Вампир туманов - Голден Кристи - Страница 61
- Предыдущая
- 61/75
- Следующая
Саша с отвращением поморщился. Джандер продолжал:
– Ходят слухи, что Малиновая смерть – это души вампиров. Что, когда одного из нас уничтожат, он становится малиновой смертью.
Он настойчиво смотрел на Сашу:
– Ты убил многих из нас. Видел ли ты когда-нибудь подобное существо?
– Никогда.
– Ты должен быть совершенно в этом уверен.
– Я уверен, Джандер, я, наверно, знаю больше о темных силах Баровии, чем они сами знают о себе.
– Не хвались, малыш, – улыбнулся Джандер. – Сегодня мы можем устроить испытание. Я уже сказал – я пришел к тебе за помощью.
Саша с недоверием посмотрел на него:
– Трудно в это поверить. Джандер ответил не сразу:
– Мне нужно рассчитаться со Страдом. Саша замер:
– Я не люблю хозяина этой земли, но я не подниму на него руку хотя бы потому, что ты говоришь, что я должен это сделать.
– Саша, одумайся! Когда ты в первый раз увидел меня? Я был почетным гостем графа на весенних торжествах. Ты знаешь, кто я. Кто он, по-твоему? Он – вампир!
Сашино лицо побелело как мел.
– Нет, – прошептал он. Джандер кивнул.
– Все прочие вампиры здесь подчиняются ему – кроме меня. Я единственный свободный от него вампир в Баровии, единственный, кто может победить Страда.
– Тогда сделай это, зачем тебе я?
– Он – могущественный волшебник, колдун. Я – нет. Единственное мое волшебство – мои превращения. И кроме того, – его мелодичный голос стал хриплым, – я бессмертен. Смертный и – особенно – священник может сделать то, чего не могу я.
Саша нервно облизал губы, лихорадочно обдумывая слова Джандера. Он вспомнил, как плохо ему было после последнего уничтоженного вампира.
– Джандер, у меня есть обязанности в поселке. Теперь, когда нет Мартина, я – единственный священник. Мы с Катей должны пожениться следующим летом. Я не могу так просто…
Серебряные глаза Джандера нервно блеснули:
– Не желаю ничего слышать о твоих обязанностях. Мне наплевать на твою невесту. Ты не думаешь, что однажды Страду захочется утолить жажду ее кровью? Кровью твоих детей, внуков? Какая ответственность перед лицом такой угрозы? Боги! Да кто, по-твоему, перебил всю твою семью четырнадцать лет тому назад?!
Саша открыл рот в беззвучном вопле, закрыл лицо ладонями. Джандер встал и принялся расхаживать из стороны в сторону, пытаясь остудить свою ярость.
– Ты должен понять, – продолжал вампир. – Он стал таким, какой есть, заключив договор с темными силами, скрепленный кровью его родного брата. Он обрек прекрасную, невинную девушку на самоубийство, алчно пытаясь завладеть ею. Он думает так, но я не верю, что она мертва. Не вся.
Не в силах справиться со своей яростью, он схватил Сашу за шиворот, швырнул молодого священника к своим ногам.
– Я верю, что часть ее сумела убежать через какую-то дверь в мой мир. Когда я нашел ее, когда я любил ее, она была лишь частью души. Страд разрушил ее разум. Мы оба потеряли ее – бедное безвинное дитя.
Он прижал Сашу к земле, вцепился ему в плечи. Он чувствовал, как злоба закипает внутри, как появляется желание упасть на четыре лапы и убить. Джандер заставил себя отринуть это желание.
Когда он заговорил снова, голос его стал спокойнее:
– Вот что совершил повелитель этой земли. Но это не конец. Эта девушка – Анна, Татьяна или как ее зовут на самом деле – вновь появляется через несколько поколений. И, мучимый этой бесконечной пыткой, граф мстит вам, создавая вампира за вампиром.
Эльф снова умолк, перевел дыхание и продолжил:
– Я клянусь тебе, Саша Петрович. Я никогда не создавал вампиров. Я никогда не сделаю этого. Уничтожь Страда, и ты уничтожишь всех вампиров в Баровии. Ты откажешь мне в помощи, когда я хочу добиться такой цели?
– Скажи только одно. – Саша колебался, пытливо вглядываясь в глаза Джандера. – На что…, это было похоже?
Джандер пристально посмотрел на Сашу.
