Жанна д'Арк - Мережковский Дмитрий Сергеевич - Страница 17

«Все мы верно служили вам, государь, но душа наша унижена до праха, и утроба наша прильнула к земле, — пишет Карлу Жювенель дэз-Урсин, будущий архиепископ Реймский. — Вырыть бы общую могилу и толкнуть нас всех туда… Видя в этом королевстве такое лютое тиранство, весь народ как бы лишился рассудка, ропщет и проклинает вас и всех, кто с вами… Если бы пришел какой-либо сильный государь и восстановил справедливость, то, будь он даже сарацином, обезумевшие люди отдались бы ему в подданство… Бедный и верный народ ваш, государь, ждет от вас справедливости… Но вы от него скрываете ваше лицо, и забыли его, и предали».[283]

Хуже всего было то, что лучшие люди Франции если еще не говорили, то уже думали: «Полно воевать, пора заключить мир; Бог велит прощать врагам… Жанна отныне только смутительница мира, обманщица народа: кончено ее призвание».[284]

— Знайте, меня уже предали и скоро убьют, — говорила Дева простому народу, верному ей до конца. — Молитесь за меня; я уже не буду в силах служить королю и благородному королевству Франции![285]

«Только покажитесь под стенами Парижа, и ворота его перед вами откроются», — пишет Карлу, вскоре после его венчания, герцог Аленсонский. Карл обещает прийти, но дни проходят за днями, а он не приходит. Кое-как наконец дотащился или, вернее, позволил себя дотащить до Сэн-Дени и здесь опять остановился — «заснул».

Но, помимо или даже против воли короля и его ближайших советников, осада Парижа началась, по настоянию Жанны и «маленького войска Девы» — последних верных ей мальчиков.

8 августа сделан был первый приступ. Здесь, под стенами Парижа, так же как там, в Орлеане, Жанна, стоя на окопах, кричит осажденным: — Именем Божьим говорю вам: сдавайтесь![286]

Так же и здесь, как там, но уже не англичане, а французы отвечают ей бранью:

— Шлюха, девка продажная!

— Только бы король показался, и добрые французы в Париже сегодня же ночью что-нибудь да сделают! — говорит Жанна.

Дно глубокого рва щупает она копьем: слишком глубок, чтобы завалить хворостом. Но все-таки велит заваливать.

Тучей летят ядра и стрелы с окопов. Дева ранена стрелой из ножного арбалета; но еще сильнее кричит:

— На стену! На стену! Город будет наш![287]

Но сир дё Ла-Тремойль велит отступать. Жанна не хочет уходить. Ее уносят насильно, плачущую:

— Если бы мы не отступили, Париж был бы взят![288]

Рано поутру, на следующий день, Жанна снова идет в бой, несмотря на рану, и клянется, что не уйдет, пока город не будет взят. Но приходит тайный приказ короля прекратить осаду Парижа и отвезти Жанну в Сэн-Дени. Ночью мост на Сене разрушен, тоже по приказу короля, чтобы сделать новый приступ невозможным.[289]

Жанна в Сэн-Дени, выгоняя продажных женщин из лагеря, ударила одну из них мечом св. Катерины с такою силою, что старый, много лет пролежавший в земле, ржавчиной изъеденный меч сломался — лезвие, должно быть, отскочило от рукоятки. Это дурная примета: силу свою потеряет Дева вместе с чудесным мечом.[290]

13 сентября король, покинув Сэн-Дени, снова идет отдыхать — «почивать» за Луару. Жанна, следуя за ним нехотя, перед отъездом снимает с себя и вешает свой рыцарский доспех в часовне Сэн-Дени, над ракой с мощами Святителя.[291]

Знает—помнит, что отступление от Парижа будет для нее роковым: «призвание Девы кончено».

Зимние месяцы 1429–1430 года Жанна проводит в убийственной для нее праздности, при дворе короля, в замках Луары, или в ничтожных и большей частью неудачных, потому что с недостаточными силами, походах-вылазках.

