Элрик из Мелнибонэ - Муркок Майкл Джон - Страница 2
- Предыдущая
- 2/34
- Следующая
Но даже ближайшие друзья императора отказываются обсуждать с ним возможное падение Мелнибонэ. Они выражают недовольство, когда он заговаривает об этом, считая его доводы не только немыслимыми, но и противоречащими хорошему вкусу.
Вот поэтому император и размышляет в одиночестве. Он досадует, что его отец, Садрик Восемьдесят шестой, не оставил больше детей и поэтому более достойный монарх не может занять место на Рубиновом троне. Вот уже год, как Садрик ушел в мир иной – и, по слухам, с радостью встретил смерть. Всю жизнь Садрик оставался верен своей супруге – императрица умерла при родах единственного болезненного младенца. А Садрик, чье чувство к своей жене столь сильно отличалось от того, что свойственно людям, так и не смог оправиться. Его не смог утешить и собственный сын, единственное напоминание о жене и ее невольный убийца. Принца выходили волшебными снадобьями, пением заклинаний, настоями редких трав, силы его поддерживались всеми способами, известными королям-чародеям Мелнибонэ. И он выжил – и живет до сих пор – единственно благодаря колдовству, потому что, слабый от природы, без своих лекарств он и руки не способен поднять большую часть суток.
Если молодой император и находит какое-то преимущество в своей слабости, так только в том, что он волей-неволей много читает. Ему еще не исполнилось и пятнадцати, когда он прочел все книги в библиотеке отца, и некоторые из них – не по одному разу. Его колдовские силы, основу которых заложил Садрик, теперь превышают силы любого из его предков во многих поколениях. Он обладает глубокими познаниями о мире за пределами Мелнибонэ, хотя пока еще почти не соприкасался с ним напрямую. Если бы он пожелал, то мог бы вернуть прежнюю мощь острову Драконов и править как полновластный тиран не только своей землей, но и Молодыми королевствами. Но чтение научило его сомневаться в пользе силы, сомневаться в том, что он вообще должен применять власть, которой обладает. Причиной этой его обостренной «нравственности» – которую он сам едва понимает – стало чтение. Вот почему он – загадка для своих подданных, а для некоторых Даже и угроза, ведь он думает и действует не так, как, по их представлениям, должен думать и действовать истинный мелнибониец (а тем более император). Его кузен Йиркун, например, не раз выражал сильные сомнения в праве последнего императора властвовать над народом Мелнибонэ.
«Этот хилый книжник погубит нас всех», – сказал он как-то раз Дивиму Твару, магистру Драконьих пещер.
Дивим Твар был одним из немногих друзей императора, а потому он сообщил ему об этом разговоре, однако юноша посчитал замечание кузена «всего лишь мелкой изменой», тогда как любой из его предков наградил бы за подобные мысли Медленной и жестокой публичной казнью.
Положение императора в еще большей степени осложняется тем, что Йиркун, почти не скрывающий своего желания занять трон, приходится братом Симорил – девушке, которую альбинос считает своим самым близким другом и которая со временем станет его императрицей.
На мозаичном полу принц Йиркун в великолепных шелках и мехах, в драгоценностях и парче танцует с сотней женщин поочередно – все они, по слухам, были его любовницами, одновременно или по очереди. Его темное лицо, одновременно красивое и мрачное, обрамлено длинными черными волосами, завитыми и умасленными, смотрит он, как всегда, язвительно, а выглядит высокомерно. Тяжелый парчовый плащ раскручивается то в одну, то в другую сторону, с силой ударяя других танцующих. Он носит этот плащ словно доспехи, а может быть, и оружие. Многие придворные относятся к принцу Йиркуну с трепетом и почтением. Его высокомерие кое-кому не нравится, но они предпочитают об этом помалкивать, потому что Йиркун весьма сведущ в колдовстве. Кроме того, его поведение соответствует представлениям двора о том, как должна себя вести знатная персона, и именно такое поведение придворные бы хотели видеть у своего императора.
