Выбери любимый жанр

Желток яйца - Аксенов Василий Павлович - Страница 7


Изменить размер шрифта:

7

Передвигая застежку-молнию на своей куртке, Доллархайд сделал несколько снимков объекта. Объект ему понравился в этот раз даже больше, чем на просмотре слайда в кабинете начальства, хотя советский не выказывал никаких признаков экзальтации в связи со своим первым в жизни заокеанским путешествием. Тем временем в глубине левого внутреннего уха спецагента звучал спокойный, немного хриплый, хоть и высокий по тембру голос, производящий серию маленьких взрывов с каждым звуком «п» и «т». Профессор Фофанофф обращался к администрации Тройного Эл.

— …До чрезвычайности сожалею, джентльмены, что представляю из себя столь отталкивающее сопорифическое зрелище. Усыпляющая комедия, которой нас развлекали в дороге, горсть транквилизаторов, чтобы подавить воображение, и дюжина двойных порций армянского коньяку, чтобы осмыслить концепцию моей перегринации как таковой, все это сделало свое дело.

— Добро пожаловать в Америку, долгожданное привидение, — воскликнул Трастайм и восхищенно обнял Фила Фофанноффа, точнее, одно из его гигантских плеч.

— Что касается сопутствующих затрудненностей, — продолжил советский джентльмен после объятия, — я должен признаться в полнейшей утрате бумажника вместе с его содержимым. Это плачевное событие оставило меня существенным образом импекьюниус…

— Что-что? — спросил ошарашенный Каспар Свингчэар.

— Остался без денег, — пояснил Трастайм, давно уже знавший манеру Фила изъясняться по-английски.

— А где ваш багажный квиток? — спросил начальник охраны. Фофанофф начал шарить в бездонных карманах, потом испустил вздох и промямлил:

— Если сказать ин орто…

— Как сказать?! — Каспар испустил шипение как бы от лица всей оскорбленной Вирджинии. — А вам не кажется, друг, что вы не в ту страну заехали?

Филларион продолжал рыться в карманах. Позднее он прижался, что не понимал ни слов, ни смысла этого вирджинского возмущения.

Трастайм дружески пихнул кентавра своим костлявым плечом и прошептал в его неожиданно свежее и розовое ухо, которое просвечивало сквозь ирландский мох бакенбарда, словно вполне съедобный гриб:

— Не обращай внимания, этот брюзга тебе позже понравится. Ну, что ты хотел сказать ин орто?

Доктор наук Фил Фофанофф пожал плечами и вздохнул.

— В добавление к упомянутой выше суровой беривементации я должен признаться, что утратил контроль над соответствующей документацией, касающейся моего импедимента.

— Короче говоря, нет ни денег, ни квитка на багаж, — перевел президент Трастайм своему начальнику охраны.

Живописное трио тем временем медленно, но неуклонно двигалось в направлении бара «Завсегдатай небес». Вдруг кто-то обратился к Генри Трастайму с безупречной сердечностью:

— Господин Трастайм, сэр! Какому событию я обязан этой неожиданной встречей?

Этот неподражаемый русский акцент! Трио повернулось и увидело мужчину средних лет в аккуратном костюме-тройке, с аккуратными усиками и аккуратнейшей прической, иными словами — сама аккуратность и компактность. Ба, советник Черночернов, какими судьбами! Ну, конечно же, это не кто иной, как советник по садовым культурам из советского посольства. Товарищ Черночернов лично. Нечего и говорить, его появление в аэропорту не имело никакого отношения к прибытию доктора Фофаноффа; он просто провожал группу голландских тюльпановодов. И вот, какое счастливое совпадение — провожать группу голландских тюльпановодов и сразу после этого познакомиться с гордостью советской гуманитарной науки! Нет-нет, я не льщу, дорогой товарищ, ваши заслуги признаны во всем мире, иначе уважаемый вашингтонский институт не выбрал бы именно вас из множества блистательных советских ученых. Браво, браво! И позвольте мне также сказать, даже рискуя показаться излишне патриотичным: нельзя не аплодировать мудрости нашего нового руководства за утверждение такого масштабного научного обмена. Перестройка в действии, джентльмены!

Генри Трастайм не мог поверить своим глазам и ушам: советский официоз заискивает перед скандальным Фофаноффым.

— Выпьем за новую эру, за новое мышление! — воскликнул Черночернов в баре.