– Зачем, – устало произнес он наконец, – зачем тебе это знать? Ты – из света. Радуйся, что так мало знаешь о тайнах мрака!
– Я должен знать. Каково это – умереть и не умереть? Каково…
– …жить, отнимая жизни, – голос и прекрасное лицо Джандера стали жестче.
Столько разных чувств теснило ему грудь, столько слов он хотел выпалить – слов о страхе, гневе, одиночестве, тоске. Он долго молчал, наконец заговорил:
– Жажда крови не сравнится ни с чем, она совсем не похожа на голод. Человек блуждает по пустыне, язык его распух, присох к глотке, он ищет малейшую каплю влаги, чтобы утолить это вяжущее ощущение во рту, словно набитом ватой, – это не имеет ничего общего с моей жаждой. Узник заперт в камере, ему неделями не дают есть, он чувствует, как желудок пожирает его изнутри, он гоняется за крысами, залезающими в камеру, он жует солому из матраса, на котором лежит, он гложет собственную плоть – он не знает, что такое голод. И каждую ночь мы просыпаемся такими.
Он обвел рукой ряды могил:
– Мы вылезаем из наших гробов, нор, пещер, из тех мест, где прячемся, как мертвые, потому что мы мертвы, но все еще живы. Мы бросаемся из теней и засад на беспечную путницу и отнимаем более ценное, чем любая самая драгоценная вещь. Мы хватаем ее и совершаем акт, более интимный, чем акт любви. Мы забираем ее кровь и ею живем, Саша. Можешь ли ты хоть отдаленно представить весь ужас этого? И простят меня боги, но это восхитительно!
Джандер впервые рассказал о своих внутренних мучениях – Саша не шевелился, потрясенный горечью и ужасом, заключенным в словах вампира.
Джандер не смотрел больше на Сашу. Его взгляд был отстраненным, затуманенным, обращенным вглубь себя, куда не мог заглянуть священник.
– У молодожена, отправляющегося к возлюбленной в первый раз, лишь слабый намек на наш экстаз. Художник, закончивший шедевр, не может радоваться так, как радуемся мы. Кровь – есть жизнь, и нет ничего прекраснее этого ощущения, когда она вливается внутрь, как в пустой кувшин, и наконец заполняет его. Это ложный восторг, и мы знаем это – знаем – и все равно продолжаем это.
И когда все кончено, и проходят эти мгновения, я смотрю на обескровленное тело, которое сжимаю в руках, и проклинаю себя. О, она еще жива. Я утешаю себя тем, что беру жизнь только тогда, когда должен или когда на это есть причина выше моего понимания. Но я совершил насилие над этой женщиной, и мне стыдно.
А она чувствует жаркие или холодные клыки, проникающие в ее тело, всевластные, она чувствует, как кровь кипит в ее венах, как будто ей вырывают сердце. Она беспомощна, абсолютно бессильна, слабее народившегося младенца. Но и здесь есть кошмарное равновесие. Мы тоже беспомощны. Мы нуждаемся в смертных. Мы можем чувствовать их запах, запах крови, как младенец чувствует теплый запах молока матери. Нас влечет к нему, как морские волны влечет к берегу. И мы не способны сопротивляться. Никто не проклят так страшно, как мы.
Эльф умолк, и Саша решил, что он закончил. Когда же Джандер заговорил вновь, голос его был мягким, спокойным и полным не яростного отчаяния, а искреннего сожаления:
– Когда я дышал, я не был страшным существом. Я был борцом за честь и справедливость. Лесные звери не пугались, почуяв меня. Люди были или братьями, или противниками, женщин я уважал и воздавал им почести. Не ошибусь, если скажу, что мир становился лучше при моем прикосновении.
Теперь я страдаю так, как ты и представить не можешь. Лошади не дают мне сесть в седло. Лесные звери в ужасе разбегаются при моем приближении. Я лишен общества, одинок, моя компания – лишь такие несчастные, как Страд, которому нет до меня дела, а уж мне до него – и того меньше. Солнце, в честь которого называлась моя семья, несет мне смерть. В моем мире больше нет ничего прекрасного. Я живу во мраке и разрушении и несу их всему живому. Сама земля отторгла меня. Смотри, что делает мое прикосновение!
Снова разъярившись, эльф опустил ладонь на траву у могильной плиты. Саша услышал слабый шелест. Когда Джандер через несколько секунд поднял руку, священник увидел на земле мертвые пожелтевшие стебли.
- Предыдущая
- 61/75
- Следующая
