Непотопляемый «Тиликум» - Гильде Вернер - Страница 33

• Предыдущая
• 33/64
• Следующая

— Присаживайся к нам, Ларсен, и выпей кофе.

Он послушно сел.

— Я полагаю, что в нашей вахте драк больше не будет, — сказал я. — На прежнем моем корабле, «Доре», такого не водилось. А это был отличный корабль.

С той поры в нашей вахте наступил покой. Ларсен утратил свою самонадеянность и избегал любой ссоры. Большая часть обитателей кубрика пресечению террора и воцарению мира откровенно радовалась.

Спустя несколько дней установился порядок и в вахте правого борта. В Гамбурге наняли трех шведов: Мадсена, Эриксена и Веннарда. В первый же день Мадсена дважды поколотили. Сперва кто-то из своей же вахты, а потом боцман. Мадсен был сильным и опытным моряком, да только куда ему было против привычных к дракам записных забияк.

Вскоре после моей стычки с Ларсеном во время обеда Эриксен заявил, что он и оба его друга не намерены больше терпеть побои от сотоварищей по вахте. И сразу же тройка главных драчунов ринулась на шведов. Остальные парни примкнули кто к обиженным, кто к обидчикам, и вахта разбилась на две партии, яростно сцепившиеся друг с другом.

Мы, вахта левого борта, стояли у люка и глазели на весь этот бедлам, учинившийся в узком кубрике. Кто против кого здесь сражался, разобрать толком было невозможно. То одно, то другое тело валилось на палубу или отлетало на койку; руки, ноги так и крутились клубком, так и мельтешили. Наконец стало ясно, что победу одержали шведы и их приверженцы. Страсти понемногу остыли, и Эриксен, новый лидер кубрика, толкнул своей вахте небольшую речь о товариществе и всеобщем равенстве внутри команды.

— Мало вам, что ли, издевательств Йохансена? — сказал он.

— Ладно тебе, — прервал его Мадсен, стирая кровь с разбитых губ, — зачем зря болтать, о чем не следует.

Эриксен тут же повел разговор о чем-то другом. Однако многие смекнули, что шведы не иначе как затеяли что-то против боцмана. «Втроем им на Йохансена лучше не выходить, — подумал я. — Сейчас же вмешаются штурмана…» Ведь тут как выходит? Получи он, к примеру, пару добрых тумаков от единственного противника, штурмана, пожалуй, и не отреагировали бы, как «не замечали» они, когда боцман сбивал с ног кого-нибудь из матросов. А вот выступи совместно против боцмана или кого еще из начальства сразу несколько человек — и это считалось бы уже натурально бунтом. Судовые офицеры (и конечно же унтер-офицеры) обязаны в таких случаях применять любые средства вплоть до оружия, чтобы подавить бунт в самом зародыше. Кроме того, я был твердо уверен, что офицеров поддержит и большая часть команды. Одно дело — дать сдачи боцману, а вот групповое неповиновение корабельному начальству — это уже совсем другое.

Большинство команды (и я вместе со всеми) с любопытством ожидало, что же все-таки предпримет шведская тройка. А пока они усердно исполняли свою работу и залечивали синяки и шишки. Ворча и поливая черными словами нас и всех наших ближних и дальних родственников, Йохансен хрипло вылаивал на всю палубу свои команды. Бодрячок «Дж.У.Паркер» неутомимо бежал по Северному морю к Английскому каналу. В канале нам потребовалось довольно часто менять галсы. Команде приходилось туго. Днем и ночью непрерывной чередой один парусный маневр следовал за другим. Новомодные лебедки, конечно, дело неплохое, только и при них основная работа держалась на матросских костях. Настроение команды падало от галса к галсу. Конечно, идти на паруснике в узкости, да еще круто к ветру — это вам не в санатории загорать. Клацаешь зубами на холодном ветру, усталый, сонный. Попробуй вздремни, когда свободную вахту то и дело высвистывают наверх к каждому повороту. Тут и без сильного шторма небо с овчинку покажется, а уж о душевном настрое и говорить не приходится — гаже не бывает.

Но вот и канал позади. Волны стали длиннее. «Дж.У.Паркер» мчится уже по Бискаю. Ветер неспешно набирает силу. К вечеру капитан Педерсен самолично появился на шканцах. Обычно он не часто показывался команде, целиком вверяя управление кораблем обоим штурманам. Кэптен посмотрел на небо, на паруса, на компас, поговорил о чем-то с вахтенным офицером и снова скрылся в своей каюте.