При осаде городка Сэн-Пьер-де-Мутье, занятого бургундцами, Жак д'Олон, оруженосец Девы, видя ее, при отступлении покинутую всеми, спрашивает:

— Что вы тут делаете одна? Отчего не уходите, как все?

— Я не одна, — отвечает Жанна. — Пятьдесят тысяч ратных людей моих со мною, и я не уйду, пока не возьму города!

Эти «пятьдесят тысяч» — легионы Ангелов.[292] «Призраков я не боюсь!» — скажет о них герцог Бургундский.[293]

Раннею весною Жанна потихоньку уходит от короля, убегает, с «мальчиками» своими и горстью ратных людей, — в том числе, за недостатком французов, чужеземцами-наемниками, чтобы возобновить осаду Парижа.

16 апреля 1430 года, в Пасхальные дни, над Мелонскими высотами, Дева слышит Голос:

— В плен будешь взята, до Иванова дня!

— Если так, пусть тотчас же, без долгих мучений, умру! — молит она, но Голос только тихо повторяет свое:

— В плен, в плен, в плен будешь взята!

И тише еще, ближе, внятнее, ласковее:

— Будь покойна, не бойся, радуйся: Бог тебе поможет!

Голос это повторяет упорно, неотступно, почти каждый день, но ни места, ни часа не называет.[294]

23 мая Жанна идет из Парижа в осажденный англичанами и бургундцами город Компьен и в пять часов пополудни того же дня, как входит в город, делает вылазку с тремя-четырьмястами ратных людей на бургундский лагерь, у Мариньи, где французы, захватив врасплох бургундцев, безоружных и рассеянных, избивают их жестоко и грабят лагерь. Но английский отряд, потихоньку подкравшись вдоль реки Уазы, ударяет в тыл французам. Медленно отступают они, отягченные награбленной добычей, и, вдруг увидев, что будут отрезаны, бегут-кричат:

— Спасайся кто может!

Кони англичан уже упираются наглавниками в спины бегущих, так что пушки с компьенских стен не могут стрелять по врагам, не попадая и в своих. Следуя за ними по пятам до подъемного моста у ворот Компьеня, англичане могли бы войти в город. Видя эту опасность, комендант Компьеня, сир Гильом дё Флави, велит, только что большинство французов вошло в город, запереть ворота, поднять мост и опустить решетку.

Дева с горстью ратных людей, покрывая отступление, продолжает биться с бургундцами, все еще надеясь победить.

— В город, Жанна, в город, или мы все погибли! — кричат ей, но она не слушает и все повторяет:

— Нет, победим, победим![295]

Жак д'Олон, взяв лошадь ее под уздцы, хочет повернуть ее силой, но поздно: англичане уже отрезали ведущую к мосту по низкому, болотистому лугу насыпную дорогу.

Жанна вместе со своими людьми загнана в угол между окопами и дорожною насыпью, где бургундцы, оттеснив последних защитников Девы, настигают ее. Юный пикардский стрелок Лионель, схватив ее за край золотой епанчи, стаскивает с лошади, и все окружают ее в бешеной свалке.

— На слово сдавайтесь, Жанна, клянитесь! — кричит ей Батард Вандомский, боясь, что ее не возьмут живою.

— Я клялась не вам, а Другому, и сдержу мою клятву! — отвечает Жанна.

Но ее наконец схватывают, и она сдается. Лионель «счастливее, чем если бы взял в плен самого короля Франции».[296]

Деву обезоруживают и отводят в Марнийский лагерь. Только что распространилась весть, что «ведьма» взята в плен, весь лагерь наполнился победными криками.

Герцог Бургундский пожелал видеть Жанну, и, когда она подошла к нему, кое-кто из рыцарей и духовных лиц похвалил его за благочестие и храбрость, удивляясь, что «могущественный герцог не испугался этого исчадия адова».[297]