Ласковые имена - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф - Страница 13

– Если ты собираешься продолжать жевать этот сельдерей, положи на колени салфетку, Эдвард, – посоветовала она. – Боюсь, у тебя капает изо рта. Вообще, ты не выглядишь сегодня предупредительным. Надеюсь, у тебя в банке не случилось растраты?

– Ах, нет. Все идет прекрасно, Аврора. – Он хотел бы, чтобы появилась какая-нибудь настоящая еда. Если бы на столе была какая-нибудь настоящая еда, о ней можно было бы поговорить, и у него появился бы шанс сказать что-либо разумное, что снизило бы вероятность появления смехотворных замечаний, которые выскакивали из его рта, приводя его в замешательство.

Аврора быстро почувствовала, что ее одолевает скука, как это случалось всегда во время ланча в его обществе. Он до такой степени боялся показаться глупцом, что вообще замолчал, поддерживая разговор лишь громким разжевыванием сельдерея. Между тем Аврора по привычке занялась подробнейшим разглядыванием посетителей ресторана, но и это занятие не успокаивало. В основном, это были хорошо одетые и явно влиятельные мужчины с женщинами, которые годились своим спутникам в дочери, но Аврора сомневалась, что они были ими на самом деле.

– Хм, – фыркнула она, оскорбленная тем, что увидела. – Все не так в этой стране.

– Где? – переспросил Эдвард Джонсон, слегка вздрогнув. Он сразу решил, что что-нибудь на себя пролил, но это было трудно вообразить, поскольку он перестал жевать сельдерей и сидел, сложив руки на коленях. Разве что помощник официанта облил его чем-нибудь в отместку.

– Ах, надо сказать, признаки этого – повсюду, Эдвард, достаточно лишь открыть глаза и посмотреть, – сказала Аврора. – Мне определенно не нравится, когда развращают молодых женщин. Большинство из них, вероятно, секретарши, вряд ли они имеют какой-нибудь жизненный опыт. Наверное, когда я не могу провести с тобой ланч, ты приглашаешь молоденьких женщин, да, Эдвард?

Обвинение моментально лишило его дара речи. На самом деле, все так и было, но он понятия не имел, откуда Аврора могла это узнать, ему также было не известно, в какой степени она осведомлена, хотя знать-то было почти нечего. За четыре года, прошедшие после смерти жены, он поил и кормил не менее тридцати самых молодых и неопытных секретарш, каких только ему удавалось разыскать, питая надежду, что какая-нибудь из них под впечатлением от его должности или умения держать себя, решится с ним переспать, но все попытки оказывались тщетными. Даже самые неопытные восемнадцатилетние, только-только со школьной скамьи, без труда ориентировались с ним. Десятки сказочных обедов и ужинов с его вкрадчивыми беседами не смогли склонить ни одну из них даже к тому, чтобы он мог претендовать подержать ее за руку. По правде говоря, он был недалек от отчаяния, и его заветнейшая мечта состояла в том, что, может быть, когда-нибудь, по какому-то сердечному капризу, Аврора Гринуэй надумает выйти за него замуж и спасет его от унизительных эскапад.

– Что же ты не отвечаешь, Эдвард? – спросила Аврора, пристально разглядывая его. Предъявляя обвинение, она не имела в виду ничего конкретного. Она имела обыкновение случайно забросить удочку, просто полюбопытствовать, не клюнет ли. Те, у кого была хоть капля здравого смысла, сразу все отрицали. К отрицаниям она бывала глуха, но чаще выслушивала их безучастно, потому что за время, которое требовалось для выдумывания ложного отрицания, мысли Авроры уже блуждали далеки.

Единственным вполне глупым из возможных тактических приемов перед лицом ее обвинений было признание – и именно его-то и выбрал сразу Эдвард Джонсон. Он собирался солгать, как лгал Авроре почти по любому поводу, но когда поднял глаза и столкнулся с ее уверенным взглядом, он дрогнул. Она была единственной женщиной из тех, кого он знал, которая смотрела отсутствующим взглядом и даже выглядела рассеянной, и при этом была совершенно проницательной в истинности слов говорящего, которые первыми пришли ему на ум. Она продолжала разглядывать посетителей ресторана, не переставая полировать кольца с надменным видом, но взгляд, которым она смотрела на него искоса, безошибочно говорил, что ей известно все о его секретаршах. Признание казалось единственным спасением, и он выпалил:

– Аврора, это бывало совсем не часто. Может быть, раз в месяц, не чаще.

