Выбери любимый жанр

На Дальнем Западе - Гофман Отто - Страница 5


Изменить размер шрифта:

5

— Да, если вам угодно знать. Всякий добывает свой хлеб, как умеет, и так как мой корабль погиб, то я хочу попытать счастья на суше. Но я вам вперед говорю, господин граф, что Черный Пират не станет подчиняться всякому вашему капризу,

Граф понял, что необузданность этого человека повредит его авторитету в глазах других, если останется ненаказанною, и решился поступить сообразно с этим.

— Ну, любезнейший, — сказал он холодно, — теперь я вас знаю и постараюсь обеспечить себе повиновение с вашей стороны, если только еще позволю вам присоединиться к экспедиции. Во всяком случае, я вам даю добрый совет никогда больше не выражать сомнений в честности графа Сент-Альбана, иначе…

— Что иначе? — нахально перебил корсар.

— Иначе с вами каждый раз будет случаться то же, что сейчас. — При этих словах кулак графа с такою силою поразил разбойника в лоб, что тот грохнулся навзничь. Заревев, как раненый буйвол, он вскочил, выхватил кинжал и бросился на безоружного графа.

Гибель последнего казалась неизбежной; общий крик ужаса огласил комнату; но разбойник пользовался такою ужасною славой, что, несмотря на гибель его корабля и банды, несмотря на то, что он сам теперь скрывался в Сан-Франциско от преследования, никто не смел подступиться к нему.

Только молодой пруссак бросился между двумя противниками, чтобы отвести удар пирата, но в ту же минуту был устранен рукою графа, который очутился лицом к лицу с разъяренным разбойником. В то же время зрители увидели, что правая рука графа, оцарапанная острием кинжала, схватила руку разбойника немного выше кисти.

Последовавшая затем сцена была столь же ужасна, как и поразительна. Ни одна черта не изменилась в лице графа, ни малейшего движения его руки не было заметно, а между тем атлетическое тело корсара изгибалось подобно змее, силясь освободиться от руки графа. Лицо разбойника побагровело, пена выступила на его губах, стоны его становились все сильнее и сильнее, и наконец этот сильный человек, отказавший в пощаде, быть может, не одной сотне жертв, упал на колени и простонал:

— Пощадите!

Граф выпустил его руку и оттолкнул его.

— Я заплачу за твое лечение. Когда ты поправишься, заяви моему секретарю о твоем желании присоединиться к экспедиции; я даю свое позволение.

Побежденный корсар отвечал на это стоном и, поддерживая беспомощно висевшую руку, вывернутую из суставов, другой рукой, шатаясь вышел из комнаты.

Оставшиеся молча поглядывали друг на друга. Происшествие произвело глубокое впечатление на этих заносчивых людей, и граф увидел, что его цель была достигнута.

Он подошел к молодому пруссаку и протянул ему руку.

— Вы один поспешили ко мне на помощь! Узнаю в этом солдата. Я принимаю вас в участники моего предприятия и, если вам угодно, назначаю вас своим адъютантом.

В глазах офицера выразилась радость при таком отличии; он от души поблагодарил графа и представил ему старого траппера с серебряным крестом как своего испытанного друга и товарища в странствиях по пустыням Скалистых гор.

— Я слыхал о вас, господин Крестоносец, — сказал ему граф приветливо, — а также о том, что вы поклялись мстить апачам за то горе, которое они вам причинили.

— Будь прокляты эти ядовитые гады! — произнес старый траппер, и лицо его приняло мрачное выражение. — Я надеюсь благодаря вашей экспедиции привести свою месть к окончанию.

— Как так?

— Как только предводитель апачей, Серый Медведь, падет от моей руки, мой обет будет исполнен.

— Я уже слыхал имя индейца, о котором вы говорите, только не помню, где и когда.

— Это самый храбрый, но и самый свирепый воин из племени апачей, — сказал Крестоносец. — Благодаря его силе и дьявольской хитрости его товарища Черного Змея, народ апачей сделался ужасом Соноры. Кроме меня, — прибавил он с гордостью, — только двое решатся вступить в единоборство с ними — француз Фальер, прозванный Железной Рукой, и его неразлучный товарищ Большой Орел из племени команчей.

Можно себе представить, с каким вниманием граф стал слушать Крестоносца, услыхав эти имена. Между тем ничего не подозревавший охотник продолжал:

— Странно, что нам ни разу не пришлось встретиться, хотя весьма вероятно, что и они слыхали обо мне. Они предпочитают охоту в горах, я же — в прерии; впрочем, я надеюсь познакомиться с ними здесь.

— Как здесь? — вырвалось у графа.

— Да, я слышал, что они отправлялись в Сан-Франциско повидаться с одним старым товарищем.

