Дар просветления - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 26

Мардана недоумевал: "Как это нужно понимать? Что это: подарок, приглашение? Как мы должны отреагировать?" Нанак засмеялся, поискал глазами, нашел лесной цветок, сорвал его и опустил в молоко. Цветок был настолько легким, что оставался на поверхности молока, даже не всколыхнув его, при этом ни одна капля не пролилась. Он жестом показал, чтобы молоко отнесли обратно.

Посланник удивился: "Как странно. Я и так не понял, зачем нужно было посылать это молоко, а теперь все стало еще загадочнее: этот чудак положил в молоко цветок". Он попросил суфия, своего мастера, объяснить ему все: "Не держи меня в неведении. Пожалуйста, раскрой секрет. Что здесь происходит?"

Старейшина ответил: "Чаша с молоком, посланная мною Нанаку, означала следующее: "Поищи себе какое-нибудь другое место; здесь и без тебя достаточно мистиков, нет никакой надобности еще и в твоем присутствии. Место переполнено, как эта чаша. Мы не можем пригласить тебя; здесь и так тесно. Поищи себе другое место". Но ему удалось опустить в молоко цветок. Этим он хочет сказать: "Я буду как этот цветок. Я не стесню вас и не помешаю вашему собранию. Я буду лишь прекрасным цветком, плывущим над вашим собранием"".

Суфийский мистик пришел к Нанаку, припал к его ногам и пригласил его на встречу - молча, без единого слова. Нанак остался в качестве гостя; ежедневно он пел свои песни, а суфии плясали, наслаждаясь. В день расставания они рыдали. Рыдал даже суфийский старейшина. Нанака пришли проводить все. Не было произнесено ни единого слова - они были лишены возможности общения посредством языка. Но у них возникло великое единение.

У просветления нет языка, Миларепа, но просветление способно передать свою радость, свое блаженство, свою правду, свою любовь и сострадание... Всё лучшее, что может испытать человек, - наивысшие вершины сознания.

Возлюбленный Ошо,

Я чувствую, что чем больше я обретаю своего внутреннего ребенка, тем глубже ты проникаешь в меня. Когда я чувствую это особенно остро, меня охватывает паника, я захлопываю дверь и сбегаю к своему сильному, взрослому уму. Я говорю себе, что не должен допустить, чтобы ты полностью завладел моей душой.

Иногда же я с удивлением обнаруживаю, что твое проникновение в мою душу помогает мне найти самого себя. Наверное, это безнадёжный случай?

Прабодх Нитьйо, твой случай не безнадежен, но ты можешь сделать его таким - это вполне тебе по силам. Все в твоих руках. Только послушай себя: "Я чувствую, что чем больше я обнаруживаю ребенка внутри себя, тем глубже ты проникаешь в меня". Именно за этим ты и пришел сюда - чтобы позволить мне проникнуть в тебя. Но вместо того, чтобы радоваться этому, ты говоришь: "Когда я ощущаю это особенно остро, меня охватывает паника, я захлопываю дверь и сбегаю к своему сильному, взрослому уму".

Нечто великое стучится в твою дверь - нечто, чего ты жаждал, ради чего приехал сюда, - но, услышав стук в дверь, ты забыл, что стремился к этому моменту, возможно, все свои предыдущие жизни. Ты говоришь: "Меня охватывает паника, я захлопываю дверь и сбегаю к своему сильному, взрослому уму". Ты говоришь себе, что не должен допустить, чтобы я проник в твою душу.

Это просто дань старой привычке.

Подобный страх испытывают практически все.

С одной стороны, ты хочешь, чтобы я трансформировал тебя. Но с другой стороны, ты боишься перемен. С одной стороны, ты стремишься к революционному обновлению, а с другой - слишком крепко держишься за старое. Выходит, что до тех пор, пока твои молитвы не услышаны, все будет хорошо.

