Псы, стерегущие мир - Игнатушин Алексей - Страница 25

Вышатич поспешно крикнул:

– Эй, вы, лекаря сюда, хоробру надо помочь! – Обернулся к хмурому Стрыю и сказал с восторгом: – Жаль, у меня таких воинов нет.

Воевода тяжело смотрел на гридня, вокруг которого суетился люд – обрабатывал рану. Витязь выглядел бледно, грудь тяжело вздымалась, голова опустилась.

Стрый оценил размеры раны и выругался про себя: поправляться будет долго, а впереди трудный путь. Вышатич по картам показал кратчайший путь, но честно предупредил, что такой дорогой люди не ходят, опасности начинаются в первом же лесу, но в обход рисковых дорог добираться до Железных гор больше месяца.

Придется проводить их через таинственный лес, а то загнутся в начале пути. Буська не помощник, себя не оборонит, не говоря о раненом. А там Люту должно полегчать.

Стена леса вырастала медленно: темные деревья отливали синевой, даже на расстоянии веяло холодом. Стрый оглянулся на бледного Люта, что едва не падал с коня.

Витязь отвел глаза. К раненому подъехал участливый Савка:

– Все хорошо?

Лют рявкнул раздраженно:

– Да, и хватит спрашивать!

Отрок насупился и отъехал в сторону. Ждан оказался рядом и успокаивающе опустил ладонь отроку на плечо: взялся ехать с отрядом – терпи. Отроки могли вернуться с дружиной Вышатича, но отчаянно воспротивились. На коленях умолили воеводу разрешить помочь Люту и Буслаю в великом деянии. Стрый плюнул с досады, разрешил.

Отроки ради такого случая приобрели мощные составные луки, в мечтах представляя, как будут поражать врагов в походе, а что враги будут, сомневаться не приходилось. Как же иначе?

Единственное оставалось непонятным: зачем Лют настоял взять Нежелана? Буслай прямо сказал, невзирая на старшинство:

– Совсем рехнулся, от него одни беды! Он нам еще покажет.

Лют смерил его злобным взглядом, но на своем настоял: тихий бедовик тащился на купленной лошадке в хвосте, лишний раз не дыша.

Рану остро кольнуло, и Лют подавил стон, чтобы не услышали, но от Буслая не утаишь. Глянул на соратника с жалостью, в глазах было недоумение: ну как можно так учудить?!

Лют внутренне поморщился: сколько можно? Ночью доставал, не унялся. И так от Стрыя попало, что безрассудно вступился за землепашца, которой потом и спасибо не сказал, испарился. Подверг опасности срыва важное княжье поручение. Глубокая рана перестанет мешать жаркой болью через седмицу, если лежать на перинах, а в пути может и погубить.

– Воин, конечно, должон защищать слабых, – бухтел Стрый, – но нельзя спасать каждого встречного: пуп порвешь и княжьего поручения не выполнишь.

«Ну и пусть, – подумал Лют, упрямо набычившись. – Пусть я не прав, а они правы. Тогда почему на душе покой, словно сделал богоугодное дело? И в груди горит приятный огонек, странным образом усмиряющий боль в боку?»

Буслай оглянулся на подозрительный шорох в ветвях – не сразу различил в листве белку. Зверек вцепился лапками в ветку и подозрительно смотрел на небольшой отряд. Гридень скорчил рожу, белка отпрянула, в ветвях раздался сердитый цокот. Зверек зашумел листвой и скрылся на другом дереве.

Стрый во главе отряда пробурчал через плечо:

– Никак не угомонишься?

Буслай ответил покаянно:

– Никак, воевода-батюшка.

Лют через силу улыбнулся. Ждан глянул с заботой на бледное лицо, в глазах мелькнуло сочувствие. Рану растрясло. Лют осторожно шевельнул левой рукой, по коже скатилась холодная струйка. Конь споткнулся в небольшой ямке, толчок разбередил рану, и сквозь зубы протиснулся стон.

Савка глянул тревожно, сглотнул комок и с надеждой уставился в спину воеводы.

– Может, привал сделаем? – бросил он в пустоту.

Лют ответил раздраженно:

– Нет.

Савка огорченно вздохнул.

Буслай хмыкнул – он-то ничуть не жалел раненого. Коли ума нет, пусть страдает. Время от времени бросал недоуменные взгляды на Люта, словно спрашивая: как можно так учудить? Лют отводил взгляд, хмурился.

