Ведьмин Лог - Вересень Мария - Страница 37

• Предыдущая
• 37/106
• Следующая

Поняв, что высидеть ночь на болоте в бездействии – дело невозможное ввиду крайней скучности этого занятия, Илиодор решил попытать удачу. И пошел куда глаза глядят, стараясь держаться тех мест, где имелись кусты и деревца. Редкие комарики что-то ласково гундосили ему на ухо, он посвистывал, чутко прислушиваясь к тишине в надежде, что мяукнет кошка, или новые знакомые подадут голос, или замаячит где-нибудь впереди живой огонек. Как-то вдруг к месту вспомнилась теория одного миренского академика о том, что синие болотные огни есть не что иное, как горение болотных газов или светлячки, принимаемые суеверными людьми за души умерших.

Синих огоньков вокруг роилось великое множество, но ни один из них в теорию миренца не укладывался, не горело ничего на болоте, зато хихикало и бегало, шлепая босыми пятками по холодной воде. Пару раз он останавливался, чтобы позвать болотных жителей и порасспросить их: не видали ли они великана, стащившего храмовую кошку? Но болотники смущались и не выходили, мало того, погасили свои огоньки! Так что в конце концов он остался и без их компании.

– Какие ж вы странные люди, – почесал в затылке Илиодор: в присутствии огоньков он хотя бы мог предполагать, в какую сторону идти не надо. Теперь же любая дорога делалась одинаково непредсказуемой.

Найдя относительно сухой лесок, посреди которого даже имелся родник, обложенный белым камнем, он напился, сел и честно предупредил всех болотников:

– Щас я буду петь песни, а голос у меня противный, так что вы либо делайте что-то, либо терпите, – и завопил:

В болоте что-то изменилось, Илиодор услышал, как издалека кто-то бежит к нему, вытягивая одно истошное, бесконечное:

– О-о-о!!!

Он быстро пошел навстречу и, когда крик стал уж совсем нестерпим, уперся в землю посильнее, понимая, что кричащий сейчас его сомнет, выставил черенок лопаты, как копейщик, вперед и зажмурился, ожидая столкновения. Хек! – врезался в него на всем бегу уланский командир, а Илиодор улыбнулся:

– Какая встреча! А со мной, знаете ли, приключился забавный случай: остался как дурак один и не знаю дороги.

Улан беззвучно раскрывал рот, вися на черене, Илиодору стало неудобно перед человеком. Он бережно вынул из одной его руки пищаль, самого его приобнял, взваливая на плечо, и, видя, что улан совершенно одурел от здешних достопримечательностей, решил, что лучше будет отвлечь его разговором.

– Как вы находите эти болота? Людное место, не правда ли?

Улан дернулся на его плече, всем видом показывая, что эта тема для него болезненна и неприятна, а стало быть, ему есть о чем порассказать, но перед этим он, цепко ухватив Илиодора за грудки, потребовал:

– А ну клянись Пречистой Девой, что ты есть Князь Златоградский.

Илиодор невольно задумался, поскольку таковым никогда не являлся. То есть маменька-то его с детства уверяла, что он если не правнук, то племянник-то Императора наверняка. Но закавыка заключалась в том, что ни один из императорских племянников никак не желал именовать его братцем.

– А знаете, господин улан, давайте-ка я вам расскажу, как мы познакомились с Адрианом Якимовичем, – предложил он, не желая из-за пустяков клятвопреступничать.

«Нечисть он», – сразу понял улан, и ноги его сделались мягкими, а мысли – податливыми.

– Знаете ли вы князей Костричных? Ну, тех самых Костричных, что подавляли крестьянский бунт в Мыжге…

Эту историю Илиодор рассказывал много раз разным людям, доведя ее до такого совершенства, что при многих дворах князей Костричных почитали за реальных, удивляясь причудам и злоключениям этой несчастной, но благороднейшей семьи. Бывало, даже переписывались. А когда те «оказывались в нужде», то и деньги слали. Поэтому за благополучие матушки во время отъездов Илиодор никогда не волновался. Чего стоило хотя бы императорское письмо с благодарностью за долгую безупречную службу.

