Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Гитин Валерий Григорьевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/145
• Следующая

Время не вернуть, и кокотка эпохи Ренессанса уже не могла стать тем, кем была античная гетера, если все же судить не только по сугубо внешним показателям. Изменилась глубинная суть этого явления, и прежде всего потому, что изменилось содержание законного брака. В господствующих классах жена уже перестала быть простой производительницей наследников, как это принято было в Греции. Она превратилась в предмет роскоши, к тому же достаточно своевольный и развращенный, что уже само по себе наносило сокрушающий удар по гетеризму эпохи Возрождения.

К концу этой эпохи кокотка заняла не слишком достойное положение некоего суррогата, и со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пресыщенным аристократам уже казалось мало утонченных ласк очаровательной кокотки. Они снимали особняки, где содержались целые гаремы из двух, трех и больше очаровательных и изощренных в искусстве любви профессионалок.

Как правило, этими гаремами пользовались не только их хозяева, но и друзья хозяев, которые часто собирались в этих раззолоченных притонах, где устраивались оргии по типу древнеримских, включавшие в себя, кроме различных видов парного и группового секса, элементы садомазохизма, зоофилии и прочих сексуальных извращений.

В древнем Риме такое проделывалось только с рабынями, а здесь… Что ж, времена меняются, а за красивую и беззаботную жизнь надо платить. Впрочем, эти женщины были в достаточной мере испорчены, чтобы не испытывать чувства униженности или брезгливости. Работа есть работа.

Эпоха Возрождения вызвала из небытия и такую роль, обычно исполнявшуюся проститутками, как роль модели.

Так же, как в свое время знаменитая куртизанка Фрина позировала божественному Праксителю, так и в эпоху Ренессанса куртизанки служили моделями всем живописцам и скульпторам.

Это они, а не порядочные женщины, позировали великим живописцам Ренессанса, это их изображениями любуются вот уже не одно столетие миллионы восторженных зрителей, это они смотрят на нас с полотен Мурильо и Гольбейна, Тициана и Веласкеса, Гальса и Рембрандта… Что ж, таковы реалии того бытия.

Нормальные реалии, особенно в сравнении с нашими, когда лицемерие господствующей буржуазной морали привело к тому, что модели и участницы конкурсов красоты почему-то перестали считаться проститутками, хотя сама суть подобной деятельности по-иному классифицироваться не может хотя бы в силу своей природы, и тем не менее, модели у нас считаются чуть ли не элитой общества, а добрая половина (если не большинство) школьниц мечтает о карьере модели как о вершине социальных притязаний. Что тут сказать… Проституция, как и сами проститутки, — естественная и необходимая сфера нашей жизни, и в существовании ее нет, пожалуй, ничего самого по себе предосудительного, однако, она, как и все прочие сферы, должна находиться на своем месте, не нарушая общей гармонии. Если же возвести проституцию в ранг социальной элиты, чего так настойчиво добиваются и проститутки, и организаторы этого вида бизнеса, широко привлекая небескорыстные СМИ, кинематограф и литературу для его пропаганды путем романтизации и эстетизации, то мы пожнем жуткие плоды смешения общественных слоев, когда самый низший, называемый осадком, поднявшись вверх, вытеснит сливки и отравит весь социум.

А вот в ту гармоничную эпоху, называемую Ренессансом, проституткам хоть и уделялось немалое внимание, хоть они и были украшением всех празднеств, хоть и побеждали на конкурсах красоты, все же их роль была, в принципе, аналогичной роли красивых борзых собак на пиршествах феодальных баронов, не более того…

Тогда проституция не считалась «такой же работой, как и всякая иная», — я это недавно слышал с телевизионного экрана из уст женщины, которую ведущий представил кем-то вроде психолога, — а проститутка должна была всю оставшуюся жизнь носить клеймо третьесортности. Это клеймо — совершенно необходимая мера, цель которой — оградить приличных людей от нежелательных контактов в гостях, в клубе и т.д., но прежде всего — представить позорными и грязными стремления некоторой части девушек избрать себе такую вот жизненную стезю.

В ту эпоху для проститутки не было пути назад, и вовсе не из фарисейской мстительности, а по той простой причине, что при занятиях проституцией разрушается некий запретительный барьер, который восстановлению не подлежит, так что все многочисленные опыты по перепрофилированию падших женщин во все времена заканчивались самым позорным провалом.

Вот почему в эпоху Возрождения считалось невозможным возвращение в лоно семьи блудных дочерей. Их статуса не мог изменить даже брак с каким-либо уважаемым членом общества, как это имело место в последующие неразборчивые эпохи.

В первой четверти XVI века проституция, а с нею и все общество, получили страшный, ужасающий своей силой и глобальностью удар, называемый сифилисом.

Как писал Эдуард Фукс в своей «Иллюстрированной истории нравов», сифилис стал самым страшным испытанием той эпохи, «то был проклятый подарок, поднесенный Европе Новым Светом, завоеванным капитализмом рукою Колумба. То был, вместе с тем, апогей всемирно-исторической трагикомедии: бедные туземцы вновь открытого мира заранее отомстили своим будущим мучителям, столь жадным до золота. Из них хотели выжать только золото, а они влили в жилы Европы огонь, заставляющий и теперь, четыреста лет спустя, корчиться в беспомощном отчаянии миллионы людей».

А тогда, в XVI веке, благочестие одержало убедительную победу над пороком, но такой дорогой ценой, что, право слово, лучше бы эту Америку никогда не открывали…

Эпоха Возрождения была, пожалуй, последней из эпох, отмеченных стабильностью социальной гармонии, при которой каждый элемент общества занимает то положение, которому он соответствует и тем самым приносит наибольшую пользу общественному организму.

В ту эпоху служанка, к примеру, могла завидовать своей госпоже, завидовать самой черной завистью ее положению в обществе, ее нарядам, богатству, выхоленности, да мало ли чему еще, но далее, с самого тяжкого похмелья, она бы не стала строить планы относительно того, чтобы поменяться с нею местами, да еще и насильственным путем. Такая мысль попросту не могла бы прийти ей в голову, и не из забитости, не из тупой покорности, как любят говорить господа социалисты, охотно спекулирующие на людской зависти, алчности, злобе и других низменных чувствах низших сословий. Тут дело не в забитости, а в трезвом взгляде на жизнь, на свои возможности, четко сбалансированные с потребностями и устремлениями, взгляде нормального человека, не люмпен-пролетария с его криминальным мышлением, и не зажравшегося буржуа, который полагает что его деньги, вырученные с продажи пирожков сомнительного качества, дают ему право претендовать на кресло вершителя судеб, и не закомплексованного гуманитария в первом поколении, сомлевшего от того, что к нему обратились, назвав его «господином» и только лишь на этом основании решившего действительно стать таковым (черт знает что)…

• Предыдущая
• 41/145
• Следующая