Виртуальный свет - Гибсон Уильям - Страница 50
- Предыдущая
- 50/72
- Следующая
– А кофе? – оживился Райделл.
– Прошу меня извинить, – покачал головой жирный, – но Батч кончает в двенадцать, а я не умею пользоваться этой машиной. Но я могу угостить вас очень хорошим чаем.
– Да. – Шеветта предостерегающе ткнула Райделла острым, как карандаш, локтем. – Чай, пожалуйста.
Вся обстановка маленькой комнаты, куда проводил их жирный, состояла из двух стенных экранов и кожаного диванчика.
– Я сейчас, только заварю вам чай, – сказал он и удалился, притворив за собой дверь. Побрякивание стихло.
– Чего это ты там намолола про парные татуировки?
Райделл бегло осмотрел комнату. Чисто. Голые стены. Мягкое освещение.
– Теперь он отвяжется от нас, даст время повыбирать. Ну а парные – чтобы не удивлялся, чего мы так долго копаемся.
Райделл поставил сумку в угол и сел на диван.
– Так мы что, можем здесь посидеть?
– Да, нужно только вызывать образцы.
– А это как?
Шеветта взяла дистанционный пультик, включила правый экран и пошла гулять по меню. Увеличенные, с высоким разрешением снимки татуированной кожи. Минут через десять жирный принес подносик с двумя большими керамическими кружками.
– Тебе зеленый, а тебе… – он повернулся к Райделлу. – Мормонский, раз уж ты просил кофе.
– Спасибо, – неуверенно сказал Райделл, беря тяжелую, как булыжник, кружку.
– Располагайтесь поудобнее и никуда не спешите, – любезно улыбнулся жирный. – А если что потребуется – не стесняйтесь, зовите меня.
Он широко улыбнулся и ушел, помахивая пустым подносом.
– Мормонский?
Райделл с сомнением принюхался к поднимавшемуся над кружкой пару. Ничем вроде не пахнет.
– Им кофе не полагается. А в этом чае эфедрин.
– Это что, наркотик?
– Его делают из одного растения, в котором есть что-то такое, мешающее уснуть. Все точно, как в кофе.
Не до конца убежденный, Райделл решил, что чай все равно слишком горячий, и поставил кружку на пол, рядом с ножкой дивана. Девушка на экране демонстрировала дракона вроде дядиного, только этот был поменьше и не на спине, а на левом бедре. Сквозь верхнюю часть ее пупка было продето маленькое серебряное колечко. Шеветта нажала кнопку. С потного байкерского предплечья глядело лицо президентши Миллбэнк, выполненное в черно-белых тонах.
Райделл вылез из мокрой куртки, только теперь заметив разодранное плечо и белые клочья синтетической ваты.
– А у тебя есть татуировки? – он отбросил куртку в угол.
– Нет.
– Так откуда ты все про это знаешь?
– Лоуэлл. – Шеветта перебрала еще с полдюжины картинок. – Вот у него есть. Гигер.
– Какой еще гигер?
Райделл открыл сумку, достал носки и начал распутывать мокрые ботиночные шнурки.
– Художник такой. Девятнадцатого, что ли, века. Классика, самая взаправдашняя. Биомеханика. Лоуэлл сделал себе на спину картину этого Гигера «N. Y. С. XXIV».[26] – Шеветта назвала римские цифры, как буквы: «экс-экс-ай-ви». – Там вроде этого города, Сан-Франциско. Без никаких цветов, все черно-серо-белое. А он хочет еще и рукава, чтобы в масть, вот мы и зашли сюда как-то, посмотрели других Гигеров.[27]
– Слушай, – сказал Райделл Шеветте, нервно разгуливавшей вдоль экранов, – ты бы села, что ли, а то шея устала головой вертеть.
Он снял мокрые носки, закинул их в мешок с эмблемой «Контейнерного города» и натянул сухие. Обуваться не хотелось, но что если придется мотать отсюда в темпе? Райделл вздохнул, надел ботинки, начал их шнуровать, и тут, наконец, Шеветта угомонилась, села.
Она расстегнула куртку, скинула ее с плеч и потянулась; негромко звякнул болтающийся на цепочке наручник. Черная футболка с по плечо обрезанными рукавами, бледные, без малейшего признака загара руки. Шеветта перегнулась через диванчик и вроде как прислонила куртку к стенке; сшитая из жесткой, негнущейся кожи, она так и осталась стоять с бессильно обвисшими рукавами, словно уснула. Райделл остро ей позавидовал.
– Слышь, – вспомнил он вдруг, – а этот мужик в плаще – ну тот, который застрелил…
Райделл не успел сказать про волосатика на велосипеде – Шеветта больно вцепилась ему в запястье. Снова звякнул наручник.
