Пора, мой друг, пора - Аксенов Василий Павлович - Страница 42
- Предыдущая
- 42/42
– Глупые вы ребята!
Опять вдвоем в кабине грузовика возвращались Марвич и Валера в Березань.
– Ты разбираешься в людях, Валера? – спросил Марвич.
– Не до конца, – ответил Валера.
Привалившись к дверце, Марвич задремал и только иногда сильно вздрагивал во сне.
10
Всеобщее оживление и смех вызвало падение с грузовика большого зеркального шкафа. Батюшки, он угрожающе накренился – и напрягся, раздулись мышцы ребят, на гладкой коже добровольцев-грузчиков выпятились и стали лиловыми балтийские и черноморские якоречки, могучие сердца, пронзенные стрелами лукавого Эрота, и «не забуду мать-старушку», и – поехал-поехал-поехал вниз и вбок, зеркало огромной своей поверхностью на миг отразило все солнце сразу, а в следующий миг – все голубое небо сразу, а в следующий момент – много молодых комсомольских лиц, глаза и рты в веселом ужасе, хозяина шкафа, в восторге бросившего шапку в небо, и шкаф грохнулся углом наземь, повалился, чуть разъехавшись по швам, но сохранил всю свою мощь и внутренний свет и словно объявил, как большое радио: «Поздравляю с праздником!»
Это назвалось так: «Сдача в эксплуатацию жилого массива для семей строителей Березанского металлургического комбината». В толпе, запрудившей жилой массив, было много наших знакомых.
11
Заключительные диалоги
Таня и Марвич.
– Сияешь?
– Тихо сияю.
– Сияешь, как блин, – сказала Таня, косясь.
– Я рад. Я траншею для них копал.
– Ну и что?
– Как что? Горячая вода. Стирка, баня, мытье посуды.
– Только из-за этого сияешь?
– Из-за тебя. Я тебя люблю на целый век, милая, милая, милая...
– Мы ведь с тобой в разводе.
– Суда еще не было. Суд не состоялся за неявкой истца.
– Кто это истец?
– Я истец.
– А я кто?
– Ты истица.
– Истец и истица. Хорошая парочка.
Марвич и Горяев.
– Я мало еще пережил, мало видел людей.
– Флобер всю жизнь провел на одном месте.
– Ну, уж вы и сказали – Флобер!
– Как вы относитесь к моим работам?
– Положительно. Вы...
– Старик, я профессионал, вы понимаете? Я не хвастаюсь, просто у меня такой разряд.
– Вас не пугает аморальность нашего ремесла?
– То есть?
– Помните у Брюсова: «Сокровища, заложенные в чувстве, я берегу для творческих минут»? Бр-р-р!
– Что делать, такова наша судьба. Если хотите, это героизм.
– А если перевернуть этот тезис наоборот?
– Ах вот как! Оригинально, но не профессионально. Для чего вы пишете?
– Может быть, для того, чтобы разобраться в своей жизни.
– А другим это интересно? Читателям?
– Я ничем не отличаюсь от них. Я – один из них.
– Старик, оставим этот спор. Он бесплоден.
– И туманен.
– Салют!
– Салют!
Марвич и Мухин.
– Мухин, ты все время думаешь о войне, да?
– Часто. А ты?
– А для меня война – голодное пузо и весенняя кашица в драных американских ботинках. У нас был «литер А», но все равно не хватало: родственники съехались со всего мира. Я ведь маленьким тогда был, Мухин.
– А мне все кажется, что и ты воевал, и Сережа тоже. Наверное, потому, что лет своих не вижу. Знаешь, как будто вы мои кореша еще с лодки.
– Мы оба?
– Ага. Все-таки чудиком я был, чудиком и остался.
Югов и Марвич.
– Валька, насчет Таймыра Тамарка категорически.
– Что ты, Сережа, все насчет Таймыра хлопочешь? Нам еще здесь больше года вкалывать.
– Понимаешь, с одной стороны, семья и требуется оседлая жизнь, а с другой – каждый день снимать номерок и вешать на одном месте, это мне не светит.
– Да, я понимаю, и дочка у тебя.
– Ага, а земля-то большая.
– И Тамара.
– Море в меня влезло, в ярославского мужика, – вот в чем дело, беда.
– А что, если...
– Есть идея? Выкладывай?!
Марвич и Кянукук.
– Молодец, что успел. Давай вещички! Все дела? Богато живешь.
– Поехали, Валя, да?
– Куда мы едем, Валя?
– Предупреждаю, у меня бензин на нуле.
– Ничего, у меня еще есть на два-три выхлопа.
– Ночь, Валя.
– Что?
– Ночь. Темно. Хорошо ехать.
– Ты прав, хорошо ехать к друзьям.
Таня и Марвич.
– Валька, зачем ты тогда уехал в этот леспромхоз, оставил меня?
– Мне надо было побыть одному, – медленно проговорил Марвич.
– Ты и дальше будешь так исчезать иногда, таинственно испаряться?
– Наверно.
– Веселенькая передо мной перспектива, – вздохнула она.
12
Предчувствия близкой разлуки, кап-кап-кап – каплет с рукомойника в тишине, мне надо уезжать, ну что ж, настрой получше, вот так хорошо. Когда мы встретимся? Осенью отпуск, а у меня как раз съемки, я приеду туда, смешно, да, смешно, все тебе смешно, сплошные банальности, любовный шепот, здесь цветут цветы? А почему же нет? Забавный вагон, он едет? Все время едет, ночь на колесах, шум ночной смены, ты и я – это огромно, а если сощуриться? Тогда нас и не видно совсем, мир велик, а иногда мал. Ты любишь Пушкина? Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит...
1963 г.
- Предыдущая
- 42/42