Граф чуть было не выразил своего удовольствия; теперь он видел, что его планы сбываются.

— Messieurs, — сказал он с благосклонной улыбкой, — вы можете передать своим товарищам, что через несколько дней мы отправляемся водою в Сан-Хосе. Теперь же позвольте мне пригласить вас как своих гостей в ближайший ресторан.

Угощая своих новых спутников, граф раз десять посматривал на часы, как будто бы мог ускорить этим течение времени, и глубокий вздох вырвался из его груди, когда наконец назначенный час наступил. Он встал как раз в то время, когда рассказ о каком-то охотничьем приключении приковал к себе внимание собравшихся в зале, и надеялся уйти незаметно; но это ему не совсем удалось. Два внимательных глаза, принадлежавших янки Джонатану Смиту, который тоже находился в ресторане, упорно* следили за графом, и как только он подошел к двери, американец вышел из-за колонны, за которой прятался, и незаметно последовал за графом в некотором отдалении.

Как нам известно, это был первый день полнолуния. Тени зданий резко обрисовывались при лунном свете. Граф медленно пошел к собору, и вдруг ему показалось, что он видит три темные тени на назначенном месте. Число это удивило его, так как, по словам покойного золотоискателя, только двое людей, знавших о сокровище, должны были явиться на свидание. Граф ускорил шаг, чтобы узнать, в чем дело, как вдруг хорошо знакомый голос заставил его остановиться.

— Вон там находится жилище графа, моего господина, — говорил этот голос. — Мы сейчас будем там, дон Альфонсо.

В ту же минуту граф увидел пять или шесть всадников, ехавших через площадь.

— Евстафий! — крикнул граф.

— Клянусь душою, это его сиятельство! — раздался радостный голос верного слуги. В то же мгновение он соскочил с лошади и, передав ее одному из своих товарищей, поспешил к своему любимому господину и другу.

— Я являюсь к вашей милости с почетными гостями, — сказал он после первых приветствий, — и с самыми счастливыми известиями.

Между тем подъехали остальные всадники, и при свете луны граф увидел впереди всех пожилого господина и молодую даму; в испанских костюмах и, очевидно, принадлежавших к знати. Евстафий выступил вперед и с поклоном представил друг другу графа и вновь прибывших:

— Дон Альфонсо де Гузман, и вы, прекрасная донна Мерседес де Гузман, позвольте вам представить моего господина, графа де Сент-Альбана, начальника Сонорской экспедиции. Граф, вы видите перед собою одного из знатнейших сановников Мексики и его дочь. Дон Гузман является в качестве посланника от его сиятельства, господина президента мексиканской республики, чтобы переговорить с вами лично о различных частностях контракта, который вы предложили правительству.

Окончив это церемонное представление, храбрый провансалец вздохнул с облегчением и присоединился к свите; испанец же слез с лошади и со свойственной его нации величавостью приблизился к графу.

— Сеньор граф, — сказал он с церемонным поклоном, — я явился сюда, чтобы передать вам предложения его сиятельства, господина президента. Он вполне сочувствует вашему предприятию и желает вам славнейшей победы над язычниками-апачами.

Как ни была неприятна графу эта неожиданная помеха, однако он был настолько умен и вежлив, что проводил гостей к своему жилищу и сделал распоряжения принять их как можно лучше. Затем он попросил у них позволения оставить их на время и вторично поспешил на Plaza Major. Неожиданное прибытие гостей отняло у него около получаса; но граф не беспокоился об этой отсрочке, так как теперь он знал, что двое людей, столь важных для успеха его предприятия, прибыли в Сан-Франциско, и был уверен, что у тех, кто прошел тысячу миль, хватит терпения подождать каких-нибудь полчаса. Итак, он дошел до места, где соборная колокольня бросала тень, но тут никого не оказалось. Ужас графа, обыкновенно так хорошо умевшего владеть собой, был беспределен. Он еще раз осмотрел местность — это было то самое место, о котором говорил гамбусино; посмотрел на часы — они показывали половину одиннадцатого. Оставалось только предположить, что какое-нибудь неожиданное препятствие помешало обоим людям явиться вовремя, так как граф не мог думать, что они ушли, не дождавшись его. Итак, он решился подождать их и стал медленно прохаживаться взад и вперед перед собором. Но время текло, и никто не являлся. Наконец, когда соборные часы пробили полночь, терпение графа истощилось. Надеясь, что завтра ему удастся отыскать запоздавших где-нибудь в городе, при помощи Евстафия или еще лучше Крестоносца, он вернулся домой и, по примеру своих гостей, лег спать. Но если бы он знал, что произошло на месте свидания в эти полчаса, его сон не был бы так спокоен.

5
Перейти на страницу:
Мир литературы