Император все это знает. Он и сам бы не прочь угодить двору, который пытается оказать ему почтение своими танцами и своим остроумием, но не может заставить себя принять участие в том, что, по его мнению, представляет собой утомительную и раздражающую последовательность ритуальных движений. В этом смысле он, пожалуй, высокомернее Йиркуна, который всего лишь неотесанный невежа.
С галерей все громче доносятся звуки музыки – это пение рабов, специально обученных и прооперированных таким образом, чтобы каждый из них мог петь одну-единственную ноту, но зато безупречно. Даже молодого императора трогает зловещая гармония их голосов, почти не напоминающих человеческие.
«Почему их боль рождает такую великолепную красоту? – спрашивает он себя. – Или любая красота рождается из боли? Может, это и есть великая тайна искусства – и человеческого, и мелнибонийского?»
Император Элрик закрывает глаза.
В зале внизу возникает какое-то движение. Ворота открываются, придворные, прекратив танец, расступаются и низко кланяются вошедшим воинам. Воины облачены в голубые одежды, их шлемы имеют необычную форму, а длинные копья с широкими наконечниками украшены сверкающими лентами. В центре между ними – молодая женщина, чье синее платье гармонирует с цветом одежды солдат; на ее обнаженных руках пять или шесть золотых браслетов с бриллиантами и сапфирами. В ее волосы вплетены нити с бриллиантами и сапфирами. В отличие от большинства женщин двора, на ее лице нет ни следа традиционной косметики. Элрик улыбается. Это Симорил. Воины – ее личная церемониальная гвардия, которая по традиции должна сопровождать Симорил к императору. Они поднимаются по ступенькам, ведущим к Рубиновому трону. Элрик встает и протягивает ей навстречу руки.
– Симорил. Я было подумал, что ты сегодня решила не удостаивать двор своим присутствием.
Она возвращает ему улыбку.
– Мой император, оказалось, что меня сегодня тянет поболтать.
Элрик ей благодарен. Она знает, что ему скучно, а еще она знает, что принадлежит к числу тех немногих обитателей Мелнибонэ, с которыми ему интересно говорить. Если бы обычай допускал это, он предложил бы Симорил место на троне, но ей можно сесть лишь на верхней ступеньке у трона.
– Пожалуйста, сядь, милая Симорил.
Он снова садится на трон и наклоняется поближе к ней, а она усаживается на ступеньке и заглядывает в его глаза. На ее лице выражение радости и нежности. Она начинает говорить вполголоса, а ее гвардейцы отступают и смешиваются с личными гвардейцами императора. Ее слова слышит только Элрик.
– Мой господин, ты не хочешь прогуляться завтра со мной в дикий уголок острова?
– Есть дела, которыми мне нужно будет заняться… – Однако его явно привлекло это предложение. Он уже несколько недель не выезжал из города. Обычно в таких прогулках их эскорт следовал на некотором расстоянии за ними.
– Срочные дела?
Он пожимает плечами.
– Какие в Мелнибонэ могут быть срочные дела? За десять тысяч лет большинство проблем уже решилось само собой. – Его улыбка скорее напоминает ухмылку ученика, который собирается сбежать с уроков. – Договорились. Мы поедем рано утром, когда все еще будут спать.
– Воздух за стенами Имррира будет чистым и свежим, солнце – теплым и ласковым, а небо – голубым и безоблачным.
Элрик смеется.
– Я смотрю, тебе пришлось немало поколдовать для этого.
Симорил опускает глаза, словно изучая рисунок мраморных плит.
– Ну, разве что чуть-чуть. У меня есть друзья среди слабейших элементалей…
Протянув руку, Элрик касается ее прекрасных темных волос.
– Йиркун знает?
– Нет.
Принц Йиркун запретил сестре заниматься магией. Друзья принца принадлежат к темным сверхъестественным существам, и он знает, что иметь с ними дело опасно. На этом основании он делает вывод, что опасно любое колдовство. А еще ему ненавистна мысль о том, что другие могут быть равны ему по силе. Может быть, именно это он и ненавидит в Элрике больше всего.
– Будем надеяться, что всему Мелнибонэ завтра понадобится хорошая погода, – говорит Элрик.
- Предыдущая
- 2/34
- Следующая