Так, за рассказами, они и заблудились совсем. Полагая, что чем гуще лес, тем дальше от болота, Илиодор, сам того не заметив, завел улана в сущие дебри. А потом и вовсе угодил в распадок, переходящий в овраг, из которого выбраться казалось немыслимым и оставалось только топать и топать вперед. Тем удивительнее было им найти вдруг у себя на дороге целый двор с постройками, огороженный отчего-то острыми кольями, которые, правда, стояли так далеко друг от друга, что, лишь напрягши фантазию, это можно было принять за забор.

– Эй, хозяева! – начал барабанить в дверь Илиодор, справедливо полагая, что глубокой ночью людям полагается спать. И ошибся, потому что хозяин, а был это сухой и сморщенный старик с нечесаными патлами и длинной бородой, сидел на завалинке, покуривая трубку.

– И кого ж это ко мне на ночь глядя принесло? – поинтересовался он, вставая, а с колен его спрыгнул матерый черный котище со злющими зелеными глазами. «Колдун», – отчего-то сразу подумал Илиодор и широко улыбнулся незнакомому человеку:

– Вот, заплутали мы в ваших краях. Гуляем, как в трех соснах, и все до Малгорода добраться не можем.

Старик присвистнул:

– Эк вас занесло! – и, поднявшись по крыльцо, отворил перед гостями дверь. – Ну проходите. – И еще раз хмыкнул. – Малгород… да тут если по сухой дороге, то только завтра к вечеру доберетесь.

Избушка оказалась не то чтобы неухоженной, но такой, какая бывает у бобылей. Вроде и топлена, но пахнет сыростью, вроде и чисто, а лавку, прежде чем сесть, хочется рукавом обтереть. Старик покосился на них, потом спросил:

– Голодные небось?

Илиодор радостно закивал:

– И голодные, и спать охота. И от винишка, если есть, не откажемся.

Старик, как раз полезший в печь за угощением, сначала удивленно замер, а потом засмеялся и, ласково погрозив Илиодору пальцем, быстро нырнул в простенок за печью, сразу как-то оттаяв. Проворно зашевелился, явив на свет и угощение в виде горшка каши, и бутыль с чем-то мутным.

– Это что? – отстранился было улан, но Илиодор ткнул его в бок, а хозяин уверенно заявил:

– То что надо, – и быстро разлил жидкость из бутыли по трем стаканам, которые были хоть и из мутного стекла, но с какими-то гербами. – Ну, за встречу, – провозгласил он, поднимая свой стакан.

Улан мрачно опрокинул в себя жидкость и, почерпнув из горшка ложкой холодной каши, заел угощение. Илиодор тоже было отпил, но, заметив, как заинтересованно и хитро глядит на него старик, отчего-то не стал глотать, лишь сделал вид, замешкавшись и не зная, как теперь быть с кашей.

– Хороша? – спросил хозяин, кивая на бутыль.

Илиодор кивнул головой, чувствуя, как стремительно немеет горло, расслабляются мышцы и проклятущее непонятное пойло скатывается-таки по капельке в желудок. Кот, муркнув, потерся о грязный сапог, и осчастливленный Илиодор метнулся к нему, делая вид, что почесывает его за ухом, а сам незаметно сплюнул между половиц, однако, разогнувшись, качнулся так, словно пьянствовал с уланом здесь всю ночь.

Приятно зашумело в голове, дом показался чистеньким и уютным, а нечесаный старикашка – благообразным старцем. Взяв ложку, Илиодор решил покрепче закусить, рука ему показалась очень длинной и смешной. Он хотел сдержаться, в результате фыркнул, и это фырканье было так похоже на конячье, что он против воли захохотал в голос. Старец поддержал его дребезжащим тенорком, тоже наваливаясь на кашу, и они какое-то время, забавы ради, посражались ложками, отбирая друг у друга еду. Кот осуждающе смотрел на них с пола, пока уланский командир, до этого бессмысленно качавшийся на лавке, не вскочил, громогласно рявкнув:

– Ха-ха-ха! – и рухнул на пол.

Вот тут уж они с дедом удержаться не смогли, начав истерично, до икоты и слез ржать.

– Ох и вещица эта мухоморовка, – вытирал слезы дед, – ох и вещица!

• Предыдущая
• 37/106
• Следующая