический дефект: похоже, магнитофонную ленту с записью выступления запустили не с того конца, и передача шла задом наперед… Однако это было несущественно – внушительный голос с богатыми переливами отлично справлялся с задачей. Речь утратила значение, но сохранила значительность. В таких случаях неважно, с какого конца крутить пленку, она всегда прозвучит так, как надо.

Вероятно, строгий голос представителя духовенства помог крестьянину преодолеть страх перед козлом. Это произошло в тот момент, когда он шипом выковырнул драгоценный камень. Теперь козел уже не пялился на него во все глаза: глаз-то у него остался один. Следующим ударом человек вышиб и его.

Человек повел вокруг себя суровым, тяжелым взором, пронизывающим темноту в углах: не укрылся ли там враг? Но в подземной усыпальнице истлевших воителей раздавался лишь важный голос, произносивший речь задом наперед. Крестьянин больше не робел. Он чувствовал себя победителем.

Наконец тронулись. Крестьянин понимал, что перевезти в деревню весь этот нескончаемый поток современных предметов первой необходимости, пристраивая вещь за вещью на попутные машины, не удастся. Собрав побольше добра, он отправил его в путь всем скопом. Покуда позволяла дорога, ехали на грузовиках. Потом их сменили мулы, телеги и носильщики.

Все было продумано заранее. Там, где начинался проселок, наняли достаточно животных, повозок и людей. Мозговым центром операции выступала жена ювелира, выполнение намеченного плана возложили на того парнишку, что поджидал славы в мире искусства.

Единственным путем через горы и ущелья были козлиные тропки, но носильщикам помогали ловкость и сноровка – дар, передаваемый по наследству из поколения в поколение, а также приобретаемый тренировкой. Тяжести переносить нелегко, но коль скоро переноска их – ремесло человека, то разница между тяжелым и легким грузами кажется не такой уж большой. Не составляет особого труда исполнять работу, которая соответствует натуре работника и существующим условиям. Деньги на расходы были, были носильщики, для которых эта работа превратилась в потребность, нашлась тропа, проложенная горными козлами, была цель – доставить вещи во что бы то ни стало, следовательно, наблюдение за выполнением этой задачи также не требовало особых усилий.

Конечно, ноги мулов по колено вязли в щебне, конечно, ветви деревьев бились о барабаны и хлестали по медным тарелкам, конечно, веревки, впившиеся в картонные ящики, которые громоздились на спинах лошадей и мулов, перетирали картон, а сучья деревьев пробивали и царапали его, конечно, люстры, водруженные на лотки носильщиков, так трясло, что их подвески, колотившиеся друг о друга, отваливались или разбивались, конечно, лебединые шеи, хотя они были прочно укреплены на растяжках, все же стукались о цементные туловища, обдирая краску и лак, конечно, ножки кресел, несмотря на нейлоновые чехлы, защищавшие бархатную обивку, прорывали упаковку, вылезали наружу, словно ноги подростка из прошлогодних штанов: оголенные ножки мало-помалу теряли свое золотое лицо (хотя какое там лицо у ножек?). Но при всем том эти движущиеся горы товаров приближались к деревне, и их громовая поступь сотрясала окрестные холмы. Носильщики то пели песни, то призывали благословение Божье, а то и проклятия изрыгали. Один раз кто-то из них спросил: «Неужели этот обалдуй не мог найти такого барахла где-нибудь поближе?» Но ему ответили: «Сам обалдуй, коль не понимаешь, что Господь Бог тебе кусок хлеба послал!»

И вот передовая группа – мулы и носильщики – достигла деревни. Когда люстры и золоченая мебель, лебеди, барабаны и туба проплывали мимо полуразвалившихся деревенских дувалов, женщины, подгоняемые любопытством и удивлением, повыскакивали на крыши, а ребятишки, все, сколько их было, высыпали на улицу и вертелись в пыли, прямо под копытами животных. Стоило кому-нибудь из носильщиков слово сказать, как всякий истинный мусульманин призывал на него благословение Аллаха, а сверкание хрусталя, вид барабанов, золотое сияние тубы были исполнены такой притягательной силы, что, случись тут чужак, вовсе не принадлежащий к мусульманам и не умеющий воззвать к Аллаху, даже и он присоединился бы к общему хору. Но никто не знал, что это за добро, откуда оно прибыло и кому предназначено.

Среди прочих зевак были жена и сын крестьянина, был и его шурин. Недобро прищурив глаза, он со злобой взирал на длинную вереницу животных и грузов и качал головой. Жена же высунулась из-за дувала на шум многоголосых благословений и ржание мулов, потом с криком «Али-Али!» подхватила на руки ребенка, распахнула дверь и тут увидела, что нескончаемая вереница каравана остановилась возле их старого дома и носильщики начали сгружать поклажу.

Женщина ютилась теперь в доме брата – с того самого дня, когда ее муж убил вола, а все односельчане набросились на него, поколотили и объявили безумным.

Муж ее сначала продолжал жить на своем дворе один, потом стал надолго отлучаться куда-то, и люди поговаривали, что он шатается в поисках работы. Тогда жена вместе с братом вынесла последние остатки их нищенской утвари, и дом совершенно опустел. Мужчина появлялся все реже и реже. Иногда односельчане видели издалека, как он ходит-бродит по своему заброшенному участку земли, и говорили: ума лишился, а теперь, верно, слезы льет по былому, по разбитой своей судьбе да по волу своему… Ну а потом он долгое время не показывался, и все о нем думать забыли, не то что интересоваться, куда он подевался, что с ним стряслось, что случилось. Для всех он превратился в рехнувшегося недоумка, который по собственной глупости причинил себе зло и тем самым заслужил участь презренного изгоя. И вот теперь перед его домом остановился огромный караван и у дверей выстроилась шеренга чудесных невиданных предметов… Женщина вытащила сына вперед – посмотреть, но, когда она поставила ребенка на землю и тот сделал шаг-другой к барабанам, он оступился, не удержался на крутой обочине и, перевернувшись несколько раз через голову, покатился прямо на цементного лебедя. Мать рванулась поддержать дитя, тоже поскользнулась, да так, что чуть было не придавила малыша, наконец догнала его, протянула руку и тут – трах! – треснулась головой о раскинутые цементные крылья. Громкий крик боли заглушил хныканье ребенка, и тот перешел на визг. Испускаемые ими обоими вопли и стоны напугали брата женщины, он бросился к ним, но, когда подбежал и понял, в чем дело, плюнул и пнул лебедя ногой. Лебедь припал на крыло, зубчатый край крыла сломался и отвалился. Но паренек, ответственный за доставку вещей, не видел этого, поскольку был поглощен распаковкой грузов – со всей осторожностью, дабы ничего не поцарапать. Незаметно начался дождь.

• Предыдущая
• 12/39
• Следующая