— Пошел все наверх!

Опять парусные маневры, да, чего доброго, не на один час. Мы остервенело тянем шкоты и брасы. Из-за большой парусности корабль часто зарывается носом в волны, и тогда вода неистовым потоком несется по палубе. Пенистые струи сбивают с ног. Не вцепишься мертвой хваткой в какую-нибудь снасть — пиши пропало. Уф, слава богу, водяная гора прокатилась мимо. Опять ноги твердо стоят на палубе. Теперь можно и дух перевести.

— А ну, шкоты обтянуть! И еще разок, и еще! Полундра, держись!

По палубе катится очередной водяной вал. Озлоблению нашему нет предела. Лаются и богохульствуют даже самые выдержанные парни. К чему вся эта живодерня? Приубавить слегка парусов, и корабль станет послушнее в управлении, и водой его заливать не будет. Вот и штурман, кажись, того же мнения. Пошел к кэпу в каюту. Через несколько минут он выскочил оттуда как ошпаренный, с красным лицом и трясущейся челюстью. Задал ему, видно, старикан перцу.

— Йохансен, прикажите натянуть штормовой леер[40].

Боцман пролаял слова команды, и мы принялись за дело. Я стоял у фок-мачты и держал конец троса, чтобы продернуть его, как только Франц закрепит другой конец на баке.

Йохансен стоял на фордеке и наблюдал за Францем. И тут вдруг кливер и стаксель резко стрельнули под ветер. Шкоты, что ли, порвались? И конечно же паруса потянули за собой подветренные шкоты, до той поры свободно провисавшие. Вместе со шкотами мотнулись к подветру и их блоки, один из которых что есть силы треснул Йохансена по макушке. Боцман, как подкошенный, рухнул на палубу и мешком покатился к релингу. В тот же миг, как будто специально, корабль врезался штевнем в очередную водяную гору. Я судорожно вцепился в фока-фал. Долго, бесконечно долго тянулось время, покуда «Паркер» не высвободился наконец из объятий моря. Слава богу! Из схлынувшей волны вынырнул Франц. Он надежно держался за оковку, которой бушприт крепится к палубе. А вот и боцман! Его обезьянья фигура была придавлена водяным потоком к самому фальшборту. И тут же на фордек рванула вся тройка шведов.

— Шкоты, шкоты подберите! — орал Эриксен.

— Шкоты! — вторил ему Мадсен, спотыкаясь о голову Йохансена.

Раздернутые шкоты хлестали на ветру как плети. Эриксен с Веннардом работали, казалось, не за страх, а за совесть. Словно одержимые, метались они по палубе, безуспешно пытаясь поймать непослушные снасти, и, словно невзначай, то и дело пинали и топтали Йохансена тяжелыми морскими сапогами.

— Полундра, держись!

Очередной вал с головой накрыл всю троицу пенной водой. Кливер-шкоты в струнку: парни успели-таки уцепиться за их концы. Любой моряк знает, что взбесившуюся снасть лучше всего хватать за ходовой конец. Стекающая вода протащила шведов вдоль релинга, слегка покувыркала, но ущерба не нанесла. Тело Йохансена беспомощно каталось по палубе. Должно быть, он потерял сознание.

Франц поднял руку. Я понял, что свой конец леера он закрепил. Я тут же выбрал леер втугую, заложил снасть на утку и бросился на помощь боцману, чуть не столкнувшись лоб в лоб с Францем, подоспевшим с другой стороны. Новая водяная гора едва не смыла всех нас за борт, но вот прокатилась и она, и мы поволокли тяжелого Йохансена на корму. Оба передних паруса парни наконец укротили и шкоты закрепили. Вот те на: тросы-то, значит, не лопнули. Как же это они вдруг сами раздернулись? Закреплены плохо были, или, может, специально кто сработал?

— Давай, давай скорее! — подгонял нас штурман.

Ну что ж, все правильно: прежде всего — дело докончить, а уж как там оно приключилось — после обмозгуем. Кряхтя от натуги, мы с Францем взгромоздили Йохансена на шканцы и уложили возле самого трапа. Что другое, а вода его здесь не достанет. Нахлебался он ее, видать, преизрядно. Я перевернул его на живот — пусть водичка вытекает.

• Предыдущая
• 33/64
• Следующая