Буслай махнул рукой на раненого и обратил взор на Нежелана. Бедовик за дорогу проронил от силы пару слов, но работу исполнял исправно, нареканий не вызывал.

Отроки сторонились молчуна, украдкой споря: ведьмак или нет? Не может у взрослого мужа не расти борода и усы. Правда, урожденные ведьмаки безволосы, в зрачках отражение перевернуто, вдобавок есть хвостик с четырьмя волосками.

Савка со Жданом пытались подглядеть за Нежеланом, но Стрый увидал и рявкнул так, что чуть в штаны не наложили. Больше попыток выявить ведьмачью сущность не было, но на ночь отроки доставали крапиву и боярышник и выкладывали защитный круг.

Буслай пригладил усы-подкову, глаза озарились озорным огоньком. Нежелан непроизвольно придержал поводья, но гридень поравнялся, спросил невинно:

– Нежелан, а чего за нами увязался?

Плечи бедовика приподнялись, горестный вздох прозвучал едва слышно. Посмотрел в поисках помощи на Люта, но бледному, как репа, витязю самому не помешала бы подмога. Пот с висков тек ручьями, синева под глазами загустела до угольной черноты, он несколько раз качнулся в седле.

Бедовик пожевал губами, наткнувшись на лукавый взгляд Буслая.

– Чего молчишь? Может, брезгуешь?..

Гридня прервал раскатистый бас Стрыя, от которого ветки деревьев задрожали и исчез свист птиц.

– Ты угомонишься? Лучше Люту помоги, сейчас свалится.

Лют хрюкнул возмущенно:

– Ничего не свалюсь!

Но слова прозвучали бледно. Сжимая пальцами луку седла, Лют уже качался. Стрый словно глаза имел на затылке! Ждан лихо спрыгнул. Ветки кустарника сердито затрещали, влажно переломились. В стволах деревьев-могучанов затерялся крик досады.

– Что там? – спросил Буслай насмешливо. – Пальчик прищемил?

Ждан в ярости пнул измочаленный куст, ладонью зажав прореху рубахи длиной в пядь.

– Новая рубаха! – воскликнул отрок горестно.

Буслай обидно хохотнул, даже верный Савка оскалил зубы. С сердитым шипением отрок подошел к Люту. Сразу отметил, что не бросалось с расстояния в глаза, – край рубашки, торчащий из-под железных колец, напитался красным. Витязь раздраженно отмахнулся:

– Ничего страшного! – И покачнулся от малого движения.

Отрок заботливо поддержал его. Буслай переменился в лице… Конь не успел заметить, как со спины исчезла ноша, и недоуменно фыркнул. Отряд остановился. Люта усадили на заросшую тропку под раскидистым деревом. Буслай потянул вверх кольчугу.

– Да будет вам, – пытался отмахнуться Лют.

Воевода грянул с высоты седла:

– Я думал, ты поумнее будешь! Ладно, сунулся к медведю вместо незнакомца, могу понять, выказал удаль. Но истекать рудой, боясь пожаловаться, – глупо. Каково мне будет вернуться к Яромиру и сказать, что могучий хоробр, сдюживший на Пепельном вале, сел в сани от царапины?

Лют уронил голову на грудь и сжал губы. Буслай хотел возразить: какая царапина, медвежий коготь вскрыл бок не хуже степняцкой сабли? Но, сравнив витязя и воеводу, промолчал. Стрыю такая рана и впрямь за царапину.

Нежелан подал мешок с лекарственными травами и чистыми тряпицами. Савка споро смыл загустевшую кровь, умытая рана ощерилась порванным швом. Отрок переложил рану травами и стянул тугими повязками бок гридня.

– Шуйцей особо не маши, – посоветовал Ждан.

Лют кивнул покорно. Буслай с облегчением выдохнул, одобрительно глядя на шутника.

Листья над головами задрожали. Лесное зверье озадаченно примолкло, а отроки нервно положили ладони на булавы, глазами впившись в зеленый шатер. Стрый глумливо хохотнул:

– Дождя испужались!

Савка густо покраснел, словно через поры вышла кровь. Ждан буркнул неразборчивое. Лют поднялся с мягкой травы, Буслай помог ему натянуть кольчугу.

– Чего скалишься? – буркнул Лют.

– Да ничего! – ответил гридень с наглой усмешкой.

Голос воеводы раздался над тропой, будто раскат грома, заглушив шум дождя:

– Пошевеливайтесь, зубоскалы! Времени в обрез, мне у князя надо быть, а приходится нянчиться с косорукими.