– Сэмми. Он застрелил Сэмми, там, наверху, у Скиннера. Он… он охотился за очками, а очки были у Сэмми, и он…
– Подожди. Подожди секунду. Очки. Всем нужны эти долбаные очки. Их ищет этот мужик, их ищет Уорбэйби…
– Какой еще Уорбэйби?
– Здоровый негр, который высадил заднее окно машины – ну, когда я от них смывался. Вот он и есть Уорбэйби.
– И ты думаешь, я знаю, что они такое?
– И ты не знаешь, почему все на свете за ними охотятся?
Шеветта взглянула на него, как на лошадь, вежливо спросившую, не кажется ли ей, что сегодня самый подходящий день потратить все, какие есть, деньги на этот вот лотерейный билетик.
– Давай-ка начнем с самого начала, – предложил Райделл. – Расскажи мне, где ты их взяла.
– С какой такой стати?
Райделл обдумал вопрос.
– А с такой, что ты давно была бы на том свете – не выкинь я там, на мосту, этого идиотского номера.
Теперь задумалась Шеветта.
– О'кей, – кивнула она секунд через двадцать.
Может, в этом мормонском чае и вправду было что-то намешано, а может, смертельно усталый Райделл просто перевалил критическую черту, отделяющую обычную, вязкую усталость от парадоксальной, при которой мир становится светлым и прозрачным и ты чувствуешь себя даже бодрее, чем обычно, и сна – ни в одном глазу. Так или иначе, но он отхлебывал из кружки и слушал Шеветту, а когда она слишком уж увлекалась рассказом и забывала перелистывать образцы татуировки, то брался за дистанционный пультик сам и жал какие попало кнопки.
Если расставить все по порядку, провинциальная, без роду, без племени девчонка бросила свой захудалый орегонский городишко и двинула на юг, в Сан-Франциско. Дальше – мост. Больную и беспомощную, ее подобрал этот хромой, малость тронутый старик. Старик нуждается в уходе, она – в крыше над головой, так что все вышло ко всеобщему удовольствию. Затем она нашла себе работу – мотаться по Сан-Франциско на велосипеде, развозить пакеты. В Ноксвилле тоже были курьеры, так что за недолгую свою работу пешим патрульным Райделл достаточно насмотрелся на эту публику. То по тротуарам разъезжают, то под красный лезут, то еще какие нарушения, а задержишь такого, чтобы оштрафовать, так непременно скандал закатит. Вкалывают по-черному, но и зарабатывают вполне прилично. Сэмми, негр, которого застрелил (по ее словам, застрелил) золотозубый, тоже работал курьером, он-то и нашел ей это место в «Объединенной».
Рассказ о том, как Шеветту случайно занесло на чужую пьянку, и как она вытащила эти самые очки из кармана незнакомого мужика, звучал вполне правдоподобно. Если хотят соврать, то придумывают обычно что-нибудь другое. А тут – не «нашла», не сами в руку прыгнули, а просто взяла и сперла, по мгновенному побуждению. Достал ее этот гнусный тип – вот и вся причина. Ерунда, мелкое воровство – не окажись эти очки такими для кого-то ценными.
С другой стороны, из Шеветтиных описаний однозначно следовало, что именно этот ее «засранец» окончил жизнь с кубинским галстуком на шее, да и место событий совпадало – гостиница «Морриси». Коста-риканский гражданин германского происхождения – что, скорее всего, не соответствовало истине ни по первому, ни по второму пункту. А по состоянию на настоящий момент – труп, чей похабный портретик передали великому Уорбэйби по факсу, прямо в эту, украденную теперь сухопутными пиратами машину. Человек, чье убийство расследуют Шитов и Орловский, если они его действительно расследуют.
– Вот же мать твою, – пробормотал Райделл.
Шеветта – она все еще продолжала свой рассказ – оборвала фразу на полуслове:
– Что?
– Ничего, это я так. Да ты говори, говори.
Русские работают налево, это уж точно. Служат в убойном отделе – и косят налево. Можно поставить пачку долларов против рулона туалетной бумаги, что эти типы и вообще не задействованы в расследовании. Они организовали великому Люциусу доступ на место преступления, они залезли в полицейский компьютер, а все остальное – спектакль, рассчитанный на одного-единственного зрителя. На Райделла. Чтобы-взятый со стороны водитель не подумал чего плохого. И еще. Если верить болтовне Фредди, «Интенсекьюр» и «Дэйтамерика» – фактически одна и та же фирма. Очень, очень интересно.
26
N.Y.С. – Нью-Йорк-Сити
27
Гигер Г. Р. (р. 1940) – швейцарский художник, работающий также в театре и кино. Достойный продолжатель традиций Босха, Бёклина, Гауда, не говоря уж о Дали и Эрнсте. Для его творчества характерно сочетание машиноподобных и квазибиологнческих форм. Широким массам известен благодаря работе над фильмом Ридли Скотта «Чужой» (1979)
- Предыдущая
- 50/72
- Следующая