Возвращение - Новиков Борис - Страница 69

– Хочешь знать почему? – прерывающимся шепотом спросил Кир Мирана, а затем, повернувшись к отцу, добавил: – Из-за тебя, папа.

Кораф поднялся с песка. Он не узнавал в этом могучем, внушающем ужас воине сторонящегося людей мальчика, каким был когда-то его старший сын.

– Из-за тебя, из-за тебя, – процедил сквозь крепко сжатые зубы Кир. – Не ты ли наплевал на меня, когда умерла моя мать? Конечно, зачем я был тебе нужен, если у тебя был глупый и слабенький Миран, который всегда таскался за тобой… Зорг с ним, с Киром, пусть гуляет, где ему вздумается! Ты хочешь знать, как я стал убийцей? Я расскажу. Мне нечего стыдиться, ибо я сам выбрал этот путь и никогда не чувствовал вины за содеянное. Возможно, страх наказания или еще что-то, но только не вину. – Кир перевел дыхание и продолжал: – Помнишь, у нас был мясник по имени Хаид? Такой здоровенный, вечно пьяный и злой, как десять демонов Утракара, мужик? Так вот, папа, однажды утром я вышел погулять, потому что никому не было до меня дела, и оказался возле мясной лавки. У Хаида в тот день как раз кошка окотилась, родила шестерых котят, маленьких, слепых и беспомощных. Знаешь, что я увидел потом? Я увидел, как этот сукин сын, этот недоношенный ублюдок сворачивал головы бедным малышам и с хохотом топтал мертвые тельца! Помнишь, что случилось потом, папа?

– О Амира… – пересохшим ртом прошептал Кораф, отступая на шаг.

Кир жестко усмехнулся.

– Хаида нашли мертвым, – хрипло выговорил он. – Из его горла торчал острый как бритва серп.

Крестьяне в один голос ахнули. Не веря своим ушам, Маркус взглянул на своего друга и почувствовал, как зашевелились на голове волосы. Миран молчал. Его чувства выдавал лишь мелко дрожавший в руке жреческий посох.

– Ты помнишь, сколько мне было тогда лет, папа? – выкрикнул Кир, и кузнец пошатнулся, словно ненависть и боль, плеснувшая из слов сына, ударила его в грудь.

– Восемь, – прошептал он и закрыл глаза руками.

– Восемь! – Кир словно выплюнул это слово. – Восемь! Но разве мой добрый папа заметил, что его сыну снятся кошмары? Что руки его горят Первым Пламенем от пролитой крови?! Разве ты замечал, что твой сын боится выйти на улицу, думая, что прохожие будут тыкать в него пальцами и говорить: «Смотрите, вон идет убийца!» Разве тебе было не все равно?!

Кир сорвался на крик. Его отец рухнул на колени, не отнимая рук от лица, и прошептал имя Богини Света.

– Забудь об Амире и ее нимфах, кузнец! – крикнул Кир. – Богам нет дела до людей, они заботятся лишь о том, как сохранить свой небесный престол!

Миран схватил его за плечи, и Кир с удивлением отметил, что руки новоявленного амирита стали много сильнее, чем раньше; при желании молодой жрец вполне мог потягаться со своим старшим братом.

– Пойдем, Кир, – негромко, но твердо проговорил Миран. – Пойдем ко мне. Думаю, нам о многом нужно поговорить.

Не сводя глаз с коленопреклоненного отца, Кир позволил своему брату и Маркусу увести себя. Лила шла следом, с мокрым от слез лицом, и старалась ни на кого не смотреть, ибо ни с кем не хотела делиться своими чувствами.

Миран привел Кира и его спутников в маленький домик неподалеку от храма Амиры, выстроенного, судя по всему, не очень давно, всего три-четыре года назад, на краю обрыва. Проходя мимо прекрасного белоснежного здания, Кир отвернулся. Пусть он сражался ради нее, но то было дело чести – вопрос стоял о соблюдении клятвы. Его богом был и навсегда останется Дангар, суровый и воинственный покровитель битв. Свет и милосердие – эти слова не радовали его слух, он считал, что их придумали слабые люди, чтобы защититься от сильных. Он презирал тех, кто прятался за спины богов, дрожал от страха и благоговейного трепета в храмах, пытаясь при помощи жертв подкупить небожителей и выпросить себе немного счастья.

В доме было не очень просторно, но довольно уютно. У окна стоял деревянный стол и два табурета, у дальней стены – лавка и небольшой шкафчик. На столе хозяин оставил погасшую свечу и блюдце с лучиной. Миран вошел в дом первым; за ним последовали Кир, Маркус и Лила. Молодой жрец подошел к шкафу, достал оттуда кувшин с легким вином и три глиняные кружки – девушке он предложил какого-то ароматного напитка темно-коричневого цвета. Она молча кивнула. Поставив все это на стол, он повернулся к гостям и сказал:

– Нам о многом нужно поговорить.

