Горячее сердце - Островский Александр Николаевич - Страница 14

Вася. Ну, уж это зачем баловаться!

Барин. Что ж, не хочешь? Лучше в солдаты пойдешь?

Вася. Само собой.

Барин. Нет, шалишь! Я вашего брата видал довольно; не такие солдаты бывают, у тебя поджилки не крепки. В писарях тебе быть, это так; хохол завивать, волосы помадить, бронзовые цепочки развешивать, чувствительные стихи в тетрадку переписывать, это так; а в солдаты ты не годишься. А вот сам Хлынов идет, толкуй с ним.

Вася робко отступает. Входит Хлынов и несколько человек прислуги.

Хлынов. Уехали. Ну, вот что я теперь, братец ты мой, остался! С тоски помирать мне надобно из-за своего-то капиталу.

Барин. Вольно ж тебе скучать-то!

Xлынов. А что ж мне делать? Взад вперед бегать? На тебя, что ль, удивляться? Какие такие узоры, братец, на тебе написаны?

Барин. Во-первых, ты осторожней выражайся, а во-вторых, у тебя на то Аристарх, чтобы тебе увеселения придумывать.

Xлынов. Да, должно быть, ничего не придумал. Я ему еще давеча приказывал: сиди, братец, не сходя с места, думай, что мне делать сегодня вечером. (Слуге.) Где Алистарх?

Слуга. Здесь, в саду, под деревом лежит.

Xлынов. Думает?

Слуга. Нет, в дудку дудит, ястребов приманивает.

Xлынов. Ему думать приказано, а он в дудку дудит. Позвать его сейчас ко мне на глаза!

Слуга уходит. Хлынов, увидав Васю, садится в кресла, разваливается и говорит важным тоном.

А, ты здесь! Поди сюда, я желаю с тобой разговаривать! Как я, братец ты мой, при твоей бедности, хочу быть тебе благодетелем,

Вася кланяется.

по этому самому, я у тебя спрашиваю, как ты сам о себе думаешь.

Вася. Квитанцию нашли-с.

Xлынов. А какой может быть курс на эти самые патенты?

Вася. То есть как цена-с?

Xлынов. Ты, братец, должен сразу понимать. Я для всякого ничтожного человека не могу по десяти раз повторять.

Вася. Четыреста рублей-с.

Xлынов. Откуда ж ты эти самые капиталы получить в надежде?

Вася (кланяясь в ноги). Не оставьте, Тарах Тарасыч!

Xлынов. Ты, может, братец, воображаешь, что твои поклоны оченно дорого стоят?

Вася. Бог даст, мы с тятенькой поправимся, так в те поры вам с благодарностью…

Хлынов. Как ты, братец, мне, на моей собственной даче, смеешь такие слова говорить! Нечто я тебе ровный, что ты мне хочешь деньги отдать. Ты взаймы, что ли, хочешь взять у меня, по-дружески? Как посмотрю я на тебя, как ты, братец, никакого образования не имеешь! Ты должен ждать, какая от меня милость будет; может, я тебе эти деньги прощу, может, я заставлю тебя один раз перекувырнуться, вот и квит. Ты почем мою душу можешь знать, когда я сам ее не знаю, потому это зависит, в каком я расположении.

Вася. На все ваша воля, Тарах Тарасыч; а что у меня теперича душа расстается с телом.

Xлынов. Так бы ты должен с самого спервоначалу… покорность… Теперь я тебя, братец ты мой, так решаю; четыреста рублев для меня все равно плюнуть, а за эти деньги ты будешь служить у меня год, в какое я тебя звание определю.

Вася. Уж вы мне теперь скажите, Тарах Тарасыч; потому мое дело такое: тятенька, опять же знакомства много, как были мы в городе на знати, сами тоже в купеческом звании…

Xлынов. Быть тебе, братец ты мой, у господина Хлынова запевалой. Вот тебе и чин от меня.

Вася. Уж оченно страм перед своим братом, Тарах Тарасыч.

Xлынов. А коли страм, братец, я тебя не неволю, ступай в солдаты.

Вася. Позвольте, Тарах Тарасыч, подумать!

Xлынов. Вот опять ты выходишь дурак и невежа! Давно ль ты сенатором стал, что думать захотел! Думают-то люди умные. А коли ты, братец, думать захотел, так свести тебя опять в арестантскую, там тебе думать будет способнее.