В следующий момент бокал, наполненный ничем не меньше, как «Дон Периньоном», вырвался из его рук, будто подхваченный волной какого-то непостижимого сотрясения и разлетелся об стенку. Странный объект, очевидная причина этого сотрясения, висел в воздухе «Завсегдатая небес». Продолговатый и чешуйчатый, он напоминал бы селедку, если бы в то же время он не напоминал ракету «земля — воздух».

Выбив бокал из руки советского дипломата, «селедка» продолжила свой замысловатый, явно разведывательный полет, наугад раздавая мощные шлепки клиентуре бара. Все были ошеломлены, кто-то громко рыгал. Что за адская «селедка»! Послышался дикий вопль: «Я это заслужил!» Истерическое хихиканье. Каждый считал, что это уж, знаете ли, слишком.

— Внимание! — взревел вновь прибывший профессор. «Селедка» остановилась в воздухе. Она светилась изнутри

и явно занимала позицию для атаки. Все онемели, кроме двоих. Первый, некий храбрый германец, перепрыгнул через стол и замер, держа пистолет двумя руками. Второй, а именно Филларион Флегмонтович Фофанофф, просто схватил «селедку» за ее мощный, похотливо дрожащий хвост. Результат этой спонтанной и, пожалуй, примитивной акции превзошел самые оптимистические ожидания. Внутреннее свечение моментально угасло, и объект (или субъект?) задергался в отчаянных конвульсиях. В конце концов он вырвался из кулака Филлариона и немедленно растворился в табачном дыму.

Позже, когда Генри Трастайм спросил своего друга, как тому удалось продемонстрировать такую безупречную смелость, профессор Фофанофф выступил с несколько туманным признанием: «Верь не верь, старик, но мне всегда в метафизическом плане нравилось принимать желаемое за действительность».

ГЛАВА ВТОРАЯ

Генеральная репетиция

Через неделю после прибытия Филларион Фофанофф выступил с лекцией в рамках послеполуденных сессий Тройного Эл. Название лекции звучало так: «Советские шестидесятые. Генеральная репетиция Перестройки?» Первая же метафора, которую он использовал в своей презентации, потрясла аудиторию.

— Вообразите себе картину, господа: первые трещины на безжизненной поверхности асфальтовой пустыни социалистического реализма, и поднимающиеся из них к ужасу ошарашенной бюрократии первые травы Ренессанса, пусть бледные, но упорные…«Поэтическая лихорадка» и «гитарная поэзия»… «Новая волна» в советском кино и «молодая проза»… Новые театральные коллективы и возрождение великого русского авангарда в живописи… «Новый мир» и дискуссионные клубы в городках науки… Первые ростки борьбы за права человека и «самиздат»…

Первый, первая, первое… Аудитория обменивалась многозначительными взглядами: кто бы мог подумать, что советский гость, хоть и «птичка гласности», окажется таким откровенным, спонтанным, таким, прямо скажем, антисоветским?

Откровенно говоря, еще за день до сессии никто из членов совета не был уверен, что московский ученый согласится на председательство почтенного девяностолетнего мудреца старой белогвардейской школы Александра Евтихиановича Пулково-Бреднеколесниковского, которого все звали «Ал». Прежде советские гости изо всех сил старались избегать «эмигрантского отребья», высказывая в лучшем случае холодную вежливость, если не открытое недоверие. Профессор же Фофанофф просто вскричал в полном восторге: «Какая удача выпала на мою долю! Увидеть живую легенду, властителя дум всей мыслящей России!» Вслед за этим он предложил Алу огромнейшее объятие.

Нечего и говорить, обнявшаяся пара, заняв немало квадратных футов возле стола с бутылками хереса, дала сильный толчок постоянно угасающим надеждам на конвергенцию. Во время ланча Фил и Ал время от времени предавались углублению в свои родословные, пока, к общему триумфу, звено, соединяющее два их клана, было найдено в лице его превосходительства адмирала фон Котоффа. Скоростные клиперы адмирала когда-то терроризировали канадских браконьеров вдоль восточного побережья Камчатки. На рассвете пролетарской диктатуры адмирал был заклеймен как клеврет хищнического российского империализма. Впрочем, в нынешние времена сильной зрелости пролетарского государства он был признан как выдающийся географ и сеятель просвещения среди малых народов Севера.

7
Перейти на страницу:
Мир литературы