Небесные творцы - Герберт Фрэнк Патрик - Страница 26
- Предыдущая
- 26/41
- Следующая
Наблюдая за руками Фраффина, Келексел подумал: “Рука не должна главенствовать над рассудком”.
– Вы смеётесь, – произнёс Келексел. – Вы находите меня смешным.
– Не вас конкретно, – отозвался Фраффин. – Многое забавляет меня – убогие существа моего закрытого ограниченного мира, делающие счастливыми тех из нас, кто не может расслышать предупреждения относительно нашего собственного вечного существования. Ведь все эти предупреждения не могут иметь отношения лично к вам, не так ли? Вот, что я вижу, и вот, что меня забавляет. Вы смеётесь над ними, не понимая, в чём причина смеха. Ах, Келексел, вот где мы прячем от самих себя секрет нашего собственного умирания.
– Мы не умираем! – воскликнул ошеломлённый Келексел.
– Келексел, Келексел, мы смертны. Каждый из нас может остановить своё омоложение и тогда он станет смертным. Станет смертным.
Келексел сидел, не в силах произнести ни адова. Директор был безумен!
Что касается Фраффина, то сначала произнесённые им слова пенящейся волной захлестнули островок его рассудка, затем волна откатилась, и он ощутил приступ бешеного гнева.
“Я разгневан и в то же время полон раскаяния, – подумал он. – Никто из Чемов не сможет воспринять подобную мораль. Я виноват перед Келекселом и всеми другими созданиями, которыми я двигал без их согласия. На месте каждой головы, которую я отсек, выросли пятьдесят новых. Слухи? Собиратель слухов? Я – существо с чувствительными ушами, которые до сих пор слышат, как нож режет чёрствый хлеб в комнате виллы, которой давно уже нет”.
Он вспомнил свою женщину – темнокожую экзотическую хозяйку его дома в Риме. Она была не выше его ростом, малопривлекательная с точки зрения местных жителей, но самая прекрасная в сто глазах. Она родила ему восемь смертных детей, их смешанная кровь растворилась в других потомках. Она состарилась, её лицо увяло – это он тоже помнил. Она дала ему то, что не мог дать никто другой: долю удела смертных, которую он считал своей.
“Чего только Первородные не отдали бы, чтобы узнать об этом маленьком эпизоде”, – подумал он.
– Судя по тому, что вы сказали, вы – сумасшедший, – прошептал Келексел.
“Ну, вот, мы и перешли к открытой борьбе, – подумал Фраффин. – Наверно, я слишком долго вожусь с этим болваном. Может, следует рассказать ему, как он попался в нашу ловушку”. Но Фраффин сам попался в ловушку собственной ярости и не владел сейчас своими эмоциями.
– Сумасшедший? – спросил он, усмехаясь. – Говорите, мы, Чемы, бессмертны. А как нам удаётся быть бессмертными? Мы снова и снова омолаживаем себя. Мы достигли предельного состояния, заморозили процесс старения нашего организма. Но на какой стадии развития, на чём, Келексел, мы остановились?
– Стадии? – Келексел ошеломлённо уставился на него. Слова Фраффина обжигали, как горящие угля.
– Да, стадии! Достигли мы зрелости, прежде чем заморозить себя? Я думаю, нет. Созревая, мы должны расцветать, давать побеги. Мы не расцвели, Келексел.
– Я не…
– Мы не производим чего-то прекрасного, доброго, чего-то, составляющего сущность нас самих! Мы же даём побегов.
– У меня есть потомство!
Фраффин не смог сдержать смех. Отсмеявшись, он повернулся к заметно рассерженному Келекселу.
– Нерасцветший росток, незрелость, воспроизводящая сама себя, – и этим вы хвастаетесь. Какой же вы посредственный, пустой и напуганный, Келексел.
– Чего я должен бояться? – воскликнул Келексел. – Смерть не может коснуться меня! ВЫ не можете коснуться меня!
– Но только не изнутри, – значительно произнёс Фраффин. – Смерть не может коснуться Чема, если она не садит в нём самом. Мы – независимые личности, надёжно защищённые от любой угрозы, но только не от самих себя. Росток далёкого прошлого, скрытый в каждом из нас, зерно, которое шепчет: “Помнишь? Помнишь, когда мы можем умереть?”
Келексел вскочил, будто подброшенный пружиной, глядя на Фраффина широко открытыми глазами.
– Вы сумасшедший!