Вася. Нет, уж вы, Тарах Тарасыч, мою молодость не губите; а как, значит, вам угодно, так пусть и будет.

Xлынов. Недолго же ты, братец мой, думал.

Входит Аристарх.

Те же и Аристарх.

Xлынов. Где ты, братец ты мой…

Аристарх. Погоди, безобразный! (Прислуге.) Вы тут пьяные-то по саду путаетесь, так вы смотрите, там У меня в капкан не попадите; на хорька поставлен. Тоже прислуга! Не плоше хозяина. Да там у меня змей под деревом.

Xлынов. Для чего у тебя змей? Как ты, братец, довольно глуп! Еще укусит кого.

Аристарх. Ты вот умен. Он бумажный. Я его склеил, так сушить поставил.

Xлынов. А для какой надобности?

Аристарх. Пускать будем вечером с фонарем, с лодки. А к лодке я такую машину приделываю, ручную, и колеса заказал, будет, как вроде пароход.

Xлынов. А что ж, братец ты мой, я тебе думать приказывал, куда мне себя нынешний вечер определить.

Аристарх. Я уж придумал; вот сейчас скажу. (Берет стул и садится). Слушайте! Тут неподалеку есть барин, по фамилии Хватский. У него было имение хорошее, только он все это нарушил через разные свои затеи. Дом свой весь переломал, все печи и перегородки разобрал и сделал из него театр, а сам живет в бане. Накупил декорациев, разных платьев, париков и лысых и всяких; только ни представлять, ни смотреть у него этот театр некому. В деньгах он теперь очень нуждается, потому он на всех полях картофель насадил, хотел из него крахмал делать, а он у него в полях замерз, так в земле и остался; и хочет он теперь в Астрахань ехать рыбий клей делать; теперича он весь свой театр продаст sa бесценок.

Xлынов. Для чего ты, братец, нам эту рацею разводишь?

Барин. Погоди, тут что-то на дело похоже.

Аристарх. Да само собою; нечто я стану зря. Ты слушай, безобразный, что дальше-то будет! Вот я сейчас поеду и куплю у него все костюмы. А вечером всех людей нарядим разбойниками; шляпы у него есть такие большие, с перьями. Разбойники у нас будут не русские, а такие, как на театрах, кто их знает, какие они, не умею тебе сказать. Чего не знаю, так не знаю. И сами нарядимся: я пустынником…

Xлынов. Зачем пустынником?

Аристарх. Что ты понимаешь! Уж я, стало быть, знаю, коли говорю. При разбойниках завсегда пустынник бывает; так смешнее. И выдем все в лес, к большой дороге, подле шалаша. Барина атаманом нарядим, потому у него вид строгий, ну и усы. Тебя тоже разбойником нарядим; да тебя и рядить-то немного нужно, ты и так похож, а в лесу-то, да ночью, так точь-в-точь и будешь.

Xлынов. Ну ты, братец, в забвение-то не приходи!

Аристарх. Станем мы в свистки свистеть по кустам, будем останавливать прохожих и проезжих да к атаману водить. Напугаем, а потом допьяна напоим и отпустим.

Барин. Превосходно придумано.

Xлынов. Ничего, ладно. Занятие оченно интересное. Ну, ты поезжай, а я сосну пойду. (Уходит.)

Барин. Мы прежде с народом репетицию сделаем. Это отличная будет штука, и благородная штука и приятная. Да, весело, чорт возьми, а то было я уж издох со скуки. (Уходит.)

Вася подходит к Аристарху.

Вася. Дядюшка Алистарх, я порешился к Хлынову.

Аристарх. Твое дело

Вася. Да все как-то раздумье берет! Иной раз такая мысль придет: не лучше ль в солдаты! Да кабы не так трудно, я бы сейчас… потому еройский дух…

Аристарх. То-то ты с еройским-то духом да в шуты и пошел.

Вася. Ничего не поделаешь. Страшно! А уж ежели бы я осмелился, кажется, каких бы делов наделал.

Аристарх. Полно! Где уж! Пшеничного ты много ел. Душа-то коротка, так уж что хвастать. Хе, хе, хе! Мелочь ты, лыком шитая! Всю жизнь крупинками питаешься, никогда тебе целого куска не видать, а все бодришься, чтоб не очень, тебя хамом-то ставили. Все как-то барахтаешься, лезешь куда-то, не хочется вовсе-то ничком в грязи лежать.