Иерихонские трубы - Ильвовский Сергей - Страница 7

— Чтобы загрести всё, что осталось. Ну, как же, он ведь друг был, лучший! А у нас с Женей не ладилось в последнее время.

— Понял — спокойно и сосредоточенно сказал Немигайло.

— Что? Что вы поняли? Что вы вообще во всём этом можете понять?!

Опережая ответ Егора, Колапушин вытащил из кармана блокнот.

— Что вы не совсем справедливы к Капсулеву, Анфиса Николаевна. Как мы выяснили, ещё два года назад фирма «Бал-саунд-рекордз» была почти на грани банкротства. А с приходом Капсулева объём продаж вырос в несколько раз. И, главное, продолжает расти, стабильно и постоянно.

— У меня племянник уже штук двадцать этих ваших «бум — бум» закупил — снова припомнил Немигайло.

— Что за «бум-бум»?

— «Техно — модный танцевальный стиль» — процитировал по памяти Немигайло понравившуюся фразу.

— А… Кофе ещё хотите?

Егор с тоской посмотрел на свою, так и сияющую нетронутой чистотой, чашку.

— Нет, спасибо, много кофе вредно.

— Как хотите. Между прочим, именно с Капсулева весь этот «бум-бум» и начался.

— Он кто там у них, вообще? Специалист по маркетингу? — поинтересовался Колапушин.

— Нет — он звукорежиссёр. Записывает музыку в студии.

— Так какие же тогда конфликты могли быть у него с вашим мужем? Если только творческие?

— Он Женьке завидовал — не задумываясь ответила Анфиса — конечно, раньше ведь Димочка кандидат наук был, зарабатывал прилично. А Женька подпольный рок-н-рольщик. А потом всё переменилось: в Димочкином «ящике» теперь мебелью торгуют да «джипами» подержанными. Стал он безработный, безлошадный. Женя его из грязи вынул…

— Так чего же ему обижаться? — изумился Немигайло.

— Вот за это, как раз, некоторые и обижаются — вяло ответила Анфиса, устав держать агрессивную позу, и как-то сразу превратившись в обычную, несчастную женщину.

— А когда вы в последний раз видели своего мужа? — мягко спросил Колапушин.

Так же вяло и безучастно Анфиса попробовала вспомнить:

— Он тогда вообще из офиса не выходил… пил, кокаинил, слушал эту дурацкую музыку… Я не удержалась — сама приехала, где-то… за пару дней до его смерти…

Шикарная и, несмотря на злость, очень красивая Анфиса неслась по коридору офиса, увешанному афишами и рекламными плакатами. Выскочивший из своего кабинета Капсулев, безуспешно попытался прервать это стремительное поступательное движение.

— Анфиса — я тебя прошу: не надо сейчас входить. Он не в себе.

Анфиса, ничего не ответив, просто обошла растерянного Капсулева, как мебель.

Из раскрывшейся двери приёмной вылетел бледный охранник Витя.

— Дмитрий Александрович, я не знаю, чего сейчас будет!.. Он совсем уже невменяемый…

— Вот я и хочу увидеть! — непреклонно заявила Анфиса.

— Пойми, у него белая горячка!.. Не сейчас!..

— Пошёл вон!

Толкнув Капсулева так, что тот еле удержался на ногах, Анфиса влетела в приёмную, и там её поступательный порыв немедленно угас. Ничего не понимая, она обвела растерянным взглядом распахнутые шкафы, ящики, вытащенные из столов и, валяющиеся прямо на полу, груды бумаг. Даже кресла, сдвинутые с привычных мест, были перевёрнуты и их ножки торчали вверх какими-то нелепыми рогами.

Навстречу Анфисе, всхлипывая, бросилась Белла и уткнулась ей в плечо, словно надеялась найти в нём спасение от этого кошмара.

— Анфиса!..

— Что тут происходит? — непонимающе спросила Анфиса — у вас что, обыск?

— Белла! Бэлка, чёрт тебя подери! Ты где?! — послышался из распахнутой двери кабинета истошный, злой голос Балясина.

— Иду! — испуганно отозвалась Белла и жалобно попробовала объяснить хоть что-то:

— Он всех нас заставляет искать какую-то записку…

Видя, что дрожащую, перепуганную Беллу надо как-то спасать, Анфиса мягко отодвинула её в сторону и вошла в открытую дверь.