– Сядьте, ПОСЕТИТЕЛЬ, – негромко и отчётливо сказал Фраффин. “Зачем я вывел его из равновесия? – мысленно спросил он себя. – Чтобы оправдать собственное действие против него? Если так, то я должен дать ему какое-то оружие, чтобы хоть как-то уравнять наши шансы”.
Келексел опустился на свой стул. Он напомнил себе, что Чемы, как правило, защищены от самых причудливых форм безумия. Правда, никто не мог знать, насколько сильны и необычны стрессы в такой обстановке, на аванпосте, при постоянном контакте с чужой цивилизацией. Им всем потенциально угрожает психическое расстройство – следствие скуки. Возможно Фраффин поражён каким-то родственным синдромом.
– Давайте поглядим, есть ли у вас совесть, – сказал Фраффин.
Это предложение было настолько неожиданным, что Келексел не нашёлся, как на него ответить и только вытаращил глаза. Однако, возникшее внутри неприятное ощущение пустоты сигнализировало о скрытой в словах Фраффина угрозе.
– Какое зло может скрываться вот в этом? – спросил Фраффин. Он повернулся. Позади его стола на шкафу стояла ваза с живыми розами, которые принёс кто-то из членов экипажа. Фраффин посмотрел на розы. Они уже полностью распустились, опавшие кроваво-красные лепестки напоминали гирлянды на алтаре Дианы. “В Сумерии давно уже не шутят, – подумал он. – Кончилось время для шуток, больше мы не разбавляем глупостью мудрость Минервы”.
– О чем вы говорите? – удивлённо спросил Келексел.
Вместо ответа Фраффин надавил контрольную кнопку пульта управления. Пространственный репродьюсер, тихо загудел, заскользил по комнате, как гигантский зверь, и остановился справа от Фраффина, так, чтобы им было хорошо видно все пространство.
Келексел не отрывал глаз от устройства, во рту у него пересохло. Машина из легкомысленного развлечения неожиданно превратилась в агрессивное чудовище, готовое в любой момент поразить его.
– Это была глубокая мысль, дать одну из этих машин вашей домашней любимице, – с издёвкой сказал Фраффин. – Давайте полюбопытствуем, какой сюжет смотрит она сейчас.
– Какое это имеет отношение к нам? – резко спросил Келексел. Злость и неуверенность отчётливо слышались в его голосе, и он знал, что Фраффин отлично понял его состояние.
– Увидим, – сказал Фраффин. Он осторожно, почти нежно повернул контрольные рычажки, находящиеся в пределах его досягаемости. На сцене возникла комната – длинная, узкая, с бежевыми оштукатуренными стенами, с размытым коричневым потолком. На переднем плане находился дощатый стол, покрытый следами от потушенных об него сигарет. Стол был вплотную придвинут к тихо шипящему, полускрытому красно-белыми шторами радиатору парового отопления.
За столом лицом друг к другу сидели двое.
– Ага, – сказал Фраффин, – смотрите. Слева сидит отец вашей зверюшки, а справа находится человек, за которого она вышла бы замуж, если бы не вмешались мы и не переправили её вам.
– Тупые, никуда не годные создания, – презрительно усмехнулся Келексел.
– Как раз сейчас она смотрит на них, – сказал Фраффин. – Этот сюжет воспроизводит её репродьюсер… которым вы так предупредительно её снабдили.
– Я не сомневаюсь в том, что она вполне счастлива здесь, – заявил Келексел.
– Тогда почему бы вам не отказаться от применения манипулятора? – спросил Фраффин.
– Я сделаю это, когда она будет полностью под контролем, – ответил Келексел. – Когда она окончательно поймёт, что мы можем дать ей, ока будет служить нам, испытывая не только удовлетворение, но и глубокую благодарность.
– Конечно, – согласился Фраффин. Он внимательно разглядывал профиль Энди Фурлоу. Тот говорил что-то, его губы шевелились, но Фраффин не включил звук, и понять, о чём идёт речь, было невозможно. – Поэтому она и смотрит сейчас эту сцену из моего текущего произведения.
– Что может теперь привлекать её в этой сцене? – спросил Келексел. – Очевидно, её захватывает мастерство постановки.
– Разумеется, – сказал Фраффин.
Келексел присмотрелся к сидящему справа участнику действия. Неужели это отец его любимой игрушки? Он обратил внимание на обвисшие веки туземца. Это было существо с тяжёлыми чертами лица, окутанное атмосферой скрытности. Абориген походил на очень крупного Чема. Как это создание могло быть родителем его изящной, грациозной любимицы?
- Предыдущая
- 26/41
- Следующая