Маркус плюхнулся на лавку, позабыв даже отстегнуть ножны с саблей от пояса; Лила села рядом с ним, а Кир прислонил меч к стене и медленно опустился на табурет. Миран наполнил кружки вином, отдал один Маркусу, другой протянул брату. Тот угрюмо отпил.

– Амира учит нас… – начал было Миран, но Кир сразу же перебил его.

– Кровь Агслука, Миран! – воскликнул он, поднимая на брата тяжелый тигриный взгляд. – Это ты мне говоришь об Амире и ее учении? Я воин, и мой покровитель – Дангар, бог войны. Твои слова этого не изменят.

– Я знаю, – терпеливо сказал Миран, – но дай мне закончить. Амира учит нас, что каждый из живущих имеет право на прощение. Знаю, ты не очень-то веришь в это, но ведь если бы ты не нуждался в прощении, ты бы не пришел сюда, разве не так?

– Я пришел, потому что вам угрожает опасность, – глухо произнес Кир, но Миран лишь покачал головой.

– Неправда. Что-то изменилось в тебе и в твоей жизни, и ты вернулся домой, вернулся именно за прощением.

Кир молчал. Его глаза неподвижно смотрели в кружку, на скулах перекатывались желваки, а меж бровей залегла глубокая складка.

– Расскажи мне, Кир, – мягко, но настойчиво попросил Миран. – Быть может, тебе самому станет легче.

Кир горько усмехнулся.

– Что ты хочешь услышать? – спросил он. – Как я дошел до такой жизни? Почему я ушел и оставил тебя и отца?

– Я хочу знать все, что с тобой было, и почему ты все-таки здесь, – ответил Миран.

Кир тяжело вздохнул.

– Что со мной было… С чего я должен начинать?

– С самого начала.

Маркус быстро наполнил кружку вином, пролив немного на запыленные штаны, но даже не заметил этого. Ему предстояло услышать историю Черного Кира, и это занимало его гораздо сильнее, чем все, что происходило вокруг. Никогда Кир не рассказывал своим спутникам историю своей жизни, оставаясь для них едва ли не самой загадочной личностью во всем мире, даже Лила, проведшая с ним довольно долгое время, не знала о нем почти ничего, но теперь все секреты должны были раскрыться.

– Когда… когда я убил Хаида, – помолчав немного, начал свой рассказ Кир, – мир словно перевернулся. Все казалось мне красным от крови, я перестал спать по ночам, боялся выходить на улицу, думая, что все знают о том, что я совершил. Но никто ни в чем не заподозрил меня, и постепенно я оправился от потрясения. Однако с тех пор я разучился играть с остальными ребятами, все больше времени проводил в лесу, где никто не мешал мне. А когда в Пеленар приехал бродячий цирк, во мне словно что-то переродилось. Я приходил на каждое представление только ради того, чтобы увидеть Антия, бывшего солдата эстимальского вольного отряда. То, что он выделывал с мечами, саблями и кинжалами, полностью захватывало меня, я уже не мог думать ни о чем другом. Антий жонглировал острейшими кинжалами, крутил с невероятной быстротой и большие эспадоны, и легкие бастарды, и кривые шемширы, и тяжелые тулвары… Мне захотелось научиться такой игре клинками, и однажды после представления я набрался смелости и подошел с этой просьбой к Антию. К моему удивлению и радости, он согласился, и с того дня для меня началась совершенно новая жизнь. Дни напролет мы упражнялись в лесу на моей любимой поляне, прерываясь лишь вечером, когда у Антия были представления, а потом он рассказывал мне о своей жизни в вольном отряде. Я слушал его, затаив дыхание, ловя каждое слово, и словно бы наяву передо мной появлялись картины кровопролитных битв и веселых пирушек, о которых мне поведал Антий. Наверное, он и сам получал удовольствие от этих воспоминаний. А потом однажды он пришел ко мне и сказал, что собирается вернуться в Эстимал и вновь поступить на службу. Я принялся упрашивать его взять меня с собой, не отставал от него ни на минуту, и в конце концов Антий согласился. Я сразу же бросился домой, набил походный мешок кое-какой едой и одеждой, и тем же вечером мы ушли из Пеленара. Мне даже не пришло в голову ни с кем попрощаться. И все последующие годы я ни разу не вспомнил о своей семье. Мне было не до этого. Я думал только о том, что будет дальше; в моем воображении разыгрывались битвы, я видел себя великим воином, ведущим своих солдат к победе по мертвым телам врагов, словно наяву слышал прославляющие меня крики толпы и хвалебные песни. Сбывались мои самые заветные мечты, и ни о чем другом я уже думать не мог.