Троя. Грозовой щит - Геммел Дэвид - Страница 12

• Предыдущая
• 12/108
• Следующая

– И что?

– Это Нестор с Пилоса. Когда я был ребенком, то работал там на плантациях льна. Я был рабом, сыном раба. У царя было много сыновей. Каждого из них посылали на весь сезон работать вместе с рабами на полях. Их руки кровоточили, а спины болели. Моя мать рассказывала мне, что царь делал это, чтобы его сыновья поняли, какая тяжелая жизнь за пределами дворца, и не презирали тех, кто работал на плантациях. Сам Нестор путешествовал по своим владениям, разговаривая с теми, кто работает на него, следя, чтобы их хорошо кормили и одевали. Он хороший человек.

– У которого все же есть рабы, – возразила она. Каллиадес был озадачен ее словами.

– Конечно, у него есть рабы. Он царь.

– Твоя мать родилась рабыней?

– Нет. Ее забрали из деревни на Ликийском побережье.

– Как меня пираты?

– Полагаю, так.

– Тогда Нестор такой же, как они. Он берет то, что хочет. Но он хороший человек, потому что кормит и одевает людей, которых разлучил с любимыми и семьями. Меня тошнит от такого добра.

Молодой микенец замолчал. «На свете всегда были рабы, как и цари. Так будет всегда. Как еще цивилизация может процветать?» – подумал он и посмотрел на «Пенелопу».

Несколько моряков поднимали парус с помощью двух канатов. Они спустили веревки с палубы корабля, вытащенного на берег, и пытались поднять свинью в этом холсте. Животное начало визжать и бить ногами. Этот звук испугал других свиней. Четверо побежали вдоль берега, а моряки – за ними. Старая карга с посохом покачала головой и отошла подальше от этой неразберихи. Каллиадес увидел, как Банокл бросился на большую свинью, которая изменила курс, пока великан находился в прыжке. Воин растянулся на песке, а головой угодил в воду. Через несколько минут на берегу воцарился хаос. Одиссей начал раздавать приказы.

Свинью в парусе наполовину подняли на палубу, но она так отчаянно била ногами, что канаты качались из стороны в сторону. Внезапно животное начало мочиться, обливая людей внизу.

Оставшиеся свиньи – их было около пятнадцати – сбились вместе и бросились по берегу прямо к Одиссею. Ему ничего не оставалось, как бежать. Вид коренастого царя в его широком золотом поясе, преследуемого стадом визжащих свиней, – это было уже слишком для команды. Моряки разразились смехом.

– Похоже, будет длинный день, – заметил Каллиадес. Он поглядел на Пирию. Девушка тоже смеялась.

На это было приятно смотреть.

В этот момент Одиссей остановился, повернувшись лицом к стаду.

– Хватит! – заревел он громким, словно раскаты грома, голосом. Животные, испуганные шумом, бросились прочь от него. Одна большая черная свинья поспешила к царю и начала тереться о его ногу. Одиссей наклонился и похлопал ее по широкой шее. Затем он зашагал назад к «Пенелопе», а черная свинья потрусила рядом с ним. Другие животные начали визжать тише и собрались позади царя.

– Смейтесь надо мной, вы, негодные дети животных! – разбушевался царь Итаки, когда подошел к своей команде. – Во имя Ареса, если я смогу научить этих свиней грести, то избавлюсь от всех вас.

– Необычный человек, – улыбнулся молодой микенец. – Ему можно доверять?

– Почему ты меня об этом спрашиваешь? – ответила вопросом на вопрос Пирия.

– Потому что ты знаешь его. Я понял это по его глазам, когда ты говорила.

Девушка молчала какое-то время. Затем кивнула:

– Я знала его. Он посещал дом… моего отца… много раз. Я не могу ответить на твой вопрос, Каллиадес. Одиссей был когда-то торговцем рабов. Много лет назад его знали как Грабителя городов. Я не очень охотно доверилась бы человеку, который заслужил такое прозвище. Но у меня нет выбора.

Чернокожий моряк тихо сидел среди скал, накинув на свои широкие плечи старый гиматий. Команда все еще пыталась погрузить свиней. Биас даже не пробовал помочь им. Его возраст приближался к пятидесяти, и ему нужно было беречь свою метательную руку, если он хочет поучаствовать в Играх в Трое. Поэтому он сидел спокойно и точил свои ножи с костяными рукоятками. Одиссей заявил, что его любовь к ножам была свойственна ему, как нубийцу, но Биасу, который родился на Итаке и не знал других нубийцев, это казалось малоправдоподобным. Его мать никогда не рассказывала о борьбе на ножах.