В кабинете царил такой же, если не больший разгром, как и в приёмной. На полу кучи аудиокассет и компакт-дисков вперемешку с большими скоросшивателями и, просто, кучами бумаг. Огромный письменный стол сдвинут с привычного места, рекламные плакаты сорваны со стен и разбросаны по всему кабинету. Музыкальный центр стоит, почему-то, на полу, а огромные колонки отодвинуты от стен и их толстые разноцветные провода почти перегородили проход. Тем не менее, музыка продолжала греметь, внося свой посильный вклад в этот дикий кавардак.

Ошеломлённая Анфиса, наконец, наткнулась взглядом на мужа, только что содравшего со стены последний плакат.

— Нашёл! Нашёл!.. И где спрятала!.. Где — стерва?..

Он кивнул на брошенный только что на стол плакат Шаманки и торжествующе обернулся, потрясая маленькой смятой жёлтой бумажкой.

Анфиса, с ужасом, смотрела на эту дикую сцену. Из-за её плеча робко пыталась выглянуть Белла, которую трясло так, что Анфиса чувствовала это спиной.

— Женя, ты что?.. Что с тобой?..

Не обращая внимания на жену, Балясин, с маниакальным вожделением, разворачивал найденную бумажку.

— Женя, опомнись! Что ты делаешь?! Ты посмотри вокруг… У вас… у вас же даже рыбки сдохли!

Действительно, рыбки в большом аквариуме, казалось, тоже заразились всеобщим безумием и метались в воде, как будто плясали под дикую музыку. Две или три из них неподвижно белели брюшками на поверхности воды.

Балясин бросил на жену ненавидящий взгляд и… засмеялся.

— Ах, пришла?.. Посмотрела, да?… А теперь вали отсюда! Я здесь — живу!

И, тут же, забыв о ней и обо всём окружающем, стал читать текст на бумажке, жадно шевеля губами.

Анфиса, расплёскивая воду, сделала несколько судорожных глотков из стакана и затянулась сигаретой, которую заботливо прикурил ей взволнованный Немигайло.

Видя, что она уже почти успокоилась, Колапушин рискнул задать вопрос:

— И что это за бумажка была?

— Не знаю, — всё ещё всхлипывая, ответила Анфиса — я сразу ушла. И больше его не видела.

— И он после этого дома не появлялся?

— Честно говоря, он и до этого уже неделю не появлялся. Всё и так уже рухнуло…

Немигайло понимающе покивал головой и сделал печальный вывод:

— Не любил… Так Лютикову и передам.

Стараясь не хлопнуть, Немигайло аккуратно закрыл за собой дверь квартиры Балясиных и направился к лифту. Бесполезно потыкав несколько раз в кнопку вызова, и убедившись, что лифт и не собирается подчиняться этому, он предложил:

— Давайте пешком, тут невысоко.

Спускаясь с Колапушиным по лестнице, Немигайло всё никак не мог успокоиться.

— Нет, Арсений Петрович, ну как же женщине не везёт! Сначала мужик с этой певичкой загулял, потом вообще из дома ушёл. Она ехала, думала, наверное, вернуть его, а тут такое… надо ж, в самую бучу угодила.

— Да, не повезло, — раскуривая на ходу трубку, согласился Колапушин.

— Думаете, нет криминала?

— Похоже, вдове, как это ни печально признавать, просто не хочется делить фирму с Капсулевым. На журналистов злится, а сама, кажется, кое-что напеть им успела. Сам посуди, какой тут криминал: кокаин со спиртом — да ни одно сердце не выдержит.

— Точно. На таком горючем ни один мотор долго не протянет! И как мы разбираться тут будем?

— Ну… Для очистки совести, да и чтобы перед полковником отчитаться, надо бы выяснить, с чего он так быстро деградировал. Хотя… любовница умерла, певица эта. Из дома уйти пришлось. Придётся в «Бал-саунд-рекордз» тащиться. Дёрнул же чёрт Лютикова с этим делом связаться. Они, ведь, теперь десять лет с Капсулевым судиться будут, да и есть из-за чего. Ты их кухню видел? Вот то-то! А это мы с тобой ещё в комнатах не были.

Немигайло, плешь которого заметно выросла с тех пор как его жена Оксана три года назад завела первый разговор о ремонте, только вздохнул. Чуть-чуть помолчав, он снова вернулся к очень волнующей его любовной теме.

— Всё-таки интересно.

— Что тебе интересно?

— От любви это он, или так — от водки?

— Да вы что, на пару с Лютиковым любовных романов начитались? Тебе, Егор, вроде рано ещё — сказал Колапушин, толкая тяжёлую дверь подъезда.