Талер чернокнижника - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 27
- Предыдущая
- 27/60
- Следующая
Я вдруг понял, что все эти события – и телефонные звонки, которые допекали меня целую неделю, и нищий, преследовавший меня с настырностью рыбы-прилипалы, и убийство Хамовича, и исчезновение Лизаветы, и топтун, от которого я оторвался в «Чебурашке», и странный старик-лозоходец – скорее всего, звенья одной цепи.
Но самое интересное: я неожиданно сообразил, что история началась несколько раньше. К сожалению, тогда мне не хватило ума разобраться во всем детально. Как обычно у меня повелось, я оставил все на потом. Как же я ошибся…
Зато теперь, мне кажется, я знал почти наверняка, где искать недостающее звено в цепи непонятных и кровавых происшествий. Вот только что я вытащу потом, когда соединю все звенья – это был вопрос…
– Да, кофе варить вы мастер, – сказал Ляхов, с удовольствием отхлебывая мелкими глоточками темную густую жидкость. – У меня не получается. Сколько раз пытался – и все мимо. По вкусу напоминает паленую резину.
Я нехотя ухмыльнулся. С подходцем работает, мент…
– Никаких особых рецептов приготовления здесь нет, – ответил я сдержанно. – Или почти нет, скажем точнее. Все зависит от сорта и качества кофейных зерен, а также от воды. Хочу вам доложить, что та чашка, которую вы сейчас держите в руках, в кафе стоила бы вам не менее десяти долларов. Подчеркиваю – в недорогом кафе.
– Десять… долларов!? – Ляхов от неожиданности резко поставил чашку на стол. – Не может быть!
– Еще как может… Кофе я покупаю в специальном магазине, а не на рынке, стоит он… не буду говорить, сколько, чтобы не ранить вашу пролетарскую душу. А водичку я беру специальную, фильтрованную, с родника. Вот и весь секрет.
– Ну надо же… – Ляхов явно чувствовал себя не в своей тарелке; он не знал, что ему делать – допивать кофе или отставить чашку в сторону.
Мне стало весело. Тоже мне, экономист… Я все равно вылью остатки напитка в мойку. Так что, гражданин начальник, запишите, пожалуйста, и эту чашку кофе на свой счет.
– Да, попались вы… – Я злорадно хихикнул. – Как это у вас называется? А, вспомнил – взятка при исполнении. Ладно вам, пейте, я пошутил.
– Насчет стоимости чашки кофе?
– Нет, насчет взятки. А что касается кофе, то можете считать его спонсорским взносом законопослушного обывателя в раскрытие кровавого преступления.
– Кстати, о преступлении… – Глаза Ляхова загорелись, как у волка, когда на него падает свет автомобильных фар. – Вы были со мной не совсем откровенны при первой нашей встрече…
– Конечно, – согласился я с легкостью. – Мы ведь тогда не были знакомы. А сейчас – другое дело. Я чувствую в вас родственную душу.
– Мне так о вас и говорили, – задумчиво сказал опер.
– Кто? Ах, да, – тайна следствия. Значит, вы проверяли всю мою подноготную? Правильно сделали. Ну и как, подхожу я на роль маньяка?
– Мы обязаны проверять…
– Всех? – спросил я быстро.
– Да, – не стал врать Ляхов. – Всех потенциальных кандидатов в преступники. И пока не докажем обратное, вы будете у нас на подозрение. Довольны моей откровенностью?
– Вполне. Спасибо. Я тронут.
– А говорили мне то, что вы большой шутник и любите ерничать. Иногда не по делу. Так что можете продолжать в том же духе, я не обижусь. Это, как я понимаю, свойство вашего характера. А характер быстро не изменишь. Если вообще это возможно.
– Возможно. К старости у многих характер меняется и чаще всего портится.
– Но вам это пока не грозит.
– Как знать, как знать…
– Так вы еще и фаталист? – сделал попытку догадаться Ляхов.
– В какой-то мере.
– Приятно встретить единомышленника, – добродушно улыбнулся майор, сделав при этом совершенно честные глаза.
Он соврал. Я словно читал его мысли.
Опер относился ко мне достаточно индифферентно – по крайней мере, пока. Конечно, подозрения у него кое-какие были, и это я ощущал, но не более того. В данный момент майор продолжал свою игру, чтобы вытащить меня на доверительный разговор.