Аврора перестала полировать свои кольца. Она молча взглянула на него. Ее взгляд мгновенно помрачнел.

– Что-что, Эдвард? – переспросила она.

По тому, как изменилось ее лицо, он понял, что совершил грубую ошибку, нечто значительно более серьезное, чем заказ у помощника официанта. Она смотрела ему в глаза и не улыбалась. И он вдруг струсил. С Авророй ему часто приходилось пугаться, но не до такой степени. Что-то было не так, хотя «так» не бывало никогда. Он был вице-президентом банка, важным лицом, ворочал миллионами, его знали и перед ним заискивали. У Авроры не было из этого ничего. Она была известна своей ветреностью, он даже не понимал, зачем добивается ее, почему хочет жениться на женщине, перед которой пасовал. Но это происходило как-то само собой. Почему он расточал время, тратил деньги, выставлял себя глупцом ради женщины, которой боялся до смерти. Это противоречило здравому смыслу, но он был уверен, что влюблен в нее. Она внушала более глубокое уважение, чем его покойная жена – та не смогла бы отличить помпано от карпа, – но в глубине его души гнездился ужас, подлинный ужас. Он не знал, что сделать, что сказать, когда Аврора смотрела на него своими голубыми глазами. Почему в обществе мужчин он был самим собой?

Почему он не добивался преимущества, не делал ответных выпадов? Почему он испытывал беспомощность?

– Ты хочешь сказать, Эдвард, что приводишь своих женщин туда же, куда пригласил меня? – спокойно осведомилась Аврора.

– Аврора, это мелочи, – стал оправдываться он. – Это не имеет никакого значения. Это совсем не относится к делу, абсолютно. Просто секретарши. Я хочу сказать, для компании.

Он остановился. Подали помпано. Аврора встретила его в полном молчании. Метрдотель попытался предложить вино, но она посмотрела на него отсутствующим взглядом. Несколько мгновений она рассматривала блюдо, но не трогала вилку.

– Что мужчине делать, – высказал вслух Эдвард Джонсон в замешательстве то, о чем думал.

Аврора продолжала сидеть, не глядя ни на что, и Эдварду Джонсону показалось, что молчание очень затянулось. Она не трогала вилку, и он не решался взяться за свою.

– Мне кажется, ты просил меня выйти за тебя замуж, не правда ли, Эдвард? – произнесла она, глядя на него без всякого выражения на лице.

– Конечно, конечно, – выпалил он. В животе похолодело.

– Ты предлагал это серьезно?

– Конечно, Аврора, – его сердце вдруг почему-то дрогнуло. – Ты знаешь, я почти… с ума схожу… чтобы жениться на тебе. Я готов жениться хоть сегодня, прямо здесь, в ресторане.

Аврора слегка нахмурилась.

– Удачные браки не заключаются в дешевых ресторанах, Эдвард, – сказала она. – Хотя это заведение не совсем ресторан? Это скорее сераль, если я не путаю понятия. И я позволила тебе привести меня сюда?

– Женюсь на тебе прямо сегодня, – страстно повторил Эдвард Джонсон. Ее странные манеры навели его на мысль о том, что у него появился шанс.

– Хм, – сказала Аврора совершенно индифферентно. – Я надеюсь, что память не подводит меня, Эдвард. Я слишком молода, чтобы память мне отказывала. Если память мне не изменяет, ты неоднократно повторял, что я единственная женщина в твоей жизни.

– О да, единственная, – горячо подтвердил он. – Несомненно, Аврора. Даже пока Мэриэн еще не умерла, я был от тебя без ума.

– Мне кажется, было вполне достаточно оскорбить меня, Эдвард, – заметила она. – Я полагаю, не стоило заходить дальше и оскорблять еще и память твоей покойной жены. Я уверена, ей хватало обид при жизни.

– Нет, нет, прости, я неправильно понял. Я не хотел тебя обидеть, – сказал Эдвард Джонсон. Он понятия не имел, что ему говорить. – Для меня это последнее дело.

Аврора стала как ни в чем не бывало складывать салфетку.