– Ты мог бы быть внуком царя Нубии, – сказал ему однажды Одиссей. – Ты мог бы быть наследником огромного государства с золотыми дворцами и тысячами наложниц.

– А если бы у моего достоинства были пальцы, я мог бы ими чесать мою задницу, – ответил Биас.

– Это твой недостаток, Биас. У тебя нет воображения, – упрекнул его царь Итаки.

Чернокожий моряк тогда засмеялся.

– Зачем человеку, который путешествует с тобой, царь рассказчиков историй, нужно воображение? Зачем, когда я путешествую с тобой по небу на летающем корабле, кидаю копья в луну и нанизываю ожерелье из звезд для царицы джунглей? Моряки просили меня по возвращении домой дать им подержать мою корону. Почему так много людей верит в твои истории?

– Им хочется в них верить, – объяснил ему Одиссей. – Большинство людей работают от заката до рассвета. У них трудная жизнь, они умирают молодыми. Им хочется думать, что боги улыбаются, глядя на них, что их жизнь имеет больше значения, чем на самом деле. Мир был бы печальным местом без историй, Биас.

Моряк улыбнулся при этом воспоминании, затем вложил ножи в ножны и встал. Одиссей подошел к нему.

– Ты – ленивый сын коровы, – сказал царь. – Зачем тебе телосложение, как у буйвола, если ты не пользуешься своей силой, когда это необходимо?

– Я пользуюсь ею, – ответил чернокожий моряк, – но не со свиньями. И я не видел, чтобы ты тащил их на палубу.

– Это потому, что я царь, – усмехнулся Одиссей. Он сел, жестом пригласив Биаса присоединиться к нему. – Так что ты думаешь о наших пассажирах?

– Мне они нравятся.

– Ты даже не знаешь их.

– Тогда зачем ты меня спрашиваешь? Царь Итаки вздохнул.

– Эти люди – микенские воины, объявленные вне закона. Я думаю, не сдать ли их в Киосе. За них можно получить много золота.

Биас засмеялся.

– Что тебя развеселило? – возмутился Одиссей. Биас посмотрел в сердитые глаза царя.

– Я служил тебе двадцать пять лет. Я видел тебя пьяным, мрачным, рассерженным, печальным. Я видел тебя резким и мстительным, щедрым и прощающим. Во имя богов, Одиссей, нет ничего, чего бы я не знал о тебе.

В этот момент последняя свинья вырвалась от людей, которые пытались погрузить ее на корабль. Она побежала с визгом вдоль берега. Несколько моряков бросилось за ней. Биас замолчал, наблюдая за погоней. Леукону удалось поймать животное, он поднял его своими большими руками и зашагал обратно к «Пенелопе».

– Это как со свиньями, – продолжил чернокожий моряк. – Ты говорил о прибыли. Но это не так. Это из-за мертвого Порфеоса. Его глупого плана, который так много значил для него. Ты смеялся над ним. Теперь ты оплакиваешь Порфеоса, и это твой долг перед его памятью.

– Я могу спросить, какое это имеет отношение к микенцам? – фыркнул Одиссей.

– Да, и ты уже знаешь, о чем я. Ты можешь говорить все, что хочешь, о том, чтобы продать Каллиадеса и великана за золото. Но ты не думаешь об этом на самом деле, Одиссей. Двое храбрых мужчин спасли молодую женщину на этом острове, и они пришли к тебе за помощью. Ты хочешь заставить меня поверить, что собираешься предать их? Я не поверю. Если бы все боги Олимпа зависели от нас и требовали бы, чтобы ты предал этих людей, ты и тогда бы отказался. И я скажу тебе еще кое-что: каждый моряк в твоей команде поддержал бы тебя.

– Зачем им делать такую глупость? – тихо спросил царь. Его гнев утих.

– Потому что они слушают твои истории о героях, Одиссей, и они знают истинную суть их.

День был спокойным, дул легкий ветерок, когда «Пенелопа» вышла в море. Каллиадес, Банокл и Пирия стояли на левой стороне маленькой палубы, на корме. С правой стороны Одиссей орудовал длинным рулевом веслом, в то время как Биас отсчитывал ритм для гребцов. Нестор и два его сына расположились на носу в двадцати шагах от них.

• Предыдущая
• 12/108
• Следующая