Надо ему подыграть. Но что он имел ввиду, когда сказал «Вы были со мной не совсем откровенны»?
Ляхов, будто послушав мой мысленный вопрос, не стал размазывать манную кашу по белому столу, то есть, разводить трали-вали (нет, в нем точно есть что-то импонирующее), а сразу попытался взять меня на цугундер.
– В тот вечер был еще кто-нибудь в вашей квартире? – спросил он, резко изменив тему разговора, опять в своей манере остро прищурившись, как снайпер перед выстрелом.
Опа! Вот она и всплыла, эта самая донная мина. И сразу же его вопрос дал мне массу информации для размышлений.
Майор не стал ходить вокруг да около, чтобы меня запутать, только по одной причине – он ЗНАЛ о моем вчерашнем разговоре с матерью Бет, которой я рассказал все, как на духу. А если знал, то понимал, что и с ним темнить я не буду – это чревато в любом случае, виновен я в исчезновении Лизаветы, или нет.
И еще одно, главное: мать Бетти все-таки заявила в милицию о пропаже дочери. Скорее всего, она сделала это вчера, сразу после того, как ушла от меня.
Но как получилось, что уже сегодня, прямо с утра, Ляхову доложили о происшествии? Почему именно ему? И с какой стати он взялся расследовать это исчезновение?
Ведь машину сыска не так просто закрутить, как кому-то кажется. Никто из оперов не побежит к начальству становиться в очередь, чтобы добровольно и как можно быстрее получить в производство еще одно дело – вдобавок к остальной дюжине.
А майор расследовал убийство с отягчающими обстоятельствами. Что предполагало полную отдачу в работе и минимум посторонних дел. Тем более, о пропаже девицы, которая запросто могла уехать со своим фраером куда-нибудь на юга, не поставив в известность ни подруг, ни родных.
Этот момент меня как раз и смущал.
– А зачем вам это? – спросил я, делая невинное лицо.
– Константин Георгиевич! – Впервые за время нашего непродолжительного знакомства мент вспылил; но тут же и остыл. – Извините… Мы не в бирюльки играем. Отвечайте на мой вопрос.
– Да вы и так знаете, что я был с девушкой. И вам уже известно, что она исчезла в то время, когда убивали Хамовича. Зачем тогда спрашивать?
– Почему, черт побери, я узнаю об этом лишь сутки спустя!? Почему вы тогда ничего мне не сказали!?
Я сокрушенно вздохнул и ответил:
– Я узнал, что Лизавета не пришла домой, на следующий день, после обеда… от ее матери. До этого у меня и в мыслях чего-то подобного не было.
– Но вы могли позвонить мне!
– Мог. Но не позвонил. Объяснять, с каких соображений, или не нужно?
Ляхов взял себя в руки и уже более спокойно сказал:
– Не нужно. Ваше заявление положили бы под сукно… до поры, до времени.
– Вот и я об этом. А как вы вышли на мать Лизы?
Майор посмотрел на меня, как рублем одарил.
– Нам все известно, – сухо изрек он сакраментальную фразу, которая бытует в правоохранительных органах всех стран мира.
Я изобразил восхищение и речитативом пропел дифирамб:
– Как здорово работает наша доблестная милиция! Никогда бы не подумал, что у вас так хорошо все поставлено.
– Да будет вам… – Майор все-таки допил свой кофе и отодвинул чашку в сторону, словно мы собрались сыграть на кухонном столе в какую-нибудь игру. – Перестаньте ерничать. Вы далеко не Иванушка-дурачок…
– И на том спасибо, – поспешил я вставить и свой колышек в его забор.
– И понимаете, – продолжал Ляхов, не обратив ни малейшего внимания на мой выпад, – что не настолько наша служба беспомощна и слепа, как показывают ее в некоторых современных фильмах. У нас есть свои секреты и достаточно эффективные методы и приемы ведения следствия.
– Да верю я вам, верю… – Я улыбнулся. – Только не нужно запугивать меня нечеловеческой эффективностью нашей родной милиции. Кстати, словечко из ораторского арсенала президента слямзили? Эффективность – главный его тезис.
Похоже, топтун принадлежал к ментовской «конторе». Наверное, он подслушал мой разговор с матерью Лизаветы и проследил, где она живет. А потом на сцену вышел Ляхов…
- Предыдущая
- 27/60
- Следующая