Миллионы людей посещают храмы, церкви, синагоги, мечети, гурудвары только по одной-единственной причине - а именно потому, что нет никакого Бога, который мог бы услышать их молитвы. Если бы молитвы прихожан могли быть услышаны, никто бы и близко не подошел к храму. Всех охватила бы паника! А все потому, что впустить в себя Бога или нечто запредельное - значит подчиниться чему-то намного большему, чем ты сам.

Ты уже не владеешь ситуацией; ты подчинен - подчинен такой мощной силе, что если ты не будешь готов отказаться от своего эго, от своей личности, от своего разделения, то тебе не избежать огромного шока, страха, и ты обязательно сделаешь все, чтобы не впустить это всепоглощающее переживание в свою жизнь.

Далее ты продолжаешь: "Иногда же я с удивлением обнаруживаю, что твое проникновение в мою душу помогает мне найти самого себя". Видимо, это происходит тогда, когда я далеко от тебя и ты не боишься, что я завладею твоей душой. Ты не боишься, что я услышу тебя, что я близко; тебе не нужно захлопывать дверь и убегать, прятаться в своем взрослом уме. Но эти моменты, о которых ты говоришь, гораздо правдивее... Это именно то, о чем ты всегда просил, то, о чем ты постоянно мечтал.

Это именно тот случай. Когда я проникаю в твою душу, ты находишь себя. Глубоко внутри ты и я неразделимы, мы связаны, мы составляем одно целое. У нас одна душа. Поэтому нет разницы, кто проникает в тебя, твой внутренний ребенок, твоя собственная невинность или я: это одно и то же.

Мгновения, когда ты ощущаешь это, - благие мгновения, но они приходят лишь тогда, когда ничего не происходит, тебе ничто не угрожает, ты надежно защищен: двери закрыты, ты об этом позаботился, и твой взрослый-ум тебя верно охраняет. Но затем снова начинаются поиски, ведь ум не приносит тебе удовлетворения, не приносит тебе покоя; твой ум - не твой бог. Твой ум служит тюрьмой для тебя, а ты полагаешь, что находишься в полной безопасности.

Когда я был в американской тюрьме, в самой первой тюрьме... Ведь они постоянно переводили меня из тюрьмы в тюрьму. За двенадцать дней я обрел большой тюремный опыт - я побывал в пяти тюрьмах.

Возможно, такого еще не было: пять тюрем за двенадцать дней! Начальником первой тюрьмы был любезный пожилой человек, он мгновенно почувствовал какое-то внутреннее родство со мной. Он сказал мне: "Здесь ты в полной безопасности".

"Это, конечно, так, - ответил я, - в тюрьме действительно полная безопасность. Безопасность и тюрьма - синонимы. На свободе человеку угрожает множество опасностей, а в тюрьме тебя никто не ограбит, никто не убьет... Здесь совершенно спокойно. Ты прав, но ты сам не следуешь своему же совету".

"Что ты хочешь этим сказать?"

"В Америке двадцать процентов президентов были убиты. Это самый высокий показатель убийств во всем мире. Из пяти президентов один непременно будет убит".

"Я не понимаю, причем здесь убийства президентов?" - спросил начальник.

"Я хочу сказать, что вам следует держать в тюрьме своих президентов, а не меня. Рональда Рейгана нужно посадить в тюрьму; здесь он был бы в полной безопасности. Я же прожил всю свою жизнь на свободе. И как долго вы собираетесь держать меня здесь? Вы держите меня в тюрьме незаконно, у вас нет ордера на мой арест. У вас нет никаких свидетельств против меня, я не совершил никакого преступления. Поэтому несколько дней безопасности мне не помогут - я снова буду на воле.

Я - не важная персона. Я - не президент и не премьер-министр страны; я - не высшее духовное лицо. Мне не нужна безопасность. Ты подал прекрасную идею. Ты должен выступить с предложением в сенате, чтобы каждого новоизбранного президента немедленно помещали в тюрьму. Так вам удастся избежать двадцати